Читаем без скачивания Крушение Римской империи - Майкл Грант

Однако затем проявилась тенденция преуменьшать важность этой даты, поскольку, в конце концов, это было только одним из событий в длинной цепи распадов, причем не самым эффектным. Тем не менее удаление императора в 476 г. означало, что последняя важная территория Запада, территория метрополии, стала, к счастью или нет, другим, германским королевством. Западной империи не стало. Этот надолго затянувшийся исход из широких имперских пространств, достигший своего завершения в 476 г., «запомнится навсегда, — как писал Гиббон, — и ощущается до сих пор всеми народами на земле».

Французский историк Андрэ Пиганьоль в 1947 г. сравнил мир Рима с человеком, который подвергся яростному нападению. Рим погиб, пишет он, от фатальных ран, нанесенных внешними врагами.

«Римская цивилизация, — заявляет он, — погибла не естественной смертью, она была убита». Люди, атакуемые возможными убийцами, иногда остаются в живых, если они достаточно сильны, чтобы бороться. И римляне могли бы выжить, если бы у них было достаточно сил. Но когда на них обрушились удары убийц, они не смогли больше собрать силы, чтобы отразить удары.

Это произошло потому, что Италия и весь Западный мир были безнадежно разобщены. Рим пал не только из-за внешних атак. Атаки были, конечно, грозными. Однако если бы они были единственной бедой, Империя могла бы выстоять, как это ей удавалось делать не раз в прошлом. На сей раз она была парализована своей внутренней разобщенностью.

Теперь мы попытаемся выделить и описать эти виды разобщенности в их многочисленных и разнообразных формах и образах. Каждая из них была вредоносной. В сочетании они оказались фатальными. Делая сопротивление внешним грозным нападениям невозможным, они привели к прекращению существования Западной Римской империи.

РАЗВАЛ АРМИИ

Глава I

ВОЕНАЧАЛЬНИКИ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА

Профессор Артер Феррилл в книге Падение Римской империи: военные причины (1983) проанализировал пороки армии поздней Римской империи, которые привели к ее поражению в борьбе с германцами. Другой из главных причин поражения Рима в борьбе с захватчиками была концентрация автократической власти в руках одного человека, императора. Кроме катастрофического отдаления его от подданных, эта абсолютная власть создавала другую, особую и опасную форму разобщенности, поскольку у военачальников постоянно возникал соблазн сделать в своей игре ставки на тот же привлекательный приз.

Автократия приводит к хорошо известной нестабильной ситуации. Ряд мыслящих личностей в период поздней Римской империи хорошо понимали эту опасность. Например, языческий писатель Эвнапий забросил карьеру, сожалея о такой тотальной монополии власти у одного человека. Один из императоров позднего Рима в своем публичном заявлении говорил прочувственно о «волнениях и беспокойстве его Светлого Ума». Каждого правителя подобострастно называли Его Светлость. Горечь и неосознанная ирония были скрыты в этом выборе титула, поскольку волнения и беспокойства императора всегда были на виду и мучительны для общества. Его описывали как человека, которого больше всего должны были жалеть во всем римском мире.

Более того, очень мало монархов в этот последний беспокойный век были достаточно сильными личностями, чтобы отвечать столь гигантской ответственности. Если оставить в стороне более или менее временных узурпаторов, то на последние сто двадцать лет Западной Римской империи трон занимали шестнадцать правителей, из которых действительно выдающейся личностью был только первый, Валентиниан I. Феодосия I также можно отнести к таким личностям, хотя некоторые аспекты его политики, особенно его религиозная нетерпимость, были отталкивающе ужасны по своим последствиям. К числу одаренных людей можно отнести Майорана, но он появился слишком поздно.

Другие были в своем большинстве незначительными личностями, так что реальное осуществление их автократической власти ложилось на плечи их военачальников. Двое из наиболее незначительных императоров, Гонорий и Валентиниан III, царствовали в общей сложности более половины всего периода почти в сто двадцать пять лет. Бездарность этих правителей — еще один тяжкий груз, который должна была вынести распадающаяся Империя. Однако хотя они не могли эффективно управлять страной и оставались только замкнутыми, изнеженными, слабовольными, некомпетентными людьми, они были в то время полезны уже самим фактом своего существования — как конституционные монархи.

Обреченность римской династической монархии, в частности, обусловливалась коренным пороком, который всегда подрывал корни всей имперской системы. Этим пороком было отсутствие удовлетворительного способа обеспечения мирного перехода власти от одного императора к другому. Когда Август основал имперскую систему в 31 г. до н. э., он создал множество властных структур, ни одна из которых, с формальной точки зрения, не могла быть передана наследнику или продолжателю.

Вот почему величайший из всех римских историков, Тацит, начал свои Анналы с детального перечисления всех критических моментов, которые возникли сразу же после смерти Августа. Хотя Август на практике в течение ряда предыдущих лет принимал необходимые меры, чтобы обеспечить плавный переход власти, историк хотел акцентировать потенциальную катастрофическую опасность таких моментов перехода, поскольку в эпоху Империи они приводили к кризисам, революциям и гражданской войне. «В выборных монархиях, — как указывал Гиббон, — вакантность трона — это момент, чреватый опасностью и бедой». Да и Макиавелли логично доказывал, не слишком преувеличивая, что неверное конституционное устройство было ответственно за ситуации, постоянно подрывавшие устои империи.

Теоретически считалось, что каждый новый правитель должен избираться сенатом. Но с самого начала эти выборы превратились в фикцию. Непреложным фактом является то, что все императоры продолжали сохранять свои позиции только при лояльности армии. И именно армия назначала каждого последующего обладателя трона цезаря.

В первом веке нашей эры поставщиком императоров часто была преторианская гвардия — специальное военное подразделение в Риме, которому поручалась защита личности правителя, но которое также пользовалось возможностью сбросить его с трона. Этой возможностью офицеры гвардии слишком часто злоупотребляли. И, соответственно, другие армейские подразделения и гарнизоны, расположенные в провинциях, в свою очередь сажали и сбрасывали местных правителей.

Мнения сената и армии о том, кто должен стать следующим императором, зачастую не удавалось согласовать. Все это происходило потому, что сенаторам нравилось поддерживать идею о своей неограниченной свободе выбора и инициативы так, что, когда бы ни умирал правитель, именно они должны иметь право назначать наидостойнейшего человека, не обязательно из предыдущей династии. В противовес этому желанию, уходящие императоры делали все возможное, чтобы оставить власть своей семье, выдвигая на трон своего сына либо другого родственника. Частично это происходило потому, что правители были склонны считать наиболее прочной опору на собственную семью, а частично потому, что в Древнем Риме бывали времена, когда семейственность обеспечивала наибольшую надежду на стабильный и ненасильственный переход власти.

Более того, что бы там конституционалисты ни говорили, передача власти по наследству очень сильно поддерживалась солдатами. А их лояльность главнокомандующему, императору, была личным чувством, которое легко перенести на его сына или других членов его семьи. Более того, император платил им за службу: любое нарушение спокойствия в Империи грозило отразиться на их заработках.

С 97 г. н. э. и далее, в течение большей части второго столетия, испытывалось новое правило, в соответствии с которым императоры «принимали» и фактически назначали преемников, людей не своего рода, выбранных только за их деловые качества. Затем последующие правители вернулись к практике укрепления собственных династий.

Но каждая династия, если она сходила со сцены, почти немедленно заканчивалась. Поскольку, хотя армия и благоволила теоретически к династиям, на практике она очень быстро уставала из-за нарастающей неудовлетворенности личными качествами императора. И эта армия в течение всего описываемого периода продолжала сажать на трон одного монарха за другим.

В 364 г. Валентиниан I стал очередным армейским назначенцем. И даже Симмах, старого типа консервативный аристократ, верил или делал вид, что верит в оправданность этого назначения. Поскольку армии, заметил он в 369 году, лучше знать, чем кому бы то ни было, кого назначать императором, так как «сенат и другие политические институты ленивы и ни на что более не годны». Историк Аммиан также поддерживал роль армии в назначении императоров, так как он привык думать, довольно сверхоптимистично, что этим решениям нормально предшествует процесс должного отбора среди претендентов на власть.