Читаем без скачивания Крушение Римской империи - Майкл Грант

Христианский философ Синесий из Сирены (Шахха) заявил, что для спасения Империи необходимо вступление всей нации под ружье. Как и автор трактата О делах войны этот философ рассматривает проблему с позиций ее воздействия на римлян. Сожалея об отсутствии достаточного объема источников как рекрутов, так и ветеранов, он предложил сократить сроки военной службы, чтобы было легче призвать уклоняющихся и сопротивляющихся. Конечно, его предложение, даже будучи принятым, вряд ли сыграло бы большую роль в решении проблемы. Поскольку в Западной империи, где, как мы еще увидим, возникла серьезная социальная напряженность, уничтожавшая последние патриотические чувства, то стало казаться, что не избежать выводов св. Амвросия о том, что военная служба вообще перестала рассматриваться как обычная обязанность, и теперь на нее смотрят, как на рабство, которого каждый стремится избежать. Всеобщую обязанность служить уже нельзя было навязать силой.

По мере сужения границ Империи снабжение солдат ложилось все больше и больше на саму Италию. Но итальянцы были не в состоянии нести эту ношу, да у них и не было даже малейшего желания это делать. По закону 403 г. ежегодный призыв новобранцев еще существовал. Однако в соответствии с двумя постановлениями от 440 и 443 годов призывы рекрутов на Западе уже ограничивались только чрезвычайными ситуациями. Более того, Валентиниан III, автор этих эдиктов, заявил, что «ни одного гражданина Рима нельзя принудить служить», за исключением случаев защиты родного города, если он подвергается опасности. А после смерти энергичного Аэция вообще никто не слышал о призыве гражданина Рима на военную службу.

Аристократия сената, которая в этот финальный период истории доминировала над гражданской администрацией, естественно не хотела поддерживать такое истощение рабочей силы на своих сельскохозяйственных угодьях. Правительство, однако, уже давно сделало один важный вывод из сложившегося критического состояния дел: если не удастся набрать рекрутов у землевладельцев, то пусть они взамен расплачиваются деньгами.

В последний период четвертого столетия были уже предприняты определенные шаги, чтобы использовать эту альтернативу. В конечном счете сенаторы формально согласились с тем, что за каждого непризванного рекрута, за которого они несли ответственность, надо уплатить 25 золотых монет. Подобным же образом отдельные лица могли откупаться от призыва на военную службу. Историк Аммиан заклеймил такую замену службы. Но в условиях надвигающегося кризиса такое решение имело смысл. Так как было очень трудно, практически безнадежно, собрать необходимое число гражданских рекрутов, даже путем обязательного призыва, то деньги, по крайней мере, гарантировали службу германских солдат и их оплату. Кроме того, их службу в качестве воинов Рима гарантировали решения императоров, одного за другим разрешавших германцам расселяться в провинциях в качестве федератов и союзников. Вместо римской армии, Запад мог себе позволить иметь армию германцев. Тем временем римская армия постепенно таяла, так что ко времени окончательного крушения Западной империи от нее вообще ничего не осталось.

Совершенно верным было замечание Амвросия о том, что в его время пребывание в солдатах рассматривали как рабство, которого следовало остерегаться. Поэтому достаточно странно, что страницы историков Рима последних двух столетий полны жалоб на то, что солдатам создавались чрезмерно благоприятные условия: одного римского императора за другим обвиняли в том, что они баловали и портили солдат. Громкие и ясные, эти жалобы были услышаны от Септимия Севера (193—211). Они дали основание Гиббону назвать Септимия Севера главным автором времен упадка Рима. С этого времени и позднее солдаты получали все большую и большую зарплату в различном виде: в форме продуктов, одежды и других товаров. Щедрость Константина по отношению к своим войскам была впоследствии также объявлена чрезмерной.

Как говорит Аммиан, именно Валентиниан I «был первым, кто повысил роль военных, подняв их в звании и увеличив довольствие в ущерб общим интересам». Феодосия I также обвиняли в том, что он слишком потворствовал армии. Например, всеобщее раздражение вызвала выдача военным сельскохозяйственного оборудования и семян, поскольку император разрешил им в свободное от службы время заниматься земледелием — как фермерам и наемным работникам, в то время, как граждане других категорий такой работой плохо обеспечивались. Но за всеми этими критическими замечаниями скрывалась традиционная точка зрения высших классов, которые ностальгически хотели самостоятельно контролировать государство и связывали свой отход от этого контроля с ростом влияния армии.

В действительности, несмотря на кипение во многих случаях политических страстей, военным никогда чрезмерно не платили и не поощряли, так что в результате реформы, типа проводившихся Севером и Валентинианом I, повышались их заработки только до нормального уровня. К пятому веку эта ситуация не намного изменилась, за исключением того, что даже эта плата не всегда выдавалась военным регулярно, поскольку коммуникации были в скверном состоянии.

По этим же причинам результаты каждой попытки удовлетворить военных оказывались бесполезными. Да и главная притягательность военной службы в былые времена, когда горожане Рима шли после призыва в легионеры, а после демобилизации — на вспомогательные работы, теперь перестала существовать, поскольку начиная с 212 г. горожане уравнивались в правах с любыми жителями Империи, кроме рабов. Кроме того, так или иначе, военные переносили свою долю тягот этого сурового века. Никакие льготы, им предлагаемые, не могли уравновесить факторы, подрывающие их усердие.

Итак, молодые мужчины поздней Римской империи делали все, чтобы избежать воинской службы. Их уловки принимали причудливые формы. Это становится видным из текста законов того времени, в которых раскрываются отчаянные шаги, предпринимаемые во избежание воинского призыва. Как там указано, многие юноши прибегали к членовредительству, чтобы стать непригодными к службе. За это по закону полагалось сожжение живьем. Однако Феодосии I постановил, что такие правонарушители больше не должны испытывать свою судьбу, а вместо этого, несмотря на нанесенные себе увечья, все равно обязаны отслужить в армии. Землевладельцы, которые должны были поставить своих арендаторов в качестве рекрутов, могли вместо здорового мужчины, за которого они отвечали, привести двоих увечных. У землевладельцев также очень энергично отбивали охоту прятать молодых мужчин от офицеров, сборщиков рекрутов. Действительно, в 440 г. укрывание рекрутов наказывалось смертной казнью.

Такая же судьба ожидала тех, кто укрывал дезертиров. Ранее приговоры были более мягкие. Преступников-бедняков отправляли на каторгу в рудники, а у богатых конфисковывали половину их имущества. Богатых, как класс, постоянно обвиняли в потворстве попыткам уверток и укрывании беглецов с целью пополнения рядов собственных сельскохозяйственных рабочих. Жесткая официальная критика обрушилась также на агентов землевладельцев и управляющих имениями, которым в некоторых провинциях было даже запрещено иметь лошадей в надежде, что эта мера помешает им подстрекать к дезертирству.

Другим показателем озабоченности государства проблемой дезертирства было введение законов о клеймении новых солдат: на их кожу наносили клеймо как на кожу рабов в бараках-тюрьмах. Все возрастающая жестокость легальных мер такого характера показывала, насколько тяжело было правительству удержать контроль над государством. Более того, дополнительная опасность исходила от объединения дезертиров в банды разбойников, о чем специально сообщалось в серии законов.

В одном из постановлений обнаруживается поразительное влияние ситуации в стране на пограничные укрепления: из закона 409 г. становится ясно, что их потомственные защитники улетучивались. Это было завершением процесса, который развивался уже давно: в годы, последовавшие сразу же за поражением при Адрианополе, в 378 г., можно было наблюдать целую волну дезертирства, ухода с оборонительных позиций и бегства из гарнизонов, численный состав которых резко упал.

Таким образом, поскольку германцы продолжали вторгаться в Империю через Рейн и Дунай, стало ясно, что повсеместно для противостояния не удается эффективно использовать города и укрепленные пункты. Сальвиан, пресвитер Массилии (Марселя), нарисовал очень мрачную картину современных ему ужасных бед: по его словам города оставались без охраны даже тогда, когда к ним уже подступали варвары; защитники и жители города, разумеется, не имели желания умирать, и в то же время никто из них пальцем не двинул, чтобы защитить себя от смерти. Правда, часто римские солдаты, несмотря на полное отсутствие энтузиазма, продолжали хорошо драться, если у них были способные и смелые командиры. Например, Стилихон несколько раз наносил поражение армиям куда больших размеров, чем его собственная. Но во многих других случаях имперские войска чувствовали себя обреченными еще до того, как они мельком видели германских воинов. Многими столетиями позже это не вызвало никакого удивления у Карла Маркса, который указывал, что не было никаких резонов этим насильственно призванным крепостным хорошо драться, поскольку у них на было никакой заинтересованности в судьбе страны.