Читаем без скачивания Невидимое послание - Дмитрий Де-Спиллер

Конечно, описание опытов по перепутыванию лучей в присутствии порошка Кумбари — серебрянки и зыбинские толкования способности серебрянки спутывать световые лучи внимание Острогласова задержали, потому что эта часть текста объяснила его генезис «вселенной в сундуке». Однако задержали ненадолго. Все же он был не узким специалистом-световиком, а астрономом. Наибольшее впечатление на Острогласова произвела космологическая идея, высказанная Зыбиным в эпоху почти полного отсутствия космологии как таковой.

Суть этой идеи выявлялась отчасти в самом заглавии наброска автореферата, которым Зыбин завершал свои научные труды и оригинал которого он вез в Петербург, так и не доехав до него. Звучало это заглавие, напомним, довольно сухо:

«О ВОЗМОЖНОСТИ НАХОЖДЕНИЯ В КАЖДОЙ ЧАСТИ НЕКОТОРОЙ СТРУКТУРЫ ИЗОБРАЖЕНИЯ ВСЕЙ ЭТОЙ СОВОКУПНОЙ СТРУКТУРЫ».

Впоследствии, как известно, выдвинутая Зыбиным идея вызвала сильный резонанс во многих науках, и, например, трудно ныне указать одну хотя бы работу по теориям поведения информации, которая добром или лихом не поминала бы эту идею. Поэтому мы вынуждены рискнуть и изложить ее с той минимальной строгостью, которая совершенно необходима для ее пони мания. Мы перейдем к изложению этой идеи, не боясь перегрузить повесть суховатыми рассуждениями, тем более что без такого объяснения этот сюжет утратил бы необходимую внутреннюю связность, что не менее важно, чем связность внешняя. При этом удобнее всего придерживаться того же логического пути, которым шла мысль самого Петра Илларионовича Зыбина, прибегая, впрочем, в иных местах к терминологии, неизвестной Зыбину, но понятной нашему современнику, дабы облегчить изложение материала,

Представим себе, рассуждал Зыбин, что два пучка световых лучей от двух волшебных фонарей, пересекая друг друга под прямым, допустим, углом, высвечивают на двух картонках две совершенно различные картины. Если при этом на вид каждой картины другая картина не оказывает никакого влияния, то есть если два пересекающихся пучка света никак друг друга не искажают или, говоря более технично, если степень искажения каждым пучком другого в точности равна нулю, то в точности равна нулю и степень искажения каждого пучка света остальными, в случае, когда их пересекается не два, а два миллиона. Ведь сумма любого количества нулей, как ни старайся, равна нулю!

Вот именно это вышеприведенное допущение о равенстве нулю степени взаимоискажения пересекающихся лучей явилось краеугольным камнем в психологической закладке, на которой вырос костяк всех теоретизирований Петра Илларионовича Зыбина.

Другим краеугольным камнем в этой закладке было его твердое убеждение, что «в каждом объеме пространства, пронизываемом световыми лучами, может содержаться целый мир многообразных и многокрасочных событий». Иллюстрируя сформулированную мысль, Зыбин далее пишет:

«Сцены Бородинской битвы разворачивались не только на самом Бородинском поле, но во всей полноте своей развивались они и в каждом, даже очень малом, объеме пространства над Бородинским полем, из которого открывался вид на сражение».

Поспешим заявить, что к этому взгляду всецело присоединяемся и мы.

Чтобы объяснить читателю, что здесь, собственно, имеется в виду, рассмотрим, что происходит в луче кинопроектора. Зрителю нет дела до луча, проходящего над его головой. Зрителя волнуют события на экране. Ну хорошо, а если мы уберем экран? Да, зрителю станет скучно, и он покинет кинозал, а между тем волнующие его события в невидимом облике по-прежнему будут существовать, по-прежнему будут разыгрываться в каждом сечении луча, до которого зрителю, собственно, и дела нет.

Ведь если в любом сечении этого луча поместить экран, то там снова станут видны все перипетии кинофильма, но не экран же их создает. Экран лишь делает их видимыми. А делаются они видимыми только потому, что соответствующие события происходят в самих лучах света, в каждом их сечении.

Точно так же и глаз, видящий какие-то происшествия, ну пожалуйста, пусть упоминаемое Зыбиным Бородинское сражение, имеет возможность наблюдать его из всякого пункта над Бородинским полем только потому, что в самих световых лучах, пронизывающих каждый объем пространства над Бородинским полем, разворачиваются электромагнитные события, изоморфные картинам Бородинского сражения.

Итак, во втором своем положении Зыбин нисколько не ошибался.

Весьма важную роль в зыбинских теоретизированиях играло изобретенное им понятие «эфирного фантома». Этим термином Зыбин обозначал образ того или другого предмета в световых лучах, его модель, как мы бы теперь сказали, в потоке электромагнитных волн, несущих об этом предмете информацию.

Зыбин постоянно подчеркивал основополагающую для своих выводов способность нескольких «эфирных фантомов» сосуществовать одновременно в одном и том же месте и совершенно справедливо связывал ее с невзаимодействием пересекающихся световых лучей.

«Два человека, — писал Зыбин, — никак не смогли бы уместиться одновременно в одном и том же пространстве, пройти один сквозь другого, но два эфирных фантома двух людей легко уместятся в одном и том же объеме пространства, нисколько один другого не стеснив, и в том же объеме, без затруднений, уместятся, сверх того еще неисчислимые мириады эфирных фантомов».

Чтобы прояснить эту мысль, давайте снова прибегнем к услугам луча кинопроектора. Мы уже согласились, что в каждом сечении этого луча плоскостью разворачивается невидимое представление, веселое или грустное, в зависимости от замысла сценариста. Но пересечем этот луч лучом другого кинопроектора, демонстрирующего пусть совсем другой фильм. Тогда в том «объеме пространства», где лучи пересекаются, будут разыгрываться одновременно два совершенно различных представления, будут трудиться, ссориться, влюбляться «эфирные фантомы» двух совершенно разных групп киноартистов, которые, однако, «легко уместятся в одном и том же объеме пространства, нисколько один другого не стеснив».

Мы можем при желании направить в место пересечения лучей двух кинопроекторов луч третьего, четвертого, пятого кинопроектора и так далее, все более уясняя себе тем самым суть зыбинской мысли.

Способность «эфирных фантомов» сосуществовать в несметном количестве в одном и том же месте превращала для Зыбина субстанцию света в некую информационную бездонную бочку, куда можно поместить необъятную информацию. И Зыбин полагал, что в каждом месте, где проходят световые лучи, действительно собирается необъятная информация. Он напоминал, что «невооруженный глаз видит лишь малую толику того, что увидел бы глаз, вооруженный, например, телескопом» и что «могут быть изобретены оптические приборы, несравненно сильнейшие, нежели самые совершенные нынёшние телескопы, какими располагает Джованни Скиапарелли».