Читаем без скачивания Вариант "И" - Владимир Михайлов

— Уяснил. Трогаюсь.

— Будьте здоровы.

— Взаимно.

Я ответил так не только из вежливости, но потому, что знал: в этой операции Иванов будет участвовать лично. Это был его любимый вид спорта — с молодости и по сей день: устройство ловушек.

Все шло более или менее гладко. Отъезжая от стоянки, я не оглядывался; в этом не было никакой нужды, поскольку компьютер и так показывал, как выглядит движение у меня за спиной. Действительно это смахивало на правительственный кортеж: шесть машин шли за мною, как привязанные. Не в кильватерной колонне, разумеется, но с соблюдением и дистанции, и разбросанности по рядам — всего того, что требуется, чтобы не вызывать излишних подозрений. Тем не менее при желании я бы их достаточно легко стряхнул, но сейчас от меня требовалось как раз обратное. Выехав на Кольцо, я сбавил газ, прополз мимо троллейбусной остановки и остановился на ближних подступах к мосту. Стоянка тут запрещалась, даже остановка, но сейчас это играло в мою пользу. Я выдернул один из проводов зажигания, потом несколько раз повыл стартером, изображая неудачную попытку запустить движок, включил аварийные огни и вылез. Кортеж — за исключением одной машины — успел уже обогнать меня, и я краем глаза следил, внутренне усмехаясь, за их попытками как-то выбиться из потока, чтобы их не унесло вообще черт знает куда. Это привело к одному столкновению впереди, наверняка не случайному. А та машина, что успела затормозить, не доехав до троллейбусной остановки, стояла неподвижно; никто оттуда не выходил, ждали, видимо, действий с моей стороны. К ней уже медленно приближался милиционер. Дальнейшего я не видел: длинный троллейбус прибыл на остановку, заслонив их от меня — но и меня от них, разумеется. Я использовал это мгновение, чтобы выскользнуть из машины и быстро оказаться на тротуаре. Теперь нельзя было дать им потерять меня из виду: наживка должна вести себя соответственно, трепыхаться — но оставаться на леске. И сейчас я, как и предполагалось, спокойненько пойду пешком по мосту, прикрывая лицо от встречного ветра…

Я и пошел. Позади едва уловимо даже для тренированного слуха стукнули два выстрела — через хорошие глушители. Я не оглянулся: стреляли не по мне. Да и прохожие — их на мосту была самая малость — не очень встревожились. Москва только начинала отвыкать от повседневных обменов свинцовыми любезностями.

Все, что делаешь, надо стараться делать с удовольствием. Хотя мне не очень-то нравилось — перейдя реку, медленно идти по многолюдной улице, зная, что сейчас одни охотятся за тобой, а другие — за этими охотниками.

Но раз другой возможности у меня сию минуту не было, стоило постараться и в этой обстановке извлечь из окружающего максимум удовольствия и даже больше, чем могла бы дать обычная прогулка в условиях полной безопасности и освобожденности от мирских забот. Дни за эту весну успели подрасти, но все еще смеркалось довольно рано, и на улицу понемногу оседали сумерки. Давно, очень давно не приходилось мне вот так бродить по Москве, радуясь и досадуя, узнавая и не узнавая. Отсюда, с тротуара, город показался мне вдруг совсем иным, чем из окна машины. А если сравнить эту Москву с той, которую я покинул больше двадцати лет назад… Небо над Москвой раньше было темным — разве что в облачную погоду нависал над нею темно-багровый купол отраженного света.

Сейчас было иначе: мне показалось, что я попал в центр Галактики.

Наверху, в трудноопределимой высоте, парило множество огней, поднималось, опуска-лось, свивалось в кольца, овалы и спирали, пересекавшиеся на разных высотах, в разных плоскостях под самыми немыслимыми углами. Автомобильные и монорельсовые трассы, коридоры для вертолетов, выше — аэростаты регулирования; все это как бы опиралось на вертикальные ячеистые колонны света — многочисленные теперь небоскребы.

Стоило бы остановиться и просто постоять, глядя на этот праздник иллюминации. Но останавливаться нельзя было, и, чтобы не налетать поминутно на людей, пришлось не задирать голову и идти, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, рассчитывая на то, что чем темнее становится, тем в большей безопасности я нахожусь. Если бы только темнело! Но энергию на освещение улиц здесь, кажется, жалеть перестали.

Если бы выключили внезапно все фонари — одних только витрин с достатком хватило бы, чтобы в любом месте тротуара читать набранный нонпарелью текст.

Витрины невольно вызывали любопытство. Ассортимент предлагаемого на первый взгляд не очень изменился; упаковки с надписями на английском по-прежнему преобладали. Но названия фирм были уже не те, что пару лет назад, и человеку понимающему это говорило достаточно много. Иные из фирм, располагавшихся и производивших товары в Штатах, давно уже принадлежали японцам, другие были перекуплены саудянами. С последними получалось и вовсе забавно: товары эти продавались в России, прибыль шла, предположим, в Эр-Рияд, откуда в виде кредитов и инвестиций возвращалась нынче в ту же Россию, образуя своего рода малый круг кровообращения. Этому можно было только радоваться.

Я продолжал шагать; все вокруг выглядело — ну не то чтобы спокойно, однако, во всяком случае — обычно. Не было поводов падать на асфальт и отползать за укрытие. Близился час начала спектаклей; я проходил мимо открытого после моего отъезда на запад театра на Зубовской площади. Там давали «Рубаят» по Омару Хайяму. Ставить поэзию на сцене у цас умели уже давно, к Хайяму же, насколько я мог судить, обращались впервые. Но вообще из восточной поэтической классики в Москве был поставлен — года два тому назад, помнится, — и «Гулистан», и «Лейла и Меджнун», и даже «Маснави», хотя мне, например, всегда казалось, что эта поэма Руми не очень пригодна для постановки на русских подмостках. Впрочем, как сказано в суре тридцать третьей «Сонмы», айяте втором: «Поистине, Аллах сведущ в том, что вы делаете!..»

Немало людей толпилось и у кинотеатра напротив, по ту сторону площади.

Судя по громадной рекламе, там проходил в эти дни фестиваль фильмов, посвященных совместной борьбе россиян и мусульман против общих врагов в разные исторические периоды, начиная от монгольского нашествия и заканчивая Багдадской войной 2010 года. Фильмы такого типа в последние годы выпускались во множестве, где-то на подходе были уже и телевизионные сериалы — на полвека каждый. Деньги на это имелись.

Однако мне надоело топать по асфальту, стало казаться, что воздух на Кольце тяжел и смраден, а хилые пальмы начали просто раздражать. Мысль о том, в какую копейку встает гражданам уход за ни в чем не повинными деревьями с октября по май — с установкой над каждой пальмой купола из бронестекла с центральным отоплением, раздражала. Но на глупости у нас всегда сыщутся большие деньги, их только на умные вещи хронически не хватает.