Читаем без скачивания Инфаркт - Марина Дяченко

Марина и Сергей Дяченко

Инфаркт

Тимур был из них самый трезвый, во всяком случае, не налетал на стволы, когда шел. Поэтому его посадили за руль. Саня просил — ну, останьтесь еще, ну, чего вы, хлопцы. «Льются пе-есни, льются вина, и стучат, стучат, стучат…» Но Витька сказал, что если они просидят еще полчаса, то он, Витька, своими руками пойдет бить морды, причем начнет с жениха. И тогда его заметут в местную ментовку, сказал очень рассудительно Витька. Так что поехали, пацаны, а то ведь и вы не удержитесь в смысле мордобития. Уж больно хари тут заманчивые.

Они вчетвером сели в Антошин джип, Тимур кое-как завел мотор и очень медленно, чтобы не слететь в канаву, вывел машину с кривой боковой улочки на чуть менее кривую, в прошлом Шестидесятилетия Октября. Кругом стояла темнотища, какой никогда не бывает в городе, свет фар увязал в ней. За разновеликими заборами гавкали собаки всех калибров, да с такой злобой, будто всю жизнь ненавидели именно этих случайных проезжих. Потом лай начал стихать — собачьи голоса отдалились, мимо потянулись косые заброшенные плетни. Тимур ехал, ехал и приехал в какие-то кусты смородины.

Пришлось выбираться из машины, потому что всех уже укачало. На небе не нашлось ни звездочки. Свадьба осталась позади, провалилась куда-то в душную ночь, и только отдаленное «умц-умц» еще сливалось с робким комариным звоном. В темноте пахло ягодами.

— Ребя, — сказал Игорь и убил кровососа на лбу. — Мы смородину подавили.

Джип стоял, уткнувшись конусами света в глухие заросли. Крапива поднималась чуть не вровень со смородиной, но мужественные кусты продолжали плодоносить: отражая боками фары, на ветках блестели здоровенные черные ягоды.

Витька бесстрашно вошел в крапиву — а чего она сделает, через джинсы-то — и принялся обдирать кусты, горстями забрасывать ягоды в рот. К нему присоединился Тимур; Игорь отошел в темноту по насущным делам. Антоша тяжело ворочался на заднем сиденье: он был самый пьяный. Он по полгода мог капли в рот не брать, а потом как дорвется до бутылки — и в стельку.

— Придурки, — сказал Витька, формулируя общее мнение. — Жлобы.

Тимур ничего не ответил — только ойкнул, случайно угодив рукой в самое крапивное пекло.

Вернулся Игорь, нашел свою сумку в багажнике и вытащил пачку влажных салфеток. Игорь был человек аккуратный; сегодня к нему долго клеилась местная девица Ленка, строила глазки и трогала под столом коленкой. А когда он, вняв Ленкиным призывам, все-таки соизволил ее потискать, явились какие-то местные мужики с претензиями. Самым неприятным оказался актерский талант, с которым Ленка изобразила оскорбленную невинность.

Вопрос разрулил Витька — он был мужик решительный и бывалый, на такого где сядешь, там и слезешь. Мужики ушли, но осадок остался: Игорь был разочарован, а Витька зол. Что касается Антоши, то он с самого начала — как только увидел столы во дворе, котлы, поварих, толпу нарядных родственников, как услыхал Сердючку в чудовищных динамиках, — с того самого момента впал в уныние и надрался, как зонтик, за полчаса. Тимур пытался всех помирить: все-таки приехали на свадьбу. С Санькой, женихом, на последних курсах института были очень дружны, Санька искренне звал друзей на торжество, в конце концов, они проехали такое расстояние! Привезли подарок — ящик хорошего коньяка, который был, кстати, опрокинут спьяну одним из гостей. Вернее, опрокинут столик, на котором стоял ящик, — вдребезги, только коньячный аромат поплыл над самогонным застольем.

Жених Саня с невестой Ирой жили уже года два, родня все давила — где штамп, где свадьба? Наконец решили расписаться и сыграть свадьбу, как положено. Человек пятьдесят родни и близких знакомых, сотня дальних знакомых, и всех надо пригласить, а то обидятся. Чтобы сидели за столами, поставленными прямо во дворе под брезентовым шатром, и пили по команде тамады с микрофоном. А подарки чтобы дарили деньгами, да еще сумму громко называли, чтобы соседи могли оценить. Такова древняя народная традиция.

— Как они меня достали, — сказал Игорь. — Ну и свадебка.

— Вас, ребятки, жестоко снобит, — заметил Тимур.

Никто не ответил.

Антоша наконец выбрался из машины. Икнул и быстро ушел в темноту. В отдалении протарахтел мотоцикл: надсадный треск мотора прочертил будто линию в темноте, обозначая шоссе.

— У нас вода осталась? — спросил Витька.

— Хрен его знает. Тимур, посмотри в багажнике.

Подсвечивая себе мобилкой, Тимур порылся в содержимом багажника и вытащил пластиковую бутылку — на дне ее болталось полстакана воды.

— Это что, все? Блин, надо было со стола прихватить.

— Надо было, — уныло согласился Тимур.

Витька помедлил — и отхлебнул. Протянул бутылку Тимуру:

— Будешь?

Тимур поглядел на Игоря.

— Пейте, — сказал тот, и Тимур заглотнул последние капли.

Игорь и Витька закурили. В тишине слышно было, как Антоша страдает где-то впереди за кустами — блюет и вполголоса матерится. Зловещий симптом: обычно от него слова матерного не дождешься. А тут достали.

— Давайте подождем, что ли, пока просветлеет, а пока разложим сиденья в машине да поспим? — неуверенно предложил Игорь.

— Пить охота, — Витька вытер руки о штаны. — Поехали лучше магазин искать.

— И хрен ты найдешь магазин в этой глуши, да чтобы ночью работал?

Помолчали.

— Все равно надо ехать, — сказал Витька. — Тимур! Ты как?

— Коньяка жалко, — сказал Тимур. — Лучше бы мы сами его выпили.

Порывом ветра чуть качнуло смородиновые кусты. И снова все стихло. На жестких листьях медленно, испариной, проступала роса.

Покачиваясь, вернулся Антоша. Заглянул в багажник, пошарил в темноте:

— Эй, тут бутылка была с водой…

— Была, только пустая. Антош, мы решили ехать магазин искать.

— Ох, — сказал Антоша и сел прямо на траву. Единственный из четверки, он явился на свадьбу в костюме, дорогом и приличном. Теперь штаны были измяты и перепачканы землей, от пиджака оторвалась пуговица, а галстук остался заложником где-то на свадьбе.

— В магазин, — настойчиво повторил Витька. — Тимурка, заводи.

— Сейчас, — Тимур поморщился, потирая живот. — Смородина эта, сволочь, кислая…

И быстро удалился в темноту, крикнув напоследок:

— Я сейчас!

Тихонько и нежно, пробуя голос, запела утренняя птица. Проступили очертания тополей у дороги; наметились, пока только контуром, далекие холмы, поросшие лесом.

Пустая пачка сигарет, брошенная в траву, забелела во мраке ярким четырехугольником.