Читаем без скачивания Американская пустыня - Персиваль Эверетт

– Ты сам дьявол. Ты – Люцифер, объявившийся среди нас. Господь поразит тебя.

– Господь уже пытался, – ответил Тед и повесил трубку.

Звонок глубоко поразил его – но то, что он мгновенно нашелся с ответом, поразило его ничуть не меньше, Всю свою жизнь Тед придумывал блестящие ответные реплики с опозданием на несколько часов.

– Кто это был? – спросила Глория.

– Да псих какой-то, – отозвался Тед. – Боюсь, таких звонков нас ждет немало.

– Что тебе сказали? – Глория сидела за столом и, пытаясь успокоить нервы, дула на кофе.

– Парень сообщил, что я дьявол, – вздохнул Тед.

– Ох, – отозвалась Глория. – И что, это правда?

Тед заглянул жене в глаза и понял, что вопрос не так уж глуп.

– Вряд ли, родная. Сдается мне, будь я дьяволом, уж я бы об этом знал.

– Да, наверное, – кивнула она.

– Еще скажите, что я – сын сами знаете кого! – рассмеялся Тед.

Глория, которая всегда – если не втайне, то про себя – ощущала потребность веры хоть в какого-нибудь бога, даже не хихикнула. Еще до того, как Стриты обзавелись детьми, она пару раз заговаривала о церкви, но Тед поднимал ее на смех, и она смущенно замолкала. Однако в свете их нынешнего положения иррациональное и сверхъестественное казалось не настолько уж из ряда вон выходящим. Тед хотел сказать жене: то, что он сидит здесь, перед ней, лишний раз доказывает, что никакого бога нет; но промолчал, упражняясь в новообретенных благоразумии и деликатности – не желая без причины ранить ее чувства. На самом-то деле он был добр – и ему нравилось думать о себе в этом ключе. Да, он и прежде был хорош к другим, дружелюбен и даже открыт, а порою понимающе-снисходителен; сейчас же стал по-настоящему добрым и великодушным человеком и возненавидел себя прежнего, потому что вдруг ясно понял: его жена – единственная, к кому он никогда не был особенно добр или особенно великодушен.

Телефон зазвонил снова.

– Я возьму, – сказала Глория.

Она подошла к аппарату и сняла трубку.

– О, привет, Этель.

Этель была сестрой Теда; но с тех пор, как более десяти лет назад умерла их мать, а отца вслед за тем поместили в частную клинику, потому что у него была болезнь Альцгеймера, особой близости между братом и сестрой не было. Этель, чопорная и бесцеремонная, вечно лезла всех поучать, в худшем смысле этого слова. Тед никогда ей не звонил, и она никогда не звонила ему, вот разве что сообщить о постоянно ухудшающемся состоянии отца.

– На похоронах нам тебя очень не хватало.

Теда это замечание немало позабавило.

– Что ж, – сказала в трубку Глория, – похоже, в этом плане новости довольно-таки близки к истине. – Она оглянулась на Теда и пожала плечами. – О, да вот он, рядом сидит. – И передала ему трубку.

– Привет, Этель, – сказал он.

– Я так понимаю, ты не умер, – отозвалась Этель.

– Ну, вроде того.

На том конце провода Этель молчала.

– Как дела в Балтиморе? – полюбопытствовал Тед.

И тут Этель словно прорвало:

– Какого черта там у вас происходит? То ты мертв, а то тебя показывают по Си-эн-эн и по всем программам, сколько есть. Как ты вообще ожил-то?

– Давай-ка расставим точки над i, – проговорил Тед спокойнее, нежели сам от себя ожидал. – Когда я умер, тебе было настолько все равно, что ты даже на похороны приехать не потрудилась, зато стоило мне ожить – и ты тут же принимаешься мне названивать.

– Не хочешь ли ты мне что-нибудь рассказать? – спросила Этель.

– Что именно? Ты имеешь в виду, не наследственное ли оно? – Теду ужасно хотелось предложить сестре взять да отрезать себе голову и проверить на собственном опыте, но вместо того он сказал: – Мы вообще-то все ужасно напуганы. Извини, сейчас я немного занят. Передавай привет этому, как-бишь-его. – И повесил трубку.

В дверь позвонили.

– Ну, что еще? – буркнул Тед.

Они с Глорией прошествовали к двери – прямо как были, в халатах. Переглянулись – и Тед отпер дверь. Сей же миг их ослепили яркие вспышки: повсюду торчали подсвеченные сзади головы, со всех сторон в них тыкали микрофонами.

– Расскажите, каково это – восстать из мертвых? – рявкнул чей-то голос.

Тед закрыл дверь. Снаружи доносился невнятный гул. На верхней площадке лестницы появились Эмили и Перри: дети терли глаза и спрашивали, что происходит.

– У нас перед домом полно грузовиков, – сообщил Перри.

Зазвонил телефон.

– Тед? – промолвила Глория; в глазах ее отразился новый страх. – Что нам делать?

Первой мыслью Теда было: надо потихоньку выбраться из дома и бежать прочь – но это, конечно же, сущая нелепость. Он – университетский преподаватель; он совершенно не умеет незаметно растворяться в толпе, не говоря уже о том, чтобы выживать и одновременно заботиться о жене и детях. Тед частенько думал про себя, что для программы защиты свидетелей он бы представлял ту еще проблему: его с семьей не удалось бы переместить ни в какое иное сообщество по той простой причине, что он просто не способен делать что-то кроме того, чем занимается сейчас, а именно учить и пытаться писать невнятные статьи. В магазине скобяных изделий он просто вымрет; да и на стройке будет вопиюще неуместен, а уж ежели его поставят управлять краном или любой другой техникой, он точно кого-нибудь зашибет. Пытаться тайно переселить куда-то преподавателя английского – все равно что изменить имя профессионального баскетболиста и попробовать спрятать его в чужой команде.

– Давайте просто сохранять спокойствие, – предложил Тед. На самом-то деле он был абсолютно спокоен – спокойнее, чем когда-либо. Возможно, лишь потому, что при отсутствии пульса учащаться было вроде бы и нечему; но Тед знал: не все так просто. А еще он знал: дело не в том, что он уже видел самое худшее – смерть – и пережил ее. Он что-то понял, хотя пока понятия не имел, что именно. В глубине души он был спокоен и невозмутим и знал, знал нечто, знал, что знает это нечто.

А телефон все звонил и звонил.

– Да возьмет кто-нибудь наконец трубку или нет? – спросила Эмили.

Тед подошел к аппарату – тому, что на столе у лестницы.

– Тед Стрит слушает, – сказал он.

Женщина на том конце провода сообщила, что ей дела нет до его внезапной славы, ее интересует лишь его физическое состояние.

– Меня зовут доктор Тиммонз, я – с медицинского факультета УЮК,[ix] занимаюсь исследованиями в области криогеники.

– Вы замораживаете людей? – уточнил Тед.

– Вообще-то нет; до сих пор меня интересовала лишь заморозка тканей и отдельных органов, – сообщила доктор Тиммонз. – Но поскольку мы вроде как коллеги, в одном и том же учебном заведении работаем, я подумала…

– Вы подумали, что я соглашусь послужить вам морской свинкой, – закончил Тед.

– Мистер Стрит…

– Нет-нет, я и впрямь не возражаю, – заверил Тед. – Я ничуть не меньше вас хочу знать, что все-таки происходит. Заходите завтра с утра и стетоскоп не забудьте. Хотя вряд ли он вам понадобится.

– Спасибо большое, – поблагодарила доктор Тиммонз.

Тед повесил трубку – и услышал в кухне какой-то шум.

– Чужой дядя лезет в окно! – взвизгнул Перри.

Тед бегом бросился на кухню и увидел, что в окне над раковиной торчат чьи-то ноги и задница. Глория и дети в оцепенении застыли у стола. Тед подбежал к раковине, выхватил из мыльной воды вилку – и ткнул ею чужака точнехонько в «мягкое место». Тот взвыл от боли и исчез во тьме. Тед опустил скользящую раму и задвинул засов.

– С меня хватит. Я звоню в полицию.

Верный своему слову, Тед набрал нужный номер – и узнал, что полиция уже на месте и сдерживает толпу; так что Тед сообщил им, что репортеры осаждают его дом, и не будет ли полиция так любезна оградить его частную собственность; а на том конце провода обещали постараться.

Тед повесил трубку, а затем вообще снял ее с рычага и оставил болтаться на весу.

Мир, что и по сей день борется с ересью Вольтера, Дарвина и даже Роберта Ингерсолла,[x] воскресшего из мертвых если и воспримет, то с трудом. В большинстве культур именно так все и было бы, это Тед признавал, но его собственная, с ее призывами к так называемому разуму и научным методам, обещала оправдать самые худшие ожидания.

Тед уложил Глорию с детьми спать – всех в своей комнате, – а сам, устроившись внизу, в гостиной, смотрел Си-эн-эн. Для данного конкретного сюжета завели новехонький логотип: его имя, написанное над развернутым паспортом с перечеркнутой крест-накрест фотографией из его же водительских прав, и титры: «Восставший из мертвых».

Имела место подробная дискуссия – не то чтобы очень информативная – о природе и сути смерти, а когда разговор делался совсем уж занудным, в очередной раз прокручивались кадры беспорядков на Лонг-Бич. А затем вновь передавали слово экспертам.

– Доктор Дьюм, – взывала телеведущая, – расскажите нам еще раз, что такое смерть.