Читаем без скачивания Маята (сборник) - Михаил Соболев

Серегин зажмурился от попавшего в глаза дыма и смял недокуренную сигарету в почерневшем от пепла фарфоровом изоляторе, служившим электрикам пепельницей. Его сухопарые с длинными пальцами руки ловко сгребли домино и зашуршали костяшками по крытому серым пластиком столу. Одна кость упала.

– Заставь дурака богу молится он и лоб разобьет. Ходи, давай, люди ждут, – прикрикнул на Серегина бригадир.

– Он что, прямо к директрисе пошел, Петрович? – спросил ремонтник, мужичок-замухрышка в промасленной робе, заглянувший к электрикам на стук домино.

– Шестерочный… – прокомментировал свой ход новенький, рыжий коренастый электрик, что работал на месте уволенного Фазы. Звягинцева он не знал, и разговор был ему не интересен. Обеденный перерыв заканчивался, и рыжий в перерыве между ходами то и дело откусывал от разрезанного вдоль батона с вложенными внутрь ломтями вареной колбасы.

– И куда в тебя столько лезет? – спросил Славик.

– Пусто-пусто… – ничуть не смутившись, объявил рыжий.

Бригадир выдержал паузу, дождался, пока игроки замолчат и поднимут на него глаза, не спеша сделал ход и лишь только затем продолжил:

– Прямиком к Наталье заявился. Я механика как раз искал, вижу: чешет Логинова по коридору, а за ней – вприпрыжку наш Кирюня. Глаза вниз, тихий, руки дрожат, пот рукавом утирает. Не стал я слушать, о чем они… а только знаю: не возьмет Наталья Фазу. – Петрович почесал костяшкой поросшую седым диким волосом бровь. – Пустой человечишка. Суетится, из кожи лезет, а на деле – одно недоразумение. Это как электромотор без нагрузки – обороты зашкаливают, гудит, вот-вот взлетит, сучара, а вся моща на нагрев проводов расходуется. – Лицо бригадира покраснело, на лбу резче обозначились морщины, глаза сузились. – А все потому… – он сглотнул, справился с волнением и уже спокойно закончил: потому, что только о себе любимом думает. Сдвиг по фазе в голове у таких, как Кирилл. А раз фазы сдвинуты, как ты не гуди, как ты не вибрируй, толку не будет. Коэффициент мощности, косинус фи, по-нашему, у такого человека низкий. А косинус фи, что для электромотора, что для мужика – главное! Вот такая электротехника получается.

– Ты о человеке, Петрович, как о машине, – подал голос Славик.

– Человек пожалел бы больную сестру. Она так замуж и не вышла, все: Кирюша, да Кирюша. Драть надо было его, как следует…

Троечный… – подал голос рыжий и потянулся к литровой банке с заваренным чаем.

– Дуплись давай, Петрович. Ты своего-то много драл? – усмехнулся Славик.

– Наши не пляшут, – сообщил рыжий и постучал по столу.

– Много, не много, а армию отслужил, жениться собрался, работает и у батьки, между прочим, на сигареты не просит… и в домино, в отличие от тебя, играть умеет. Бой! – припечатал Петрович костяшкой по столу. – Убирайте кости и в прядильный все, пулей… Цигель-цигель. – Бригадир отчего-то рассердился и вышел из курилки, хлопнув дверью.

Сейчас можно встретить Кирилла Звягинцева у метро. Стоит под красным знаменем с белой ленточкой на груди и призывает присоединиться к очередному "Маршу миллионов". Раздает прохожим листовки. Веселый, энергичный, под хмельком.

– Замордовали народ депутаты! Сами по заграничным курортам катаются, а ты мантуль тут за копейки. Я всю жизнь отпахал, а живу с женой в коммуналке, – жалуется он случайному прохожему. Потом включает мегафон, пробует звук:

– Раз, раз, раз… – и усиленным динамиком голосом перекрывает шум проезжавших по проспекту машин: Мы требуем отставки президента, роспуска Государственной думы, трехкратного повышения зарплат и пенсий!!!

Возвращающиеся с работы граждане отмахиваются от назойливого зазывалы. И тогда Фаза, выпятив цыплячью грудку, бросает им вслед:

– Вот так всегда вы: моя хата с краю. А если не мы, то кто?!

Два благоухающие жвачкой подростка в рваных джинсах, ветровках с капюшонами и вылезших сзади канареечного цвета футболках, – одинаковые, как близнецы, – подходят, берут листовки. Дорогой телефон в руках одного из них вопит на всю улицу:

"Мама говорит: это план тормозит. Малыш, в меру потребляй гашиш. Мама говорит: это план…"

Осенний ветер развивает свисающие из-под бейсболки со звездно-полосатым флагом сальные, давно не стриженые волосы Фазы, гонит по тротуару бумажный мусор, катится и грохочет по выбоинам асфальта пустая пластиковая бутыль из-под пива…

Любимцы Миниатюра

Кузя приковылял в троллейбусный парк на трех лапах, худой и облезлый, едва живой. Стали всем парком кормить заморыша и выхаживать. А месяцев через шесть, по весне, объявилась Лизка, юркая, лохматая и очень смышленая собачонка. Кузьма, превратившийся к тому времени в гладкого и вальяжного красавца, обнюхал незнакомку, вздохнул, почесал задумчиво за ухом задней лапой и… удалился. Через пару минут, однако, вернулся, помахивая хвостом и неся в зубах подарок, косточку из своего НЗ. И дама, как это обычно и бывает, перед галантным кавалером не устояла…

Щенилась Лизка в восьмой смотровой траншее. Место тихое, на восьмой стоит троллейбус-ветеран, выпускаемый из депо лишь по большим праздникам. На украшенном разноцветными шариками и искусственными цветами музейном экспонате катают по Невскому проспекту детишек и ветеранов Великой Отечественной войны. Один единственный народившийся щенок как две капли воды оказался похож на своего блохастого папашу. Назвали его в честь родителя, как и положено, Кузьмичом.

Первым от проявления Лизкиного материнского инстинкта пострадал главный инженер. "Главный" имел неосторожность заглянуть в полутемную траншею. Работа у него такая, всюду нос совать! Лизка, обежав его сзади, со сладостным стоном вцепилась зубами в аппетитно выступающую филейную часть наклонившегося руководителя… Но если бы только это! В тот злополучный день разъяренная мамаша порвала брюки старшего мастера ремонтной зоны и шикарную плиссированную юбку начальника АХО. Рабочих собачонка не трогала: от них привычно пахло водкой, керосином и табаком. Они первыми здоровались с Лизкой, и сразу же после лапопожатия доставали из необъятных карманов спецовок аппетитные бутерброды с "Докторской" колбасой.

– Усыпить! – приказал рассерженный директор, мужик не злой, но замотанный ответственностью.

Кузьмича забрала кондукторша Валя: немолодая, некрасивая и незамужняя. Лизку, скинувшись по полтинничку, стерилизовали. А потом, дождавшись хорошего настроения директора, послали к нему делегацию во главе с Татьяной Ивановной, начальником отдела Материально-Технического снабжения, и, по совместительству, защитницей всего живого. Хозяин даровал собаке жизнь, а нам радость…

Летом Кузя и его новая подруга день и ночь бегали по территории парка и спали там, где усталость с лап свалит.

Как только настали холода, в коридоре материального склада, у батареи отопления, специально для собак постелили старый ватник. Кузя сразу оккупировал теплое место. Выросшая на воле и страдающая клаустрофобией Лизка в помещение заходить побаивалась – ночевала под кустом, вырыв в снегу ямку. Как только Кузя отлучался на минутку по своим собачьим делам, Лизка тащила ватник со склада и заботливо расстилала его рядом с ямкой: "Мне без тебя не уснуть, любимый!". Но сибарит Кузьма всякий раз возвращал ватник в помещение, к батарее. И так – ежедневно. Ну, чем не люди?

А вчера Кузя отмочил очередной номер!

Выставили на улице, как и всегда, две миски: одна для Лизки, поменьше, другая большущая – Кузина. Он у нас парень крупный.

Свою миску Кузьма сразу же утащил к себе, подальше от входа. Поскреб вокруг тарелки кафельный пол, зарыл, значит. А сердце собачье меж тем волнуется: доносится до чуткого слуха аппетитное чавканье с улицы. Чем больше убывала каша в миске подруги, тем сильнее беспокоился Кузя. В конце концов, бесцеремонно оттолкнув Лизку задом, схватил он, лязгнув клыками по железу, полупустую посудину и утащил в помещение. То ли пожадничал, то ли выразил таким экстравагантным способом неудовольствие начинающей полнеть фигурой любимой.

Пришлось ежедневные пол-литра молока, выдаваемого мне за вредность, отдать Лизке. А этого жадину лишить "сладкого"…

Выйдешь в ремзону, собачки бегут к тебе наперегонки, радуются. Хвосты по бокам стучат, уши прижаты, друг друга отталкивают, просят: "Погладь меня!" Наклонишься, окатят переполняющей карие глаза бескорыстной любовью и на мгновение замрут, к ногам прижавшись. И тут же тянут для пожатия лапы, здороваются.

И обрушивается на тебя счастье: горячие влажные и шершавые, как терки, языки, сияющие глаза, подметающие пол хвосты, приплясывающие на месте лапы, вкуснейший запах натуральной собачатины.

И как это можно жить на земле и не любить собак?!

Маята Рассказ

Жизнь обывателя в большом городе скучна. Это приезжий, вырвавшись из глубинки на неделю и заполучив в безраздельное пользование гостиничный номер, поспешит лицезреть воспетые поэтами красоты Северной Пальмиры. Или же, напротив, бросится во все тяжкие: ничего ярче кабацкого хрусталя и поддельной французской губной помады не заметит, возвратится домой, переполненный впечатлениями и с ощущением хорошо исполненного долга. И в том, и в другом случае нашему туристу, ценителю красоты, любителю поглядеть и почувствовать, будет, что рассказать о вояже в Санкт-Петербург.