Читаем без скачивания Сочинение Набокова - Геннадий Барабтарло

В какой степени вам было необходимо в процессе перевода строить предположения о возможной целостности книги или о ее вероятном общем замысле и о том, что хотел сказать автор, в чем, так сказать, его скрытое послание»?

Поскольку с самого начала знаешь, что у этого текста целостности нет и что общий замысел заведомо недоступен, то можно без дальних слов приниматься за скромное дело переложения понятных мест понятно, а неясные в оригинале оставлять непроясненными и в переводе.

Что же до намерений автора, то, как мы знаем, единственный род «посланий», который он признавал, это сверхъестественный; их неумоверно (как говорила моя дочь в шесть лет) трудно разобрать даже в его оконченных вещах; что ж говорить о разрозненных отрывках «Лауры».

Довольны ли вы изданием вашего перевода с эстетической точки зрения (выбор обложки, особенности воспроизведения и т. д.)? Советовался ли с вами издатель?

Русское издание вышло в двух вариантах, оба в твердых переплетах: в шестнадцатую листа для широкой публики, очень большим тиражом, быстро распроданным, допечатанным, снова распроданным, и затем напечатанным вторым, исправленным изданием; и дорогим изданием в восьмую листа, относительно малым тиражом (10 тысяч), тоже дважды или трижды допечатанным. Обложка этого варианта следует образцу американского издания, где литеры названия и имени автора сходят на нет; там воспроизводятся карточки оригинала, но без перфорации. В обоих вариантах имеется предисловие Дм. Набокова, перевод с постраничными примечаниями и мое послесловие. Композиция русского издания отличается от всех прочих (иной финал, рабочие карточки отнесены в приложение), что объясняется в послесловии[202].

В предыдущих книгах Набокова, которые я перевел для издательства «Азбука», мои предложения вида обложки не имели никакого успеха. Правда, я выставил твердое возражение против надменного господина, приглашенного на роль Пнина (с портрета Дерэна) — со шкиперской бородой и трубочкой на отлете, — и тогда художник бороду ему сбрил, трубку изъял, а вместо нее ловко вставил ему в пальцы автоматическое перо. Но мне ничего не удалось поделать с луннолицым щеголем в цилиндре на обложке «Севастьяна Найта», изображающим неизвестно кого и словно аплодирующим (неведомо чему). Для «Лауры» я предложил использовать в общем замысле обложки Флору Боттичелли, из-за некоторого внешнего сходства и характера чувственности как они описаны на карточке 43, а равно и по другим, не менее важным, хотя и не безусловным совпадениям. К моему запоздалому удивлению, издательство не только приняло это предложение (ничего мне об этом не сказав), но и даже трогательно перестаралось, в чем я убедился только после того, как книга уже вышла. Соблазнительная головка боттичелиевой цветочной богини возседает на обложке над каким-то плашмя раскрытым фолиантом («Метаморфозы» Назона? «Моя Лаура» Ивана Бона?); в названии первое слово «Лаура» набрано дюймовыми яркими литерами, которые видишь за сажень, а слова «и ее оригинал» — ниже, мелким и едва различимым шрифтом. Несведущему человеку по виду книги могло показаться, что ей место в отделе так называемой маловысокохудожественной «эротики» — и, может быть, отчасти по этой причине первый, огромный по нынешним временам тираж был распродан в продолжение двух дней, и долго, в течение двух месяцев, оставался в высших отделах списка самых ходких книг, соревнуясь то с грамматикой английского языка, то с каким-то «Утраченным символом», то с книжкой под названием «Обжора-хохотун», и постепенно сползая вниз, — в том же точно темпе, что и «Моя Лаура», не лишенный достоинства спуск которой по той же лестнице описан на карточках 59 и 60.

Имело ли для вас во время перевода значение то обстоятельство, что Набоков не хотел, чтобы эта его работа была опубликована?

Да, конечно, особенно прежде чем я взялся за перевод, во время переговоров о том, нужно ли вообще печатать оригинал. Потом, в ходе работы, привыкаешь к мысли, что ломовой извозчик, которому новый хозяин дал ключи от родовой усадьбы и поручил вывезти на подводе несколько предметов мебели, — не грабитель, что бы ни думали любопытные соседи, которым отчего-то есть дело до чужих имений.

НЕДОСТАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

За неделю до выпуска русской «Лауры» издатели неожиданно попросили меня как можно скорее прислать им что-то вроде адреса к торжественному собранию, имевшему состояться через два дня в музее Набокова в Петербурге, на котором выход книги предполагалось праздновать раутом. Я написал его в ту же ночь и тотчас отослал, но его там отчего-то читать не стали, а пожелали прочесть на следующей неделе в Москве, на открытии как бы ярмарки книг — но это тоже не удалось: мне передавали свидетели, что после вступительных речей публика ринулась в буфет.

Вот это краткое приветственное обращение, едва ли не буквально повисшее в воздухе:

«Дамы и господа!

Предложение написать что-нибудь для вашего собрания по случаю выхода «Лауры» застало меня въ Гельсингфорсъ, куда я какъ разъ приехалъ сделать объ этой книге два доклада. Въ здъшнемъ университете вследствие свирепой эпидемии гриппа отменены рукопожатья, о чемъ кругомъ вывЪшены предупрежденья. Запреть другого рода — непреодолимое для меня разстоянье временныхъ зонъ — не позволяетъ мне протянуть вамъ руку не на письмЪ, а на самомъ деле, съ особенной сердечностью темъ, кто имълъ прямое отношение къ столь изящному (сколько могу судить еще не видовъ) изданию моего перевода этой необычайной прозы. Переведенная изъ камеры смертниковъ не въ пожизненное заключение, и даже не просто выпущенная на волю, но именно въ светъ— въ обоихъ значенияхъ этого слова, — она станетъ жить, уже теперь живетъ, шумной свътской жизнью, независимой не только отъ издателя и переводчика, но и отъ автора, въ круженьи торжествъ, въ окруженьи полумасокъ, въ чехардге загадокъ и отгадокъ, и въ повътрияхь вздорныхъ слуховъ подъ копирку.

Съ другой стороны, мнъ кажется, что всъмъ теперь известная история этого приговореннаго черновика, какъ бы ни относиться къ ея развязкъ, не предполагаетъ громкихъ тостовъ и рукоплесканий — лучше можетъ быть просто поздравить «другъ друга съ берегомъ и если и сказать «ура», то вполголоса. Посылаю вамъ этотъ тихий приветь — и фигурально, и буквально «съ другого берега».

Я хотълъ бы воспользоваться этимъ любезно предоставленнымъ мне случаемъ, чтобы выразить душевную признательность сотрудникамъ издательства, въ частности Е. А. В., Т. Ф. Ж., и О. В. Ч., за ихъ неизменно исполнительное внимаше къ моимъ просьбамъ техническаго и професиональнаго свойства.