Читаем без скачивания Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Г. Матвеев

Белопольский, а за ним Романов повторили свои жесты, которые должны быть понятны венерианам.

Тот же ответ.

— В чем дело? — недоуменно спросил Белопольский.

— Может быть, их смущает лестница?

— Нет, не думаю.

Один из венериан сделал шаг вперед. Он протянул руку к Белопольскому, а другой указал назад, на лес.

— Ничего не понимаю! — сказал Константин Евгеньевич.

Из выходной камеры, находящейся над их головой, лился слабый свет притушенной лампочки. Чтобы лучше видеть, Белопольский перешел на освещенное ею место. Оба венерианина пошли за ним. Он еще раз пригласил их подняться наверх.

И снова венериане отступили на шаг.

Они указали на людей, потом на лес.

— Может быть, они требуют, чтобы мы вернулись к озеру? — предположил Романов.

Белопольский молчал. Он видел, что им не понять, чего хотят венериане. Выходило, что там, в пещере, снова произошла ошибка. Ему казалось тогда, что венериане хотят посетить корабль. Теперь становилось ясным, что они не думают об этом.

Их действия имеют другую цель; но как можно догадаться, какую именно? Из корабля быстро спустился Князев.

— Борис Николаевич спрашивает, почему вы не идете, — сказал он.

— Я знаю это не лучше, чем он сам, — сквозь зубы ответил Белопольский.

— Степан Аркадьевич просит вас скорее прийти. Зиновию Серапионовичу очень плохо.

Белопольский понял, что надо принять какое-то решение.

Он сделал последнюю попытку. Но венериане, как и раньше, ответили отказом.

Все планы рушились. Если люди уйдут на корабль, оставив венериан одних, то как поймут это венериане? Не поведет ли это к разрыву с таким трудом достигнутых отношений?

Что делать?

— Попробуем поднять их по лестнице на руках, — предложил Романов.

Может быть, действительно геолог прав, и венериане просто боятся подниматься по лестнице? Или не могут этого сделать?

— Попробуйте! — согласился Белопольский. — Только осторожно.

Романов подошел к одному из венериан и, указав наверх, протянул руки, чтобы взять его.

Поймет ли венерианин?

Он понял, это было очевидно. Но не менее очевидно было и то, что он не согласен. Венерианин отступил и поднял руку, указывая на дверь камеры. Другой рукой он сделал уже знакомый людям отталкивающий жест.

Ответ был совершенно ясен.

Зачем же они пришли сюда? Что они хотят от людей, отпущенных ими на волю? Долг благодарности требовал исполнить их желание, но как это сделать, если желания никак не понять?

Белопольский сделал единственное, что можно было сделать в столь затруднительном положении. Он постарался показать, что желание хозяев планеты не встречает возражений. Он не знал, в чем состоит это желание, но, так же как венериане, указал на лес и на себя. Потом он поставил ногу на нижнюю ступень лестницы, внимательно наблюдая за венерианами.

Они медленно наклонили головы, точно прощаясь. Это могло означать и другое — согласие. Оба отступили на шаг, еще раз показывая, что не последуют за людьми.

Больше нельзя было медлить. С чувством досады, недоумения и разочарования Белопольский поднялся в камеру. Романов и Князев последовали за ним. Дверь закрылась.

Венериане остались снаружи. Что они думали о бегстве от них людей? Какие последствия будет иметь то, что люди не поняли хозяев планеты?..

Белопольский поспешно прошел на пульт. Мельников встретил его сдержанно. Ему хотелось обнять Белопольского, выразить ему всю свою радость, но он понимал, что командир звездолета возмущен его недавним поведением. В глазах такого человека, как Белопольский, проступок Мельникова не мог иметь никаких оправданий.

Сухо кивнув головой, Константин Евгеньевич подошел к экрану. Но венериан уже не было.

— Пустите в ход фильтровальные установки выходной камеры и обсерватории, — приказал он. — Надо как можно скорее очистить воздух.

Мельников молча повиновался.

Ему было грустно, что они встретились так сухо. Он заметил, что Белопольский обратился к нему на «вы». Неужели он не может понять? Нет, не поймет… Ведь он сам никогда бы этого не сделал.

Белопольский соединился с лазаретом.

— Дело плохо, — доложил ему Андреев. — Вероятно, придется ампутировать левую ногу.

— Сделайте все возможное, чтобы избежать этого.

— Разумеется, Константин Евгеньевич!

Пайчадзе и Топорков, бывшие на пульте, вышли. Белопольский повернулся к Мельникову и молча посмотрел на него.

— Это было в первый и в последний раз, — сказал Борис Николаевич.

— Что ты предполагал делать?

— Закончить те работы, на которые могло хватить людей, и вернуться на Землю точно в срок. Но вы еще не знаете этого, мы должны вылететь седьмого августа.

— Почему? — удивился Белопольский.

Мельников рассказал об аварии двигателей.

— Три из них восстановлены, но девять не могут работать, — закончил он.

Белопольский принял это известие, нарушавшее все планы, внешне спокойно.

— Ты получил мою записку? — спросил он.

Мельников вздрогнул. Сомнения быть не могло. В часах была записка.

Как же могло случиться, что ни он и никто из его товарищей не подумали о том, чтобы открыть их?

Вторично краска стыда залила его лицо.

— Я думал, вы поймете, — сказал Белопольский.

— Мы считали вас мертвыми. Мы думали, что венериане, неизвестно зачем, сняли хронометр с вашего тела. Мы поняли это как приглашение взять ваши тела у озера.

— И вы отправились туда? Вы встретились с венерианами и разбили каменную чашу?

Мельников с изумлением посмотрел на Белопольского. Откуда он знает эти подробности?

— И ты сам повел вездеход? — безжалостно спросил академик.

Мельников вспыхнул в третий раз.

— Конечно, нет! — ответил он. — Как вы можете так думать?

— Приходится, — пожал плечами Белопольский. — Кто же и почему разбил чашу?

— Ее разбил Второв. Вернее, она сама разбилась. Это произошло так…

— Подожди! — перебил его Белопольский. — Надо обо всем поговорить подробно. И вам и нам надо много рассказать друг другу. Отложим пока.

Процесс очистки воздуха, как оказалось, напрасно испорченного, продолжался больше полутора часов. Все это время члены экипажа не снимали противогазовых костюмов и почти не разговаривали.

Наконец приборы показали, что никаких примесей не осталось в атмосфере звездолета. Двери выходной камеры были закрыты, и автоматика введена в действие. Привычная зеленая лампочка вспыхнула на пульте.

Как только открылись двери, Белопольский ушел в госпитальный отсек. Тревога за здоровье Баландина ни на минуту не покидала его.

Профессор был без сознания. Землисто-серый, с посиневшими губами, он лежал на койке, похожий на труп.

— Сердце плохо работает, — ответил Андреев на вопрос Белопольского, — положение угрожающее. Если бы он попал ко мне немного раньше…

— Какой выход?

— Немедленно произвести ампутацию ноги. Это единственная надежда.

— Но вы сами говорите, что сердце слабое.

— Если не ампутировать ногу, он не проживет и часа.

Белопольский закрыл глаза рукой. Оплошность, в которой он и себя считал виновным, навеки вычеркивала профессора Баландина из рядов звездоплавателей. Константин Евгеньевич почувствовал, как к горлу подступил горячий комок.

— И ничего нельзя сделать?

— Ничего. Слишком поздно.

— Но операция спасет его? Вы уверены в этом?

Андреев опустил голову.

— Мы надеемся на это, — чуть слышно ответил он.

Белопольский ничего не сказал. Он медленно повернулся и вышел.

Началась операция над бесчувственным, едва живым телом.

Весь экипаж звездолета собрался у запертой двери госпитального отсека. Время тянулось для них нескончаемо. Никто не проронил ни слова.

И вот открылась дверь.

Коржевский в белом халате появился на пороге. Он был смертельно бледен.

— Зиновий Серапионович скончался, — сказал он.

Неожиданная смерть Зиновия Серапионовича Баландина была тяжелым ударом для его товарищей, жестоким испытанием их мужества, воли и решимости. Белопольский с тревогой наблюдал за членами экспедиции, опасаясь, что трагическая развязка первой по существу попытки проникнуть в тайны планеты подорвет в них веру в их общее дело. И с глубоким чувством удовлетворения и гордости убедился, что все девять участников космического полета на высоте положения.

Никто не упал духом.

Ровно в полночь на опушке леса звездоплаватели опустили в глубокую яму стальной гроб, изготовленный Князевым из запасных плит. Могилу тщательно сравняли, чтобы венериане не смогли обнаружить ее. Земля Венеры сохранит тело до следующей экспедиции.

Нормальному и здоровому человеку не свойственно думать о смерти. Возможность ее как-то невольно не учитывается, забывается. И при подготовке экспедиции на сестру Земли никто не предусмотрел, никто не подумал о том, что будет делать экипаж корабля в случае чьей-нибудь гибели. Никаких средств сохранить тело до возвращения на Землю не было. Положить тело умершего товарища в холодильник вместе с образцами фауны и флоры Венеры казалось им кощунством. Пусть лучше тело Баландина ждет следующей экспедиции, которая доставит его на родину, так же, как ждет этого тело Орлова на Арсене.