Читаем без скачивания На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики - Фёдор Фёдорович Тютчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саабадулла любил ее за веселый, беззаботный нрав, и хотя предпочитал Зину, но не настолько явно, чтобы Илита имела большой повод ревновать его к ней. Основной чертой характера Илиты была беспечность. Она шалила, резвилась как дитя, весьма довольная тем, что все заботы по хозяйству лежали не на ней, а на Салимэ, которая управляла домом, слугами и ею самой. Илита слушалась Салимэ во всем беспрекословно, и благодаря этому в доме редко происходили ссоры. Салимэ была уже пожилая женщина, такая же высокая и могучая, как ее брат Саабадулла. Овдовев, она не захотела выйти второй раз замуж, хотя и могла, и поселилась у младшего брата, переведя к нему и двух своих детей: девочку и мальчика. К тому времени, когда Зина попала к Саабадулле, дочь Салимэ уже вышла замуж и сын был в мюридах у Шамиля.
Салимэ была женщина не злая, и если ее не раздражали противоречиями, умышленно никому не делала зла.
Первое время после появления в доме Зины Салимэ несколько встревожилась и насторожилась; она пробовала уговаривать брата продать девушку в Турцию, но Саабадулла и слышать не хотел.
— Она мне самому нравится, — говорил он хладнокровно на все доводы Салимэ, — и я никому ее не отдам.
Встретив такое упорство, Салима сначала чрезвычайно раздражалась, но убедясь, что Зина и не думает играть какую бы то ни было роль в доме, она мало-помалу успокоилась и стала относиться к девушке довольно дружески.
— Ну, вот наш хозяин и уехал, — сказала Салима, входя в комнату, — теперь раньше трех дней не вернется. Придется вам поскучать.
Она лукаво подмигнула, на что Илита громко фыркнула и закрылась чадрой, Зина же пропустила слова старухи мимо ушей и продолжала шить, погруженная в свои думы. Видя, что она не расположена к беседе, женщины заговорили между собой о том, какое угощение будет на похоронах Мустафы, дяди Саабадуллы.
Илита уверяла, что угощенье будет на славу, но Салимэ в этом сильно сомневалась.
— Ты не знаешь старухи Умма-Гульснум, жены Мустафы, — возражала Салимэ, — она страшно скупа; когда приходится резать лишнего барашка, она думает, что это ее сын…
Старуха произнесла эту фразу с таким юмором, что смешливая Илита так и покатилась со смеху, и даже Зина чуть-чуть улыбнулась. У Салимэ была способность самые обыкновенные фразы говорить тоном, вызывавшим невольный смех.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошла толстая, расплывшаяся старуха с широким лицом, большими круглыми глазами, что в придачу к крючковатому носу делало ее похожей на сову. На вид ей было лет под пятьдесят.
— Хоть гельдым. Хоть гельдым[13] — нараспев произнесла она, подходя к Салимэ и дружески приветствуя ее. — Хошь гельдым, — обратилась она тем же тоном к Илите. На Зину старуха едва глянула и пренебрежительно кивнула головой, на что та ей не ответила вовсе.
Из всех женщин, посещавших дом Саабадуллы, Зина больше всех не терпела эту старуху, жившую по соседству. Будучи главной женой достопочтенного муллы Гаджи-Кули-Абаза, она, как особа духовного звания, выказывала к русским особенную нетерпимость и ненависть.
— Ах, мои милые, любезные сердцу сестры, — заговорила Зайдат, так звали старуху, опускаясь на ковер между Салимэ и Илитой, — какой мне подарок прислал мой сын недавно! Нарочно принесла показать вам.
Говоря так, Зайдат вытащила из-под чадры и развернула небольшой сверток, в котором оказался в несколько аршин длиной кусок полушерстяной материи русского производства. Материя была довольно обыкновенная, ярко-пестрая и недорогая, но, тем не менее, обе женщины пришли в восторг. С жадностью выхватив из рук Зайдат, они принялись ее разглядывать, вырывая друг у друга, чтобы получше рассмотреть. Они мяли материю пальцами, смотрели на свет, для чего-то нюхали и даже языком несколько раз лизнули.
Углубленная в свои мысли, Зина оставалась по-прежнему равнодушной и даже не взглянула на материю. Это обстоятельство, по-видимому, обидело Зайдат.
— А ты что же, не хочешь и глазом повесть? — воскликнула старуха, обращаясь к пленнице. — Ты ведь должна знать толк в русских материях: вот ты посмотри и скажи, какова она, по твоему мнению?
Не желая раздражать старуху, Зина лениво поднялась с места и, приблизившись, стала рассматривать материю.
— На, пощупай, какая плотная, только, смотри, будь осторожнее, — проговорила Зайдат, сунув Зине конец материи.
Та машинально взяла и вдруг почувствовала в своих пальцах вместе с концом материи плотно, в несколько раз сложенный клочок бумаги.
Зина вздрогнула от неожиданности, зажала записочку в своем кулаке и вопросительно заглянула в глаза Зайдат.
К немалому своему удивлению, на этот раз она не заметила в лице старухи столь знакомое ей выражение непримиримой ненависти; напротив, сегодня она глядела дружески и ласково-одобряюще.
— Ну что, хорошая материя, как ты думаешь? — продолжала тараторить Зайдат, давая Зине тем время опомниться.
— Очень хорошая, — нашлась наконец Зина и, поспешно отойдя в сторону, села на свое место.
Она была ошеломлена и ничего не понимала. Привыкнув до сегодняшнего дня считать Зайдат заклятым врагом, Зина никак не могла понять, что сталось вдруг с ней. Откуда сумела она взять такой ласковый взгляд, каким она на мгновенье скользнула по ее лицу, передавая бумажку, — очевидно записочку. Но если это действительно записочка, от кого бы она могла быть? Кому было написать ее и передать Зайдат? Что все это значило?
Зина сидела и ломала голову над разрешением волновавшего ее вопроса. Записочка, незаметно засунутая ею за пазуху, жгла ей грудь, и она сгорала нетерпением поскорей прочитать ее.
Она едва нашла в себе настолько силы воли, чтобы принудить себя спокойно просидеть на месте еще некоторое время. Затем, убедившись, что женщины, увлеченные разговором, не следят за нею, Зина встала, притворно потянулась и, неслышно ступая по мягкому ковру босыми ногами, незаметно вышла за дверь.
Там, прижавшись к углу, она трясущимися руками развернула бумажку, оказавшуюся действительно запиской, и устремила на нее жадный взгляд разгоревшихся от волнения глаз.
Прочитав записку, Зина почувствовала, как все закружилось вокруг нее, сердце замерло и ноги ослабели до того, что она едва удержалась, чтобы не опуститься на землю. Несколько минут простояла она ошеломленная, охваченная одним порывом безумной радости, но скоро опомнилась и, сделав над
