Читаем без скачивания Иосип Броз Тито. Власть силы - Ричард Уэст

Тито выучился говорить по-немецки и вполне сносно по-чешски и, можно сказать, вполне наслаждался жизнью «гастарбайтера», как впоследствии, в шестидесятые годы, стали называть в Германии хорватских рабочих[59]. Он вспоминал слова своего «старого доброго учителя Вимпульшека из Загорья, который, бывало, повторял, что за рабочим-металлистом – будущее». Наконец странствия привели его в самое сердце Австро-Венгерской империи, Вену, где в то время проживал его будущий смертельный враг – Адольф Гитлер. Тито остановился у своего брата в промышленном пригороде Нейштадт и нашел себе место на заводе «Даймлер». Оттуда он на всю свою жизнь вынес любовь к дорогим автомобилям. «Я даже пошел в водители-испытатели и управлял огромными мощными автомобилями, с их тяжелыми медными частями, резиновой грушей-рожком и наружным тормозом, чтобы они не слишком резвились»[60]. По воскресным дням Тито отправлялся в «Орфеум» – мюзик-холл с фокусниками, клоунами и приятной венской музыкой. Он также брал уроки фехтования и научился танцевать вальс, однако так и не овладел кадрилью или полонезом.

Когда в мае 1913 года ему исполнился двадцать один год, Тито вернулся в Хорватию для прохождения двухлетней военной службы в армию, которую он в своих мемуарах именует «армией репрессий». И хотя Тито жалуется на грубость прапорщиков и отупляющую муштру, он сумел извлечь из службы личную выгоду – был направлен в школу младшего офицерского состава, выйдя из которой стал самым юным старшиной в своем полку. Он также завоевал вторую награду во всеармейском чемпионате по фехтованию в Будапеште, научился кататься на лыжах на склонах горы Слемя возле Загреба, где проходил службу зимой 1913/14 года. В своих мемуарах Тито пишет о том, что использовал армию для того, чтобы «как можно лучше разобраться в военных вопросах», словно уже в то время думал наперед о том, как ему возглавить партизанское движение в годы второй мировой войны[61]. В действительности же он просто был честолюбивым молодым человеком, который использовал армейский опыт для того, чтобы затем лучше устроиться в гражданской жизни.

Пока Тито проходил армейскую службу, проблема Боснии-Герцеговины в который раз поставила Европу вначале на, а затем и за грань катастрофы. И хотя Габсбурги дали этой некогда отсталой провинции честную администрацию, школы, общественные работы, промышленность, дороги и железнодорожное сообщение, – а большую часть путей пришлось прокладывать через тоннели в Балканских горах – православные христиане оставались недовольны тевтонским владычеством и все чаще думали о себе как о гражданах Королевства Сербии. В Белграде же продажная династия Обреновичей прекратила свое существование еще в 1903 году, когда армейские офицеры, сторонники соперничавшей с ней династии Карагеоргиевичей, ворвались в покои короля и королевы, вытащили их из чулана и прирезали обоих. Новый монарх, король Петр, благоволил главе Национальной партии Николе Пашичу и его великосербским идеям. И хотя взоры сербов поначалу были обращены на восток, в надежде покорить земли, которые все еще оставались в руках турок и болгар, сами они начали ощущать узы братства с православными массами Венгрии, Хорватии и Боснии-Герцеговины. Аннексия Австрией в 1908 году Боснии-Герцеговины вызвала в Белграде бурю протеста и демонстрации в Праге. Восстание «младотурок» 1908 года еще сильнее разложило дряхлеющую Османскую империю[62].

На протяжении первого десятилетия нынешнего века международное сообщество приходило в ужас от творившихся на Балканах зверств, и в октябре 1912 года Черногория, Сербия, Греция и Болгария объединили усилия, чтобы окончательно выдворить турок из Европы.

Одним из журналистов, посланных для освещения событий этой Первой Балканской войны, стал Лев Троцкий, теоретик большевизма и будущий народный комиссар, а в то время всего лишь венский корреспондент газеты «Киевская мысль» – крупнейшей ежедневной газеты на Украине. В конце октября 1912 года Троцкий поездом приехал в Земун, что на северном берегу Дуная, затем пароходом перебрался на другой берег, в Белград, застав самое начало военных действий:

На сербском берегу Дуная и Савы взад-вперед ходят часовые. Это участники ополчения, в возрасте от сорока пяти до пятидесяти лет, в крестьянской одежде, в шапках из овчины и опанках (нечто вроде лаптей), с винтовками через плечо. От одного вида этих пожилых крестьян, оторванных от своих подворий, с торчащими за спиной штыками, к вам в душу закрадывается тревога и страх…

В вашем сознании проплывают последние впечатления тамошней жизни: банковский служащий с аккуратным пробором и черным камнем на мизинце, венгерский полковник с наманикюренными ногтями, белоснежные скатерти вагона-ресторана, зубочистки в обертках из рисовой бумаги, шоколад «Милка» на каждом столике – и тогда вами неотвратимо овладевает понимание трагической серьезности того, что вот-вот должно произойти на Балканах.

От Троцкого не ускользнуло, что трамвайные пути покорежены, в мостовой выбоины, а автомобиль напрочь застрял в луже как раз напротив нового, бело-зеленого здания отеля «Москва». В писчебумажном магазинчике ему на глаза попались огромные символические картины, изображавшие сербов верхом на сытых конях, топчущих ряды турок. Перед цветочным магазином собралась толпа желающих прочитать последние сводки с фронта. Увидел он и 18-й полк, марширующий на войну в форме цвета хаки, опанках и шапках с воткнутыми в них зелеными веточками. Троцкий писал статьи о скандальных слухах, изворотливом премьер-министре Пашиче и международном журналистском корпусе.

В кафе отеля «Москва», лучшем белградском кафе, разместилась «штаб-квартира» корреспондентов европейских газет. Мой дорогой коллега из «Don-qui-blague» («Дон Лжец»), в цилиндре и с чемоданчиком, носится, словно одержимый, от столика к столику, выхватывая из рук других свежие газеты – он на ходу урывает новости, словно собака, ловящая мух. «Вы слыхали? Вчера застрелили одного резервного офицера за то, что у него были делишки с Австрией». Три ручки-самописки, словно безумные, вгрызаются в бумагу. Австрийские корреспонденты опечалены. Министры ни за что не дадут им интервью[63].

Четыре христианские армии выдворили турок из Македонии, Южной Сербии и Албании, обретших, таким образам, независимость. Сербы захватили Косово и, опустившись на колени, целовали землю священной битвы. Более наблюдательные среди них наверняка заметили, что в исторической «Старой Сербии» сербов теперь гораздо меньше, чем албанцев, или «арнаутов», как называл их Троцкий. В борьбе за обладание Косово, которая продолжается и по сей день, албанские историки подчеркивают тот факт, что их соотечественники составляли большинство местного населения еще до османского завоевания. В 1991 году в историческом музее Круя, что в Центральной Албании, мне довелось слышать, как гид утверждал, будто сербы вообще не принимали участия в битве на Косовом поле. Тем не менее османский «defter», или земельный реестр, свидетельствует о том, что эта земля была заселена преимущественно славянами[64]. Албанцы начали переселяться в Косово в большом количестве, когда сербы в конце XV века двинулись в Венгрию. С 1913 года и в последующее время сербы начали возвращаться в эту провинцию, вытесняя и убивая албанцев.

Даже хорваты, подобно Тито, радовались победе сербов над турками, и вторично – над болгарами во Второй Балканской войне. Кроме того, они завидовали богатству сербов по сравнению со славянскими народами Австро-Венгерской империи. Основой нехитрой сербской экономики служили сливы, что выращивались в садах области Шумадия к югу от Белграда. Примерно половина урожая шла на сливовицу и варенье, а вторая скармливалась свиньям, составлявшим основную статью сербского экспорта. Венгерские крестьяне были не в состоянии тягаться с этой дешевой и вкусной, отдающей сливами свининой и требовали от правительства введения таможенных тарифов. Однако, несмотря на многочисленные «свиные» войны, сербское крестьянство продолжало процветать.

Еще более осмелев, Королевство Сербия теперь желало говорить от имени всех южных славян Габсбургской империи, чтобы тем самым задавать тон чехам, словакам и полякам. Габсбурги и их министры сообразили, что сербы представляют для них смертельную угрозу, однако так и не смогли сойтись во мнении, как их все-таки сдерживать. Одни надеялись ублажить недовольных тем, что превратят Двойственную монархию в Тройственную, дав славянам статус, уравнивавший их с австрийцами и венграми. Выдвигалось даже предложение включить Королевство Сербию в Австро-Венгерско-Славянскую империю с тремя столицами на Дунае – Веной, Будапештом и Белградом. Самым влиятельным сторонником Триединой монархии был наследник габсбургского трона, холерик по темпераменту, эрцгерцог Франц Фердинанд, который ничего не имел против славян, зато на дух не переносил итальянцев, евреев и, главное, венгров.