Читаем без скачивания На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики - Фёдор Фёдорович Тютчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жест этот был очень ясен.
Толкнув Зину двумя пальцами в грудь, Саабадулла сделал ими движение по ладони другой руки, изображая бег ногами, причем махнул рукой в сторону крепости. После этого он сделал свирепое лицо и, выхватив кинжал, приставил его лезвием к горлу девушки.
«Если ты попробуешь бежать к своим, я зарежу тебя», — говорили жесты чеченца, и Зина поняла их.
Ночь провели в пещере. Для Зины Саабадулла постлал бурку, а под голову бросил ей седельную подушку.
Был момент, когда Саабадулла хотел было опять связать ее из боязни, чтобы она не вздумала бежать. Он уже подошел к ней с веревками в руках, но взглянув на ее измученное личико, очевидно, пожалел. Показав Зине веревку в знак того, что, мол, ежели не будешь вести себя покорно, свяжу, Саабадулла отошел прочь и улегся в самом проходе пещеры. Измученная впечатлениями и страданиями ночи и дня, Зина не помышляла о побеге. Несмотря на все свое горе и страх, она очень скоро крепко заснула и проспала до рассвета, как убитая.
На другой день тронулись в путь тем же порядком.
Несколько раз во время дороги Зина принималась горько плакать. Она представляла себе отчаяние ее стариков, их беспомощные рыдания, и сердце разрывалось у нее от печали. О себе, о своей судьбе она как-то не думала, все ее помыслы были сосредоточены на стариках-родителях.
Видя горькие слезы девушки, Саабадулла пробовал ее уговаривать, но Зина, разумеется, не понимала ни одного слова из всего того, что говорил ей горец. Тем не менее тон его речей несколько успокаивал ее и порождал смутную надежду. Саабадулла казался ей человеком добрым и великодушным.
У нее появилась смутная надежда, что чеченец, пожалуй, не сделает ей никакого зла, а только потребует выкупа, и таким образом с Божьей помощью она очень легко может через какой-нибудь месяц вернуться снова домой.
Под впечатлением этих надежд Зина гораздо ласковей стала глядеть на горца. Вскоре она заметила, что чем она была любезней с Саабадуллой, тем он делался мягче и предупредительней. Такое открытие заставило Зину удвоить свою любезность с молодым джигитом. Это было ей не очень трудно по той причине, что горец ей даже нравился.
Саабадулла был очень красив и обладал природной грацией. Его жесты были плавны и полны достоинства, а лицо выражало несокрушимую энергию.
К вечеру второго дня прибыли, наконец, в аул Тайабач. Саабадулла сдал Зину с рук на руки встретившим его двум женщинам. Те отвели ее в небольшую комнату, молча раздели и уложили на небольшой матрасик, набитый пухом, после чего бережно укутали теплыми одеялами и затем ушли, забрав всю ее одежду, которая, испачканная и изорванная, конечно, никуда не годилась. Ласковое, дружеское обращение обеих женщин еще более утвердило Зину в мысли, что ее не ожидает ничего дурного. Просто сорвут за нее несколько сот рублей денег, и этим все кончится.
Успокоенная такими соображениями, Зина с наслаждением вытянулась на мягком матрасе и тотчас крепко заснула, утомленная пережитыми ею тяжелыми впечатлениями и дорогой.
Долго ли проспала она так, Зина не помнила, но помнит, как вдруг словно что толкнуло ее, она испуганно вздрогнула и торопливо открыла глаза. Перед ней стоял Саабадулла. Взглянув на его побледневшее лицо, горящие как уголья глаза и стиснутые зубы, девушка почувствовала прилив холодного ужаса, парализовавшего ее, как парализует кролика взгляд удава. Она лежала, вся оцепеневшая, трепещущая, не в силах оказать какое бы то ни было сопротивление. Саабадулла между тем наклонился и крепко стиснул в мощных, горячих объятиях помертвевшую от страха девушку.
Припоминая все, что произошло потом, Зина долго не могла понять, как она пережила эти ужасные минуты, как не наложила на себя руки в первый момент после того, когда ее мучитель, наконец, ушел, оставив ее распростертую на ковре, опозоренную, с нестерпимой ноющею болью во всем теле.
Едва имея силы завернуться с головой в одеяло, Зина отползла в дальний угол и пролежала там весь день, не шевелясь.
Она ни о чем не думала, и в ее утомленном мозгу смутно копошились, как свившиеся в клубок змеи, коротенькие, не имеющие между собой никакой связи мысли, или, вернее говоря, обрывки мыслей.
Словно черная свинцовая туча накрыла ее и придавила к земле. Ее «я» как бы исчезло, она перестала чувствовать себя человеком, а какой-то вещью, с которой могли делать все что угодно. Когда Саабадулла снова пришел к ней, Зина с покорностью рабыни отдалась ему, не помышляя ни о каком сопротивлении. Она подчинилась ему, и только дрожью непреодолимого отвращения протестовала против его разнузданных порывов. С каждым днем это отвращение усиливалось и вылилось в глубокую, затаенную ненависть и омерзение, какое люди питают к отвратительным гадам. Чувство это не покидало Зину до последней минуты, когда, среди слез и стонов, вдруг появилось на свет маленькое слабое существо. С его рождением Зина сразу почувствовала облегчение. Точно кора спала с ее сердца. Ей вдруг стало легче дышать, и жизнь уже не казалась такою отвратительной. Даже ненавистный до глубины души Саабадулла сделался ей теперь менее омерзительным. Напротив, когда она в первый раз увидела своего ребенка на руках у Саабадуллы и подметила ласковую обращенную к нему улыбку, улыбку отца, любующегося своим сыном, что-то похожее на умиление шевельнулось в тайниках сердца Зины.
В эту минуту она невольно почувствовала, что кто бы ни был Саабадулла, тем не менее он является отцом ее сына, и теперь между ними, несмотря на все различие их между собой, была таинственная связь.
V
Вскоре после отъезда Саабадуллы в комнату Зины вошли жена его И лита и сестра Салимэ. Эти женщины редко оставляли Зину одну; если не обе вместе, то И лита или другая, но которая-нибудь из них наблюдала за нею, ни на минуту не выпуская из глаз.
Вначале это соглядатайство чрезвычайно надоедало Зине, но постепенно она привыкла к нему настолько, что перестала его замечать. После рождения ребенка и убедясь в страстной к нему любви со стороны Зины, женщины начали предоставлять ей некоторую свободу. Они сознавали всю невозможность побега: имея младенца на руках, расстаться с ребенком Зина, по их мнению, никогда бы не решилась.
Если бы не требования Саабадуллы, они давно перестали бы за нею шпионить, но он приказывал, и обе привыкшие к повиновению рабыни исполняли его волю беспрекословно.
К счастью Зины, как Илита, так и Салимэ были далеко не
