Читаем без скачивания Дети, сотканные ветром. - Артём Ерёмин

Чуди не прятали волнения и, едва не срываясь на бег, спешили скрыться в тенях городского парка. Шумным дыханием они подгоняли друг друга, а Молчун то ли под тяжестью носилок, то ли от бремени внушительного живота пыхтел просто неистово. Впрочем, невозмутимому Главарю, лишь воздев кулак, удавалось закупорить воздух в лёгких соратников. Так делал он, замечая впереди опасность. Так сделал он, заприметив группу бездомных на летней веранде. Главарь как можно выше поднял фонарь, увеличивая круг света, который не подпускал к ним сумеречную серость чужеродного мира. Крепыши словно утиный выводок прижались друг к другу. Только Задира, заложив пальцы за пояс, с вызовом глядел в сторону людей.

– Шевелись, – осадил его Главарь. – За геройство монет не накинут.

Вдобавок Хмурый одарил Задиру подзатыльником, и тот весь оставшийся путь со старанием обиженного ребёнка ждал возможности поквитаться.

Лев со спины Добряка тайком следил за своими спасителями. Отпали все сомнения и пришлось признать, что виной появления существ из сказок послужило отнюдь не воображение. Кто-то живой и материальный послал их ему на выручку. Такие диковинные существа, а от одного вида филина Лев жался к Добряку, точно мышонок. Не понять из-за чёрных очков бодрствовала птица или спала на носилках, как положено сородичам поутру.

Даже свинцовые тучи, которые надавили на Петербург, не помешают скоро рассвести новому дню. Хотя Лев полагал, что чудь это обстоятельство не волновало, и они подсознательно жались к фонарю, горящему на посохе их предводителя.

У торговых киосков завершающий зелёный парк караван застопорился.

– Эх, почти пробились, – обронил Добряк.

Тут Лев понял, куда чуди держат путь. Как бы они себя ни называли, их гномья натура сомнению не подлежала. Любые сказания расписывали дома гномов как крепости под землёй, а в Петербурге есть лишь один благопристойный способ спуститься туда. Вот только препятствием у дверей метрополитена оказалась запозднившаяся братия футбольных болельщиков, отпугивающая ранних посетителей. Неизвестно что подарили им их любимцы, повод праздновать или же запивать горе, но одно ясно: на входе вестибюля метро они окопались надолго.

– Будем прорываться, агась? – потряс Задира топориком.

Словно в ответ болельщики, подпирая друг друга, загорланили спортивный гимн.

Главарь покачал головой, и ретивый крепыш облегченно выдохнул.

– Спешите/день/надвигается, – филин в нетерпении ёрзал на носилках.

Его речи с металлическим потрескиванием не произвели на караван желаемого впечатления. Хмурый не удержался от насмешки:

– Был ли ты в бою, пернатый? Мне думается, тебе мышей на подносе приносили, пока ты книжки учился перелистывать. О полых не зря ходят жуткие байки. Чую, выкрутасами твоего фонаря их не проймёшь.

– Уловка/фонарь/жизнь/бережёт, – филин поправил очки, мимолётом продемонстрировав когти явно не для чтения заточенные. – Солнце/тени/сожрёт. По какой цене/свет/иного мира.

Теперь его слова возымели результат.

– Ты о чём болтаешь, старые перья? – не смекнул Задира.

– Фонарь не скроет нас при дневном свете, – догадался Добряк.

Молчун и Хмурый, не сговариваясь, скинули носилки. Над филином навис командир.

– Ах, ты, безмозглая птица! – остервенел Главарь. – Чего ты раньше молчал, что твоя игрушка полезна только в темноте?

– Лучше бы тебе, пернатый, отыскать доводы поубедительней, – Хмурый поменялся на глазах, напущенная суровость перешла в болезненную отстранённость.

Филин стряхнул шаль с крыльев и, будто смакуя всеобщее внимание, заговорил:

–Пустая/земля/опасна/зато/цена/пригожа.

– Отдал бы долю, чтобы отсидеть нынешнюю ночь в кабаке, – грустно сказал Добряк. – Однако же былое не воротишь. На что у нас не осталось времени, так это на распри.

Главарь нервно мерил шагами носилки, все взоры обратились к нему:

– Под фонарём мы невидимые, и, может статься, неслышимые. Однако, если же столкнёмся с пустыми, они вышвырнут нас из круга света. Считай пропал. Шесть полых на пятёрку чуди! Не в каждой песне сыщется такой скверный расклад.

– Если выманить их? – вдруг спросил Лев, да так, что вся бравая дружина вздрогнула. – Они не такие страшные, какими вы их представляете. Вас бы они испугались сильнее.

Караванщики недоумевали. Поняв, что смущается под их взглядами, Лев спустился со спины Добряка.

– Мои три бывших благоверных любили привирать будто я страшнее беззубого вепря, – произнёс Хмурый, явно принимая такое сравнение за салют в сторону своей мужественности. – Всё же у меня сохранилась надежда обзавестись четвёртой. Ну и просто не хочется, чтобы из меня вытащили всю мою чудскую сущность. Однако ж, парень, тебя я готов выслушать. В передрягах со здешними полыми опыта тебе не занимать.

Под одобрительный гомон спутников Лев подобрал камень и швырнул его по направлению к болельщикам. Тот половины расстояния не преодолел.

– Что-то в таком духе, – опустил мальчик плечи. – Мы же как-никак невидимые.

– Младой на выдумку хорош, – оскалился Главарь.

Хмельная компания раззадорилась отвратительнее прежнего: перевернули мусорную урну, окурки сигарет фейерверком запустили в небо, а самый обессиленный из них задремал, облокотившись на перила. Зачинщик, что хрипло скандировал неприличную речёвку, метнул початую бутылку в ближайший киоск.

В ответ на них посыпалась придорожная галька.

Взвизгивая под обстрелом, фанаты кинулись к парку, разыскивая наглецов, бросивших им вызов. Однако, не найдя никого живого, они глупо чесали ушибленные места, и только зачинщик грозил безлюдной улице. Она расплатилась с ним банками из-под газировки, летевшими от мигающего фонаря. Хулиганы взвыли от боли и бросились врассыпную.

Под прикрытием обстрела неуёмного Задиры караван перебежал ко входу в метро, как вдруг лестницу им преградил проснувшийся дебошир. Не понимая, отчего улепетывают его приятели, он принялся размахивать руками в поисках врага.

– Берегись, – сдержал всех Главарь. – Не прикасайтесь к нему.

Задира нацелил было камень в бестолковый лоб, как Хмурый,