Читаем без скачивания Можжевеловый Холм (ЛП) - Перри Девни

Просим Вас, дорогие читатели, НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо!

1. МЕМФИС

— Можжевеловый холм. Можжевеловый холм, — я выдернула липкую записку из подстаканника, чтобы ещё раз перепроверить название улицы. Можжевеловый холм. — Это. Не. Можжевеловый холм.

С каждым произнесенным словом моя ладонь все сильнее шлёпала по рулю. Разочарование буквально сочилось из моих пор, пока я отчаянно сканировала дорогу в поисках уличных знаков.

Дрейк кричал на своём сиденье. Это был плачущий, душераздирающий, краснолицый плач. Как такой громкий звук мог исходить от такого маленького человечка?

— Прости, малыш. Мы почти приехали, — мы должны были быть близко, верно? Эта несчастная поездка должна была закончиться.

Дрейк все плакал и плакал, не обращая внимания на мои извинения. Ему было всего восемь недель, и если для меня эта поездка была тяжёлой, то для него она была сродни пытке.

— Я всё испортила, да?

Может быть, мне следовало подождать и совершить эту поездку, когда он подрастёт. Может быть, мне следовало остаться в Нью-Йорке и разобраться со всем этим дерьмом. Может быть, мне следовало принять сотню других решений. Тысячу.

После нескольких дней, проведённых в машине, я начала сомневаться в каждом своём решении, особенно в этом.

Побег из города казался лучшим вариантом. Но теперь…

Крик Дрейка говорил об обратном.

Казалось, я собрала свою жизнь — нашу жизнь, все десять лет и погрузила её в машину. Когда-то я была девушкой, которая жила в особняке. Девушкой, в распоряжении которой был частный самолёт. Осознание того, что единственное имущество, которое было по-настоящему моим, поместилось в седан «Вольво», было… удручающим.

Но я сделала свой выбор. И теперь было слишком поздно поворачивать назад.

Тысячи миль, и мы наконец добрались до Куинси. Место, где мы начнём всё сначала. Или могли бы начать, если бы я смогла найти Можжевеловый холм.

В ушах звенело. Моё сердце болело.

— Шшш. Малыш. Мы почти на месте.

Он не понимал и не хотел понимать. Он был голоден и нуждался в смене подгузника. Я планировала сделать всё это, когда мы приедем в наше арендованное жильё, но я уже в третий раз ехала по этому участку дороги.

Заблудились. Мы заблудились в Монтане.

Мы проделали весь этот путь и заблудились. Может быть, мы заблудились в то самое утро, когда я уехала из города. Может быть, я заблудилась еще несколько лет назад.

Я разблокировала телефон и проверила GPS. Моя новая начальница предупредила меня, что этой дороги ещё нет на карте, поэтому она дала мне инструкции. Возможно, я записала их неправильно.

Тоненький голосок Дрейка надломился. Плач прекратился на долю секунды, чтобы он мог наполнить свои лёгкие, а затем он просто продолжил выть. Через зеркало заднего вида и зеркало над сиденьем виднелось его маленькое личико, которое скривилось и покраснело, а кулачки сжались.

— Прости, — прошептала я, когда слезы затуманили моё зрение. Они телки по щекам, и я не могла смахнуть их достаточно быстро.

Не сдавайся.

Мой собственный всхлип вырвался наружу, присоединившись к всхлипу сына, и я съехала с шоссе на обочину.

Но, Боже, я хотела бросить всё это. Как долго человек может держаться за верёвку, прежде чем его хватка ослабнет? Как долго женщина может держать себя в руках, прежде чем она сломается? Очевидно, ответ был от Нью-Йорка до Монтаны. Мы были, вероятно, всего в миле от конечного пункта назначения, а стены уже начали рушиться.

Всхлипывания смешивались с икотой, и слезы текли, пока мои шины не остановились, машина не встала на парковке, а я обнимала руль, желая, чтобы он обнял меня в ответ.

Не сдавайся.

Если бы дело касалось только меня, я бы сдалась ещё несколько месяцев назад. Но Дрейк рассчитывал, что я выдержу. Он переживёт это, верно? Он никогда не узнает, что мы провели несколько несчастных дней в машине. Он никогда не узнает, что первые два месяца его жизни я плакала почти каждый день. Он никогда не узнает, что сегодняшний день, когда у нас началась, как я надеялась, счастливая жизнь, на самом деле был пятым худшим днём в жизни его матери.

Не сдавайся.

Я зажмурила глаза, на минуту поддавшись рыданиям. В слепую нащупав дверь, я нажала на кнопку, чтобы опустить окна. Может быть, чистый воздух прогонит вонь от слишком многих дней, проведённых в машине.

— Прости, Дрейк, — пробормотала я, пока он продолжал плакать. Мы оба плакали. — Мне жаль.

Лучшая мать, вероятно, вышла бы из машины. Лучшая мать держала бы своего сына на руках, кормила бы его и переодевала. Но потом мне пришлось бы снова погрузить его в автокресло, и он бы заплакал, как это было в течение первого часа нашей поездки сегодня утром.

Может быть, ему было бы лучше с другой матерью. С матерью, которая не заставила бы его ехать через всю страну.

Он заслуживал лучшей матери. И лучшего отца.

Это у нас было общим.

— Мисс?

Я ахнула, едва не выпрыгнув из ремня безопасности, когда сквозь шум прорезался женский голос.

— Извините, — офицер, симпатичная женщина с темными волосами, подняла руки.

— Боже мой! — я прижала руку к сердцу, а другой откинула прядь волос с лица. На заднем плане я увидела знакомые синие и красные огни полицейской машины. Черт. Последнее, что мне было нужно, это штраф.

— Простите, офицер. Я могу отогнать свою машину.

— Всё в порядке, — она наклонилась, заглядывая внутрь моей машины. — У вас всё хорошо?

Я яростно вытерла лицо. Перестань плакать. Перестань плакать.

— Просто плохой день. На самом деле, очень плохой день. Может быть, пятый самый плохой день в моей жизни. Шестой. Нет, пятый. Мы едем в машине уже несколько дней, а мой сын не перестаёт плакать. Он хочет есть. Я голодна. Нам нужно поспать и принять душ, но я заблудилась. Я уже тридцать минут езжу по округе, пытаясь найти то место, где мы должны остановиться.

Теперь я болтала с полицейским. Фантастика.

Бессвязная речь — это то, что я делала в детстве, когда моя няня ловила меня на чем-то плохом. Мне не нравилось попадать в неприятности, и я всегда старалась выкрутиться.

Папа всегда называл это оправданием. Но как бы часто он меня ни ругал, бессвязная речь вошла в привычку. Плохая привычка, которую я исправлю позже, в день, который не входит в десятку худших дней.

— Куда вы направляетесь? — спросила женщина, взглянув на Дрейка, который всё ещё кричал.

Ему было всё равно, что нас остановили. Он был слишком занят, докладывая ей, что я ужасная мать.

Я нащупала липкую записку, которую уронила, и показала её через открытое окно, — Можжевеловый холм.

— Можжевеловый холм? — её лоб нахмурился, и она моргнула, дважды прочитав липкую записку.

У меня свело живот. Это было плохо? Это был плохой район или что-то в этом роде?

Когда я пыталась найти квартиру в Куинси, выбор был невелик. Единственными вариантами были дома с тремя или четырьмя спальнями, и мало того, что мне не нужно было столько места, так в добавок они сильно превышали мой бюджет. Учитывая, что это был первый раз в жизни, когда у меня вообще был бюджет, я была полна решимости придерживаться его.

Поэтому я позвонила Элоизе Иден, женщине, которая наняла меня работать в её отеле, и сказала ей, что не смогу переехать в Куинси.

Когда она пообещала найти мне квартиру, я подумала, что, возможно, ангел-хранитель присматривает за мной. Вот только, возможно, эта однокомнатная квартира на Можжевеловом холме на самом деле является лачугой в горах, и я жила бы рядом с торговцами метамфетамином и преступниками.

Неважно. Сегодня я бы согласилась на наркоманов и убийц, если бы это означало провести двадцать четыре часа не в этой машине.

— Да. Вы знаете, где это? — я вскинула руку в сторону лобового стекла. — Инструкции привели меня прямо сюда. Но здесь нет дороги с обозначением Можжевеловый холм. Или любой другой дороги.