Читаем без скачивания С крыла на крыло - Игорь Шелест

 Прошло с минуту. Все молчат. Мне показалось, что вижу сквозь щель внизу капота пляску искр, мелькание каких-то зайчиков, багровых, синеньких и желтых.

 "Огонь, похоже?" - кто-то сказал робко, как бы про себя, и словно выплеснул за шиворот стакан воды. Все съежились. Еще с десяток секунд молчание, и тут... раздался какой-то писк в наушниках - странный голос Котерева:

 "Командир, горим!.." - и таким же нелепым дискантом выпалил еще пару словечек... не стоит повторять их. Это он - Котерев! Я и не слыхал, чтоб он ругался на земле.

 Тут, кто был в передней кабине, все навалились на Нестерюка, смотрят вправо. Я тоже смотрю из носа. Мне очень хорошо виден мотор. В капоте его, в щели - ни дать ни взять электросварка: яркое, как солнце, пламя.

 Ковалев проявляет нетерпение, встал со своего кресла: "Ну-ка, вы... дайте взглянуть!.." - и, отстранив всех, посмотрел. Сперва издал какой-то рык, за ним зловещую команду: "Всем прыгать! Горим!"

 Эти слова хлестнули, как подзатыльник. Будто сердце тоже задымилось. Как пробраться к люку? В меховом и с парашютом даже на земле между приборных досок протискиваться трудно.

 И только что подумал, как уже стою позади летчиков, у люка. Когда только успел: отбросить свое сиденье, снять наушники, пролезть в узкий проход - даже не заметил.

 В руке держу планшет и смотрю на него: "Зачем он мне теперь?"  Записи режимов, пеленги, контрольные ориентиры - взглянул с тоской и бросил вперед, на свое место. Потом натянул на уши картуз (летал я тогда в картузе), отстегнул с шеи резинку ларингофонов: "Еще задушит".

 В это время Карл Вайман стоял уже на люке и дергал за ручку, чтобы открыть его. Люк не поддавался. Он орал: "Давление снимите!"  Котерев со своего места развел руками, мол: сброшено давно, открывай!

 Карл дергал, люк не открывался. Тут кто-то столкнул его с люка и потянул сбоку за ручку - люк открылся. Внизу мы увидели пару колес передней стойки шасси. Их нужно было выпустить. Карл кричит: "Шасси!" - и, стоя еще позади центрального пульта, сам нажал на аварийный тумблер.

 Карл первым, как было по инструкции, опустился в люк по ступенькам тоннеля. Я видел, как он поставил ноги враскоряку на левую и правую полки по бортам и смотрел вниз. Я отметил про себя: "Все правильно".

 Взявшись правой рукой за кольцо парашюта, он, как мне показалось, о чем-то размышлял. Под ним квадрат земли, полянки, перелески, домушки... Он все стоял. Кто-то ему крикнул сверху: "Ну!"  Он сделал несколько кивков вниз: наклонился и, не решаясь, выпрямился вновь; потом опять делает движение головой вперед и смешно выпячивает зад.

 Ему заорали уже несколько голосов: "Давай!"  И он, наконец, кивнул последний раз и больше не выпрямился - отпустил левую руку и повалился головой вниз.

 За Карлом пошел Леня Нестерюк (согласно аварийной карте). Он быстро исчез в люке. Я увидел только его спину с тюком парашюта и ноги, согнутые в коленях. Он ими засеменил - вроде как поплыл, и подошвы с каблуками его башмаков быстро исчезли из глаз.

 Настал мой черед.

 Должно быть, я вел себя у люка так же глупо, как и Карл. Во всяком случае, я услышал позади нетерпеливый окрик и тогда отпустил руку с поручня. Насупившись, вроде как боднул землю. Подо мной поплыли трубы какой-то фабрики. Меня резко двинуло потоком, но полная свобода. От меня что-то оторвалось, и деталь, завертевшись перед глазами подстреленной куропаткой, упорхнула вверх.

 "Что это?.. Может, нужное? - забеспокоился я. - Что могло быть? Не ухо же... Не нос... Ба, вспомнил: Картуз! Фу! Черт с ним... А кольцо? Взглянул на грудь - правая рука на кольце, как и была; рванул ее наотмашь... Что? Ничего... Вот так фунт! Дорогой мой!.. И еще раз рванул, видя свободный трос, зная - бесполезно!"

 Я не мог понять, в чем дело, - парашют не раскрывался.

 Все это длилось, должно быть, пару-тройку секунд, не больше, но показалось минутой. Парашют проскользнул у меня между ног, перед лицом мелькнул белый жгут и так резко крутанул меня, что небо и серая земля несколько раз перекувырнулись в глазах.

 Все стихло. Вверху квадрат купола, взбитого белой подушкой. Я сплюнул, и слюна повисла в воздухе - рядом. "Чудно - не хочет падать!"

 Тут только вспомнил о других, о самолете - повертел головой, увидел: несколько куполов висело повыше. Самолет ушел, его удалось заметить по шлейфу дыма.

 Куда приземлюсь? Посмотрел на башмаки: фабричные корпуса, трубы, озеро - большой котлован, прямо на него несет. Этого не хватало... Спастись от огня, чтоб угодить в воду! Что делать? Что?.. Скользить! Тяну за стропы и вверх смотрю: парашют кренит один угол. Тяну еще, и он собирается в комок. Мне кажется, сложится совсем. "Нет, не буду, к чертям! Будь что будет!"

 Но ветер поближе к земле тащит в другую сторону. Пронесло над трубами и разворачивает к железнодорожным путям. Вижу паутину подвески проводов. "Хрен не слаще редьки!"

 Кажется, меня носило из стороны в сторону, и земля сперва не очень торопливо побежала, прицелившись небольшим косогором прямо в меня.

 Я не стал себя разворачивать, хотя заметил, что тянет спиной; просто подтянулся на руках и, видно, рановато. Когда расслабил руки - оказалось как раз: шмяк!.. Как мешок. Ткнулся больно подбородком в грудь и повалился на спину.

 Ко мне подошли, я спросил:

 - Как другие?

 Оказалось, все, кто прыгал, целы. Не прыгнули только Ковалев и Котерев. Позже мы узнали, что, оставаясь на борту, они надеялись потушить огонь. Ждали. Двигатель горел, горел и отгорел совсем - клюнул вниз под крыло вместе с полуторатонным винтом. На крыле, там где он крепился, были видны ребра прокопченного лонжерона и рванина гондолы.

 Ковалев планировал на болото. Решил сесть, не разворачиваясь, на брюхо. При посадке элерон задел за какой-то столб. Штурвал вырвало из рук Ковалева, крутануло резко, и он ударил по кисти левой руки - рука повисла.

 Котерев как сидел у пульта спиной к полету, так и не шелохнулся, пока не остановилась машина. Его прижало спиной к перегородке, и он ничего не почувствовал при посадке. Для них, словом, кончилось весьма удачно тоже. Большая канитель была потом с машиной: огромный корабль нужно было разобрать и вывозить с болота по частям на тракторах.

 Когда я прохожу мимо истребителя на стоянке, мне хочется дотронуться до его тонкого крыла: так я пожимаю ему руку. Глаза скользят по вздутому стеклу пустой кабины. И вот уже за плексом воображение рисует улыбку друга. И я улыбаюсь ему в ответ, а он машет рукой, кричит:

 - Тысячу лет не виделись!.. Подойди поближе... Ну что?.. Как живешь, как дома?..

 Я встряхиваю головой, и образ друга исчезает. Имя его - Игорь Владимирович Эйнис.