Читаем без скачивания Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Всегда веселые, подвижные дети, отталкивающего вида калеки, полуотрешенные от мира старики совершенно ничем не занимались. Они только в полглаза глядели и подмечали, что происходит поблизости. А Сильвестр Астанаев в конечном итоге имел полную картину того, чем занят Голиков, сколько его бойцов отправилось в какую сторону, что давали солдатам на обед

Таких агентов наружного наблюдения у Астанаева были сотни — практически в каждом селе, где время от времени появлялся Голиков. Платили им царской серебряной мелочью. Задерживать и допрашивать их было бессмысленно. Они ничего не знали. Наказывать их тоже было не за что: они же ничего плохого не сделали.

Когда агентов нанимали, люди Астанаева им говорили: «Смотри во все стороны. Потом расскажешь». Они смотрели. Невесть откуда появлялся начальник с мелочью в кармане. Каждый наблюдатель сообщал об увиденном, получал свою монету, клал ее за щеку.

Никитин и Голиков, естественно, обсуждали ситуацию. Им требовалось для нормального существования хотя бы проредить тучу этой мелкой агентурной мошкары.

Ни о каких расстрелах разговора не шло. О судах, тюрьмах тоже. Максимум, на что можно было решиться, — схватить десятка полтора наиболее назойливых и знакомых, подержать взаперти несколько дней. Потом отпустить.

Но сразу возникли вопросы: «Куда поместить?.. Кто станет охранять?.. Чем этих задержанных кормить?..» Солдатский рацион был скудным. Регулярное питание арестованных в котловое довольствие отряда не закладывалось. Перестать сносно кормить своих бойцов Голиков тоже не мог. У них была очень большая нагрузка.

Присмотрели в конце концов помещение. Обзавелись провиантом. Особая охрана не требовалась. Задержали десять или двенадцать человек. А получилось невообразимое. Часа через два в деревне появились сразу 50 или 60 человек. Они объявили себя родственниками задержанных. Пришельцы хором плакали и жаловались, что все арестанты больны. Было очевидно, что завтра плакальщиков будет в два раза больше. Аркадий Петрович был вынужден всех задержанных отпустить.

Можно только удивляться, что Голикову удавалось обманывать этих соглядатаев, ускользать от всевидящих детских и старческих глаз, тайно встречаться со своими агентами, с той же Настей, тем же Кузнецовым или информаторами помельче.

Эти толпы разведмошкары попутно становились одним из раздражающих средств психологической войны, которую вел Соловьев. Постоянное присутствие враждебных людей рядом призвано было, среди прочего, душевно изматывать Голикова.

Вторую категорию агентов составляли люди, которые получили кое-какую разведподготовку, могли что-то осмыслить и сопоставить. Им, естественно, и платили немного больше.

Предметом постоянной охоты Голикова и Никитина были «цепные псы» Астанаева и Соловьева. Главные особенности элитарных разведчиков были такие: национальная принадлежность — хакасы, род основных занятий — охотники-следопыты. Большинство имело хотя бы начальное образование. Все сносно говорили по-русски. Обладали огромной физической силой и большой отвагой. Многие отличались быстрым, ясным, изобретательным умом.

Эти не сидели возле дорог под видом калек. Ловить их приходилось через подкупленных единоверцев, астанаевских информаторов «среднего звена». Держались пойманные разведчики на допросах с достоинством. Находясь под замком, изобретали способы побега. Иногда побеги удавались.

Десятки биографов-лжецов — от Бориса Закса до Владимира Солоухина — утверждали: Голиков из-за скверного характера и склонности к садизму не хотел давать бойцов для конвоирования пленных. Голиков предпочитал пленных расстреливать.

Мы с вами, читатель, уже убедились: эти утверждения вранье. Мелких лазутчиков Голиков не наказывал, не расстреливал. Но проблема «Что делать с агентурной мошкарой? Где их держать? Каким образом наказывать?» существовала для него каждый день.

Говорю всем: поставьте себя на место восемнадцатилетнего начальника боевого района.

Поставили? В таком случае решите два вопроса. Первый. Как вы организуете оборону Ачинско-Минусинского боевого района на площади 100 на 100 километров, или 10 000 квадратных километров?.. Вся «живая сила» — 124 человека.

Второе: где вы возьмете 20 конвоиров для регулярной доставки пленных через тайгу, если у вас ежедневно под рукой всего 40 бойцов? Если главное для вас — охота на Соловьева?

Между тем, для самого Аркадия Петровича ситуация становилась до трагизма тупиковой. Судите сами:

• отправлять пленных в штаб Голиков не имел возможности, мы в этом убедились;

• держать у себя не было условий: нет помещения, некому охранять, нечем кормить. Сибирское изобилие давно кончилось;

• расстреливать пленных только для того, чтобы избавиться от них, — такое решение даже не приходило ему в голову;

• отпускать лазутчиков «просто так» было бы ошибкой: его доброту расценили бы как проявление личной слабости человека и командира.

Воздадим должное мальчишке-командиру: выход он нашел.

Захваченные лазутчики среднего звена в большинстве случаев были малограмотны и бедны. Помогать Соловьеву и следить за Голиковым они соглашались ради заработка. Но купить даже за полученные деньги было нечего. Магазинные прилавки были пусты. Именно в это время Голиков нашел сразу два решения.

Первое: он стал предлагать лазутчикам перевербовку, то есть оплачиваемую работу. Перевербовка избавляла Аркадия Петровича от великого множества забот: от необходимости конвоирования, от необходимости расстреливать.

К расправе с лазутчиками на месте, вольно или невольно, его толкали как Иван Соловьев, который подсылал агентов десятками, так и командующий войсками ЧОН губернии Владимир Какоулин, который не давал красноармейцев для отправки пленных в штаб. Голиков сделал все, чтобы такого способа избавления от пленных избежать.

Второе решение (воздадим должное методичности ума Аркадия Петровича в 18 лет!): он придумал, как сделать перевербовку привлекательной, и стал платить «двойникам» не деньгами, пусть даже царскими, как платил Соловьев (для этих целей штаб ЧОН имел и золото, и серебро), а промтоварами, прежде всего мануфактурой, рыболовными крючками, галантереей.

Каждый перевербованный получал мандат — полоску материи с рукописным текстом: мол, такой-то является моим агентом. И подпись: «Арк. Голиков»…[140]

Со сведениями различной полезности и за платой к Голикову возвращались немногие. Сколько — сегодня подсчитать невозможно. Голиков никакой письменной картотеки не вел: все держал в своей могучей памяти. Ведь у него не было ни письменного стола, ни сейфа, ни тайника в горах, куда можно было бы прятать списки агентов. Но отпущены домой были многие десятки местных жителей.

Если двойной агент возвращался хоть с какими-нибудь сведениями о Соловьеве и банде, он тут же получал свою плату. Тех, кто его обманул, Голиков не искал и не преследовал.

Перевербовка стала формой щадящего отношения к пленным, которые оказались случайно вовлечены в водоворот войны, но не представляли серьезной опасности. Тонкость замысла Голикова-психолога состояла еще и в том, что перевербованный, опасаясь мести Астанаева, как правило, никому не рассказывал о случившемся и о своих обещаниях помогать комбату. И в качестве агента Соловьева он уже мало чего стоил.

Но среди тех, кого ловили контрразведчики Голикова, оказывались высокие профессионалы и просто опасные люди. Их можно отнести к третьей категории. О судьбе каждого пленника такого уровня Аркадий Петрович дал следователю Коновалову подробное разъяснение.

Об одном жителе стало известно, что он хранит оружие. Сделали обыск. Оружия не нашли. Зато обнаружили два ящика винтовочных патронов. Допустим, самому хозяину боеприпасы были не нужны. Тогда кому? Было очевидно: патроны предназначались Ивану Николаевичу.

Но за владельца ящиков с боеприпасами заступились соседи и председатель сельского совета. У Голикова имелись серьезные возражения… но рассекреченный лазутчик уже не так опасен. Голиков пошел навстречу общественному мнению и оставил хранителя боеприпасов на свободе.

Однако Соловьев довольно скоро понял: комбат — не мальчик. И агентов стал к нему подсылать самых лучших. Голиков и Никитин лучших ловили тоже.

Когда разведчики Никитина стали регулярно отлавливать агентов-профессионалов Соловьева, опять возникла старая проблема: «Где их держать?»

Голиков со своим отрядом переходил из села в село. У него не было постоянного штаба. Естественно, не было капитального здания, чтобы держать арестованных. Обычные коровники и сараи для этого не годились.