Читаем без скачивания Свет обратной стороны звезд - Александр Петров

— Кто?

— Да какие-то, вроде тебя, космонауты. Прилетели на большой овальной штуке. Занятной такой. У нее были башенки, прозрачные сверху. Из них большие ружья торчали. По три в ряд в каждой.

— Эланская десантная лодья?

— Наверное, Федечка. Это ты у нас образованный. Мы неученые.

— А говорили они как? Во что одеты были?

— Одеты не по-людски. Во все черное, лица закрыты, одни глазища сквозь прорези сверкали. И говорили как-то странно, все слова на «а» и на «о» заканчивались.

— Эланцы?

— А пес их разберет. Командир, правда, без маски был и говорил по-нашему. Они когда стали меня вязать, я им не дался, пораскидал. Так кто-то из них меня стрельнул. Со страху или в запале.

Его потом командир, ну, что без маски был, прикладом по темечку приласкал. Лечить меня пытались, а командир все допытывался, где книга спрятана. Не сказал я им, хоть и стращали, что Витю убьют, невестку и внучков. А, — дед улыбнулся, — ты ведь не знаешь. Витя Алену в жены взял. Трое правнучат у меня сейчас: Дуня, Леша и Николенька. Не тронули их ироды. Все перевернули, не нашли летопись. Я ее прячу там, где мы тогда отсиживались. По молодости лет с девками там гулял, вот и на старости пригодилось убежище.

Обмяк я, в темноту провалился. Эти бросили меня в лесу, ветками завалили, думали, — кончился. Такие озорники оказались. Обманул, однако, я их, не помер.

— Ты запомнил, как этот ублюдок выглядел?

— А тебе зачем? — усмехнулся дед. — Бить пойдешь? Запомнил, конечно. Да и запоминать не надо. Твои железки в старую газету завернуты, так на первой странице прямо он вылитый. Приедешь — посмотришь.

— Откуда знаешь, что приеду?

— И не просто приедешь, Федя, комиссуют тебя вчистую, летать больше не будешь.

— Это неправда дед, это неправда.

— Это неправда, — произнес Конечников вслух.

— Федя, опять ты встал — отозвался из глубины комнаты сонный и укоризненный женский голос.

Конечников повернулся. Девушка решительно соскочила с кровати, и нисколько не стесняясь отсутствия одежды, направилась к нему.

— Ну не могу я все время лежать, Вика, — попытался оправдаться он.

— Вот сместятся у тебя кости, горе ты мое. Тогда точно ничего не сможешь, — произнесла Виктория, привычно ныряя под плечо капитана. — Вставай, только аккуратно.

— Хорошо, — ответил Конечников, левой рукой цепляясь за девушку, а правой шаря по полу костылем в поисках опоры.

Он в который раз поразился, какой сильной была эта тоненькая девчонка модельной внешности. Виктории хватало сил не только поддерживать его, здоровенного мужика, но и не давать запутаться в кабелях, подключенных к регенераторам на ногах.

Общими усилиями они добрели до кровати. Конечников присел на край. Виктория внимательно осмотрела блестящие цилиндры на ногах, проверила показания датчиков.

Он продолжал разглядывать девушку. Худая медсестра с широкими плечами, маленькой грудью и костлявым задом, вдруг показалась Федору жалкой и неприятной.

Она почувствовала его взгляд и подняла свое лицо с широкими скулами и тонким подбородком, машинально поправив вьющиеся светлые волосы. На миг медицинская сестра пронзила Конечникова взглядом прозрачных голубых глаз, в котором мелькнула и погасла профессиональная отстраненность.

— Что-нибудь не так? — спросила Виктория.

— Доктор, я буду жить? — жалобно спросил он.

— Будете, Федор Андреевич, будете. Кажется все в порядке. Только эту табуретку я выкину.

— Тогда я стоять у окна буду.

— Милый, — подаваясь к нему, сказала она. — Ну потерпи, уже скоро. Скоро ты совсем поправишься.

— Все вы только обещаете…

— Я помню, каким тебя привезли, — возразила она. — Живого места не было. А сейчас прямо жених.

— Ты это тоже заметила? — спросил Конечников.

Помимо воли воображение нарисовало ему картинки прошлой ночи, когда Виктория, потеряв над собой контроль, скакала на нем под аккомпанемент собственных бессвязных криков. Обычно Вика молчала, оттого, что у нее был занят рот — только такой секс до недавнего времени мог позволить себе больной.

Конечников подумал, что если выдержал эти прыжки, то в состоянии ходить на костылях. Его взгляд, подогретый картинками воспоминаний, стал масляным, обволакивающим. Он потянул Викторию к себе, но та, взглянув на часы, помотала головой и резко освободилась.

— Потом, котик, потом. Время, — произнесла она, быстро застегивая прозрачный лифчик и натягивая ажурные, очень дорогие чулки.

Она убрала волосы под шапочку, отчего шея стала длиннее, а плечи не такими костлявыми, подвела глаза, подкрасила губы.

Федор никак не мог оторваться от этого процесса преображения худосочного воробушка в диву. Зад Вики визуально расширился, грудь обрела совершенные очертания, взгляд загадочность, губы призывную полноту.

Взгляд мужчины уперся в треугольник волос на лобке, подчеркнутого белизной чулок.

— Нравится? — спросила она.

— Да, — откровенно признался Конечников. — В следующий раз не снимай, ладно?

— Хорошо, — ответила медсестра, накинув короткий белый халатик младшего медперсонала специального отделения. — Жалко, что следующий раз будет только через 2 дня.

— Пока, котик, — сказала Виктория, целуя его.

— Пока, киска, — отозвался Конечников.

Он устроился поудобнее в кровати. Взял с тумбочки пачку, выбил сигарету и с удовольствием вдохнул ароматный дым дорогого табака.

Действительно, то, что было, когда его привезли и теперешнее состояние различались коренным образом.

… Подлая память стала подбрасывать ему картинки с того самого момента, когда он очнулся в госпитале.

— Он пришел в себя, — среагировала сестра-сиделка, нажав кнопку связи на портативном пульте.

— Хорошо, сейчас будем, — отозвался переговорник.

— Где я? Какой сейчас день? — еле слышно спросил Конечников.

— 6 января 7120 года, планета Алая.

Он с трудом ворочая глазами огляделся. Он находился в просторной, светлой палате, укомплектованной всевозможным диагностическим и лечебным оборудованием. Из раскрытого окна одуряюще пахло цветущей сиренью, и доносились мелодичные птичьи трели. Конечников взглянул на зеленоватое небо, цвета старой бирюзы и решил, что скорей всего он находится в средних широтах Южного полушария, где сейчас вовсю бушует дикая, необузданная весна, заставляющая кипеть кровь всех живых существ и покрываться цветами все, что может цвести.

— Сколько же я был в коме?

— Почти 10 месяцев.

— Боже, — только и произнес Конечников.