Читаем без скачивания Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они встретились на остановке автобуса. Лука взял ее под руку и уверенно увлек за собой, ища глазами кафе. Заметил одно неподалеку, крепче сжал ее руку, не давая высвободиться, и широко зашагал к нему — так что ей пришлось почти бежать, чтобы за ним поспеть.
Он снял свое пальто, заказал кофе и властным жестом предложил Жозефине сделать заказ. Когда официант ушел, он уставился на Жозефину, сцепив пальцы, и голосом, дрожащим от едва сдерживаемого гнева, спросил:
— Жозефина… Если я скажу вам: «Добрый Христос, милостивый Христос, как я люблю Тебя и стремлюсь к Тебе всем естеством моим, так и Ты возлюби меня своей чистой и святой любовью, и да наполнит она меня и поддержит, и заполнит всю душу мою. О, дай мне явный знак любви Твоей, пусть фонтан чистых слез струится непрестанно, и пусть слезы эти докажут любовь Твою ко мне…», — что вы скажете?
— Жан де Фекамп…
— А еще что?
Жозефина посмотрела на него и повторила: Жан де Фекамп.
— Жозефина… Кто знает Жана де Фекампа, кроме вас, меня и еще нескольких просвещенных безумцев?
Жозефина развела руками: мол, никто не знает.
— То есть вы со мной согласны?
Официант принес два кофе, Лука сразу попросил счет, чтобы их больше не беспокоили. Его глаза сверкали, он был бледен. То и дело раздраженным жестом он смахивал темную прядь, падающую ему на глаза.
— А знаете ли вы, где я прочел эту молитву Жана де Фекампа?
— Понятия не имею…
— В книге Ирис Дюпен «Такая смиренная королева»… Вы знакомы с Ирис Дюпен?
— Это моя сестра.
— Я так и думал.
Он сильно стукнул по столу ладонью — так, что пепельница подскочила.
— Ваша сестра не могла это сама придумать, — прорычал он.
— Я дала ей свои записи…
— A-а! Вы дали ей записи?
Он явно злился, что она принимает его за идиота.
— Помните, Жозефина, как мы с вами говорили о слезах святого Бенедикта и о милостиво дарованной ему способности к раскаянию, благодаря которой он плакал столько раз в день, сколько хотел?
— Да…
— Прекрасно, а в «Такой смиренной королеве» автор упоминает эпизод из хроники, в котором святой Бенедикт проливает слезы так обильно, что гасит огонь, который охватил его соломенный матрас, когда он молился!
— Ну да, во всех старых книгах есть эта история…
— Нет, Жозефина, во всех старых книгах нет этой истории… А знаете почему?
— Нет…
— Потому что эту историю я выдумал. Специально для вас. Вы так блистали эрудицией, что в какой-то момент я решил вас разыграть! И вот я нахожу ее в книге — в вашей книге, Жозефина!
Он говорил все громче, и глаза его сверкали от гнева.
— Поскольку вы меня забросили, я перечитал книгу вашей сестры, и понял, что два или три отрывка, подобных этому, в библиотеке никак не найдешь, потому что они взяты отсюда!
Он постучал себя пальцем по лбу.
— Они не могли быть в ваших записях, поскольку о них говорилось в устной беседе. Из этого я сделал вывод, что именно вы написали эту книгу. Я так и подозревал, я чувствовал это…
Он ерзал на стуле, засучивал и вновь опускал рукава свитера. Откинул прядь волос, нервно облизал губы.
— Вас, кажется, сильно потрясло это открытие, Лука!
— Да уж конечно, потрясло! Я, представьте себе, привязался к вам… Такую уж проявил слабость! Раз в жизни мне попалась чувствительная, нежная, сдержанная женщина… Раз в жизни я не читал в глазах женщины «пойдем скорей в постель»! Меня пленила ваша робость, неуклюжесть, мне нравилось, что вы до сих пор со мной на «вы», нравилось, как вы подставляете щеку для поцелуя… Нравилось водить вас в кино на фильмы, которые вы не смотрели, и нравилось целовать вас в такси в Монпелье. Мне не понравилось, когда вы меня оттолкнули — но это тоже меня почти пленило…
Он нервничал, его глаза горели темным огнем, он бурно жестикулировал. Его руки взлетали в воздух, как птицы. Все-таки он настоящий итальянец, подумала Жозефина.
— Наконец я встретил умную, милую, рассудительную женщину, которой важно, чтоб мужчина выждал время, прежде чем наброситься на нее! И когда вы исчезли, как же я скучал по вам, и потому взял вашу книгу, внимательно прочел и там повсюду услышал, увидел, почуял Жозефину! Знакомая сдержанность, вдумчивость, скромность… Я даже обнаружил живого прототипа одного из героев! Тибо Трубадур — это ведь немного я, правда?
Жозефина опустила глаза и покраснела.
— Спасибо. Он получился очень привлекательным! И если подсчитать количество посвященных ему страниц, вы, видимо, очень ценили меня в этот период… Я знаю, я не должен был вам всего этого говорить! Я вывернулся перед вами наизнанку, ну и наплевать. Я был счастлив с вами, Жозефина… Как на облаке парил…
— Так почему же вы обдали меня холодом на показе Жан-Поля Готье? Почему не ответили, когда я попыталась с вами заговорить? Изобразили эдакого равнодушного красавца?
Он вытаращил на нее глаза и непонимающе развел руками.
— Вы о чем?
— Недавно, в отеле «Интерконтиненталь». На подиуме. Вы пронзили меня ледяным взглядом, как копьем, я чуть на месте не умерла от боли! Вы прошли мимо.
— Что за показ?
— Показ Жан-Поля Готье в зале «Интерконтиненталя». Я сидела в первом ряду. Вы шли, рассеянный, высокомерный, я позвала вас — Лука, Лука, вы посмотрели на меня и отвернулись. Я была недостаточно… недостаточно…
Она нервно подыскивала слова. Чувство глубокой тоски охватило ее, вновь открылась старая рана. Она почувствовала, что сейчас заплачет. Лука, побледнев, озадаченно глядел на нее и бормотал: Готье, «Интерконтиненталь»… Вдруг он вскрикнул:
— Витторио! Вы видели Витторио, а не меня!
— Кто такой Витторио?
— Послушайте, Жозефина, у меня есть брат, брат-близнец, который похож на меня как две капли воды. Это он подрабатывает моделью, и его вы видели на показе. Не меня, нет.
— Брат-близнец…
— Самый настоящий. Абсолютная копия. Но только физически, поскольку… Мне кажется, мой брат Витторио похож на вашу сестру Ирис, он ездит у меня на шее, бесстыдно меня использует, а я сломя голову ношусь, исправляя все его безобразия. То его преследует девушка, которая утверждает, что он — отец ее ребенка, то его ловят с кокаином, и мне надо вытаскивать его из полиции, то он звонит мне мертвецки пьяный из бистро в четыре утра, чтобы я приехал его забрать! Моделью ему больше быть не хочется, стареть ему тоже не хочется, и он старательно себя разрушает. Сначала он был в восторге — конечно, легкие деньги. Теперь ему стало противно. И, конечно, именно я должен собирать его по частям, и, конечно, я делаю это, точно так же, вероятно, как вы пишете и позволяете сестре подписывать вашу книгу своим именем.
— То есть на подиуме был ваш брат-близнец?
— Да, Витторио. Скоро он будет слишком стар, чтобы заниматься этой работой. У него шиш в кармане, и он рассчитывает, что я буду его содержать. Это я-то, у которого ни гроша за душой. Знаете, вы не зря меня оттолкнули: я и впрямь не подарок.
Жозефина потрясенно смотрела на него. Брат-близнец! Потом, поскольку молчать было уже неудобно, она собрала волю в кулак и решилась:
— Я оттолкнула вас по одной простой причине… Потому что я считаю вас невероятно красивым, а я — такая уродина! Не надо было бы вам это говорить, но раз уж такой откровенный разговор, знайте, что все было именно так.
Лука смотрел на нее, разинув рот.
— Вы считаете себя некрасивой?
— Да. Некрасивой, простоватой, невыразительной, скованной. И так давно меня никто не целовал! Когда мы ехали в такси, я умирала от страха…
— И чего вы боялись?
Жозефина робко пожала плечами.
— Я постепенно исправляюсь, заметьте. И делаю успехи.
Он протянул к ней руку, погладил ее по щеке и, перегнувшись через стол, нежно поцеловал.
— Ох, Лука! — простонала Жозефина.
Он прошептал, касаясь губами ее губ:
— Если бы вы знали, какое счастье было встретить вас! Говорить с вами, идти рядом с вами, водить вас в кино, и никогда вы ничего не просили, никогда не пытались как-то надавить на меня… Я чувствовал себя так, будто это я изобрел само слово «роман».
— Потому что обычно женщины виснут на вас?
— Потому что обычно они торопливые и жадные… Я люблю неторопливо присматриваться, люблю мечтать, представлять, что может произойти — вот такой я медлительный человек. И к тому же на заднем плане всегда маячит Витторио.
— Они принимают вас за него?
— Иногда. И когда я говорю, что это не я, это мой брат-близнец, они спрашивают, а какой он, твой брат, познакомишь, а могу я тоже сниматься? А вы совсем из другого круга, вы не имеете отношения к этому миру, вы ни о чем не спрашиваете. Вы чудное виденье…
— Что-то вроде Бернардетты Субиру?
Он улыбнулся и вновь принялся целовать ее.
Дверь бистро открылась. Порыв ледяного ветра ворвался в зал. Жозефина вздрогнула. Лука встал, накинул на плечи Жозефины свое пальто, набросил капюшон ей на голову и заявил: