Читаем без скачивания Шевалье - Синтия Хэррод-Иглз

Неизвестно, сколько времени она бродила вокруг, дрожа от лихорадки, ослабевшая от голода. Сабина полагала, что все это время двигалась к югу с одной мыслью: добраться до Морлэнда, но не была в этом уверена. Наконец, она подошла к избе, стоявшей отдельно на клочке пустоши. Она боялась постучаться и попросить помощи, оттого что там могли быть ганноверцы, и укрылась в одном из надворных строений. Там ее и нашла хозяйка дома, которая взяла ее к себе.

Она пробыла в этой избе несколько дней в сильном жару. Хозяйка кормила ее и ребенка и расспрашивала ее обо всем, но Сабина не отвечала, боясь неблагоприятных последствий. Однажды вечером она очнулась в доме одна, лихорадка постепенно слабела. Ее собственная одежда была грязная от дыма пожара, и она взяла платье женщины, то что подошло ей, и опять устремилась на юг. Она долго брела, питаясь только ягодами, фруктами, а пару раз своровала еду из домов или сараев. Затем ей повстречался коробейник. Сабина рискнула довериться ему и рассказала, куда она направляется, пообещав ему вознаграждение, если он доставит ее в Морлэнд. Она дала ему обручальное кольцо как подтверждение того, что она не простая нищенка, а потом впала в забытье.

Вызванный к ней доктор сказал, что она страдала от голода и истощения – и только. Поэтому для выздоровления достаточно хорошего отдыха и питания. По мере того как Сабина крепла, постигшее ее несчастье стало более ясно осознаваться ею, ее мучили кошмарные видения пожара и расправы с Мавис и Мари. После выздоровления она глубоко переживала, что не смогла похоронить Аллана, а вынуждена была оставить его несчастное тело лежать в доме.

Матт очень много времени проводил с ней, сидя у ее постели и вызывая ее на разговоры. Он держал Сабину за руку и поглаживал ее, когда бедную женщину охватывали приступы дрожи. Малышу Аллену, казалось, длинное путешествие совсем не повредило. Ему было хорошо в детской, где няньки ухаживали за ним с удивлением и благоговейным страхом. То, что он выжил, оказало на них сильное впечатление, и благодаря ему они стали свидетельницами романтической истории, о которой мечтали всю свою жизнь. Матт с тяжелым сердцем смотрел на Сабину, которую всегда знал сильной, решительной и полной жизни, а теперь превратившуюся в дрожащую больную женщину, бледную тень прежней Сабины. Он поклялся себе, что выходит ее. Эти заботы помогали ему забыть свои собственные тревоги.

Ему не пришлось долго переживать. Через неделю после удивительного возвращения Сабины на дороге к дому заметили мужчину и мальчика. Мужчина сильно прихрамывал, а мальчик шел в лохмотьях, а на ногах было привязано тряпье. Слуга закричал, к нему присоединились и другие. Через минуту Матт уже бежал через подъемный мост навстречу путникам. Джемми похудел и загорел после двухнедельного пути. Его одежда порвалась, и от него шел запах крестьянина, но Матт радостно обнял его и крепко прижал к себе.

«Какой я был дурак», – подумал он про себя.

– Отец, – волнуясь начал Джемми, думая, как ему все объяснить и извиниться. Матт отступил от него и взъерошил его спутанные волосы.

– Не сейчас, Джемми. Не надо. Я просто очень рад, что ты вернулся. Это все, что я сейчас могу сказать.

Тут он взглянул на хромого мужчину и побледнел. Он опустил руки с плеч Джемми. Все, казалось, утихло, примолкло, когда он смотрел в его карие глаза, глаза, в которых отражалась такая боль, что его собственные страдания побледнели.

– Дейви, неужели это ты? – с трудом произнес он. Его голос был глухим, почти как шепот.

Дейви кивнул.

– Я привел его назад к тебе, хозяин.

Дейви хотел сказать еще что-то, хотел выговориться, как желал и Джемми, но его упрямые губы не двигались. Он хотел молить о прощении, просить Матта принять эту услугу как плату за ту другую услугу, которая обернулась совсем не так, как надо, умолять Матта сказать, что все оплачено, что они квиты, чтобы он мог уйти и мирно умереть где-нибудь. Но чем дольше длилось молчание, тем труднее было его нарушить. А Матт смотрел и смотрел на старого друга, не в силах выразить то, что чувствовал, что было самым важным и что непременно нужно было сказать. Плечи Дейви опустились, и он собрался уходить.

– Я пойду теперь хозяин.

Матт был настолько потрясен, что позволил ему сделать пару шагов, прежде чем очнулся и выкрикнул:

– Нет, Дейви, не уходи!

Дейви колебался. Он не поворачивался к Матту, боясь поверить в то, во что хотел верить.

Матт не понял причину его колебаний и, протянув к нему руки, сказал:

– Пожалуйста, Дейви, прошу тебя! Не уходи. Я очень сожалею.

Дейви повернулся в удивлении.

– Ты сожалеешь? – спросил он охрипшим голосом.

Лицо Матта на мгновение стало значительно моложе в своей невинной тревоге.

– Я потерял очень много. Я не могу потерять и тебя. Опять.

Дейви не мог шевельнуться, даже взять предложенную руку, но выражение его глаз, когда он смотрел на Матта, было похоже на язык пламени в день Пятидесятницы[44].

Глава 19

Матт вошел в конюшню в Твелвтриз с робостью, более подходящей для слуги, чем для хозяина Морлэнда, и стоял мгновение незамеченным, наблюдая, как человек чистит самого молодого из жеребцов – Принца Хала. Большой, золотисто-рыжий жеребец стоял очень спокойно под ритмичной чисткой и почти дремал. Его нижняя губа отвисла, а уши хлопали, так, что на какой-то момент он показался больше похожим на послушного старого крестьянского мерина, чем на жеребца для скачек в Барбари. Дейви посвистывал сквозь зубы, держа в руках щетку, и проворно передвигался, несмотря на волочащуюся ногу. Он сообщил Матту, что сломал ногу при Падении с лошади, когда работал конюхом в конюшне недалеко от Ньюмаркета. Он был сдержан в рассказах о том, что с ним произошло после ухода из Морлэнда, и Матт проявлял особый такт в этих вопросах. Но что бы ни произошло с Дейви, события отразились на нем, и не только хромотой. Черты его лица обострились, волосы и борода поседели. «Пожалуй, – думал Матт, – он не исключение». Им обоим было по тридцать одному, но оба выглядели старше.

Дейви почувствовал его присутствие и быстро обернулся. Когда он увидел, кто это, он перестал чистить лошадь, выпрямился и ждал, что скажет Матт. В его молчании не было никакой враждебности, а только неопределенность. Прошло уже три недели с тех пор, как Дейви вернулся, и Матт попросил его остаться, а они все еще не привыкли друг к другу. Это походило на детскую застенчивость, но более трудно преодолимую. «Пройдет еще много времени, – думал Матт, – пока они достигнут прежней непринужденности в общении друг с другом». Дейви вскоре понял, где он более всего нужен, и предложил взять на себя работы в конюшне. Матт догадался, что он не хочет поначалу быть очень часто в Морлэнде, а управляющий конюшнями проживал в Твелвтриз, поэтому Матт охотно согласился на это.