Читаем без скачивания Рукопись Чейма - Ричард Пратер

— Я хочу поговорить с грозой злоумышленников, основательным, трудолюбивым, убежденным трезвенником…

— Вы, наверное, имеете в виду Шелла Скотта?

— Как вы догадались?

— Просто я его знаю. Но боюсь, сэр, вы не сможете поговорить с мистером Скоттом. Он лежит пьяный в своем кабинете, положив голову в плевательницу… Шелл, — перестала дурачиться Хейзл, — ни в одной больнице Джелликоу нет, и ничего нового я больше не узнала. За последний час вам трижды звонил один и тот же человек. Очень хотел с вами поговорить.

— Он назвал свое имя?

— Да. Это мистер Гидеон Чейм. Он оставил номер своего телефона.

— Черт возьми!

— В чем дело?

— Ни в чем. Просто я еду сейчас к нему в клинику. Хочу попытаться поговорить с ним. Он сказал, что ему нужно?

— Нет. Сказал только, что хочет встретиться с вами лично по чрезвычайно срочному делу и что он находится в больнице.

— Я знаю. Спасибо, Хейзл. Кроме гамбургера я угощу тебя еще молочным коктейлем с клубникой.

— Нет, вы угостите меня шампанским и чудовищно дорогим обедом в «Сканди».

В третьем часу, когда я ехал по Фривею и был уже на полпути к Пасадине, мне показалось, что за моим «кадиллаком» увязался «хвост». Я заметил темно-синий «линкольн», который держался через одну-две машины позади меня. А когда ехавший за мной и, видно, спешивший «ягуар» вдруг обогнал меня и «линкольн» оказался непосредственно за мной, родитель, как мне показалось, умышленно притормозил и позволил обогнать себя другой машине.

Я ехал со скоростью шестьдесят миль в час, но постепенно сбавил ее до пятидесяти, а потом и до сорока пяти. За мной шел красный «меркьюри», а «линкольн» — за ним. И вдруг «меркьюри» с ревом обогнал меня и круто свернул в мой ряд. Водитель, видно, подобным образом хотел продемонстрировать свое негодование таким копушей, как я, да еще на дороге, где нет ограничения скорости. Но «линкольн» не сделал ничего подобного. Наоборот, казалось, водитель вот-вот остановится. А когда я снова прибавил скорость, между мной и темно-синим седаном сразу оказались две машины.

Достигнув конца Фривея, я проехал по Парковой аллее, свернул направо, проскочил несколько кварталов и въехал на просторную стоянку перед крупным торговым центром. Остановив машину, я выключил мотор и оглянутся. «Линкольн» тоже свернул на площадку и остановился метрах в пятидесяти от меня. Были видны фигуры сидящих впереди, но разглядеть их мне не удалось. Из машины никто не вышел.

В бардачке у меня лежал небольшой компактный бинокль… Я вынул его и пошел в супермаркет. Укрывшись за коробками со стиральным порошком, я выглянул из окна торгового центра. «Линкольн» стоял на месте. Я поднес к глазам бинокль и стал наводить фокус. Несколько покупателей, кативших мимо нагруженные тележки, озадаченно таращили на меня глаза.

Когда изображение стало четким, я разглядел на переднем сиденье двух мужчин. Казалось, они были от меня всего в двух шагах. И слава богу, что это только казалось. Потому что одного из них звали Маккиффер — о нем я уже упоминал выше, — а другого — Уоллес Стэнли, по кличке Вонючий, и от обоих можно было ждать беды.

Вонючий сидел рядом с водителем. Это был высокий тощий мужчина с лысой вытянутой головой и такой жесткой щетиной на подбородке, что ею можно было поцарапать даже алмаз. Он мог побриться в восемь утра, а к вечеру его борода уже отбрасывала тень. Свою уникальную кличку он получил не только из-за того, что мылся лишь в день рождения Джорджа Вашингтона и не мог вывести насекомых под мышками, но и потому, что несколько лет тому назад другой бандит покромсал его складным ножом.

Один удар пришелся по руке, а другой изуродовал ему нос, да так, что его конец вместе с ноздрями оказался свернутым набок. В сочетании с круглым маленьким ртом образовалась гримаса, как будто он воротит нос от какого-то смрадного запаха. Уоллес рассчитался со своим обидчиком, всадив ему в спину шесть пуль из пистолета 45-го калибра. С тех пор за ним и укрепилась кличка.

Его приятель и босс — тот, что сидел за рулем, — был не менее примечательной личностью. За подкуп и соучастие в преступлении Маккиффер отсидел два года в тюрьме Сан-Квентин, но избежал срока за ряд нападений с причинением телесных повреждений, а также за два убийства, о которых мне было известно. Он был высокого роста — футов шести с лишком, — с узкими бедрами и широкими плечами, прямыми черными волосами и сонным взглядом карих глаз. Людей с похожей внешностью можно было встретить на улицах сплошь и рядом. Он носил очки в роговой оправе. У него был скошенный подбородок, а сам он, как поговаривали, был слабоват по части храбрости. В общем, ему бы быть бухгалтером или продавцом в книжном магазине.

Оба головореза слыли весьма неприятными личностями, опасными и беспощадными в минуты дурного настроения, в каком они пребывали почти постоянно. У меня ни с ними, ни с другими громилами Киффера неприятностей, по крайней мере серьезных, не было. Так почему же тогда эти бандюги увязались за мной?

Смешно было вспоминать, что всего несколько часов назад я смотрел на миссис Глэдис Джелликоу с некоторым опасением и лениво размышлял о Маккиффере, над черноволосой головой которого вчера просвистели пули. По слухам, стрелял один из бандитов Эдди Лэша, самого, пожалуй, главного в городе преступного авторитета.

Уж не знаю, был ли он главарем или только лицом, приближенным к криминальному миру, но во всяком случае процветающим «бизнесменом» он был. Лэш жил в красивейшем пентхаусе на крыше одного из двух высотных зданий на Уилширском бульваре, известных под названием «Грайан-Апартамент». Там у него был роскошный, чудовищно дорогой, великолепно обставленный номер люкс.

Об архитектурных достоинствах этого особняка мне известно потому, что мне довелось побывать на шикарном приеме в столь же роскошных апартаментах по соседству с апартаментами Лэша.

Вид Маккиффера заставил меня вспомнить о Лэше не только из-за вчерашней попытки прострелить тому голову, а еще из-за того, что было бы менее удивительно, если бы на «хвосте» у меня повис Эдди Лэш или один из его «служащих». И это при том, что прошло уже почти два года с тех пор, как мне пришлось скрестить копья с Лэшем. Он, правда, обладал хорошей памятью и не забывал про тех, кого желал бы превратить в трупы. И я не сомневался, он с радостью проделал бы это со мной. Но это уже другая история.

Я опустил бинокль, вытащил записную книжку и вписал туда номер машины: FZ-440. Принадлежала она несомненно Маккифферу. Он каждый год покупал новый «линкольн» и всегда одного и того же цвета — темно-синий. После этого я вернулся к своему «кадиллаку» и выехал со стоянки. У первого же светофора я свернул налево, в то время как синий «линкольн» тащился еще далеко сзади. Так мне удалось от него оторваться.

Я проскочил два светофора в последний момент перед тем, как зажегся красный свет, попетлял по переулкам и, убедившись, что избавился от непрошеных попутчиков, направился в клинику «Уэстон-Мейси».

В коридоре клиники мне встретилась медсестра в зеленой форме. Она улыбнулась и прошла мимо. Ее туфли на низком каблуке поскрипывали по натертому до блеска полу. Я остановился перед палатой номер 16 и постучал. Низкий рокочущий голос, не похожий на голос больного человека, рявкнул:

— Входите!

Я вошел в палату и закрыл за собой дверь. Палата была просторная, белоснежные шторы были подняты. Широкое окно выходило на зеленую лужайку с цветочными клумбами. В комнате в трех вазах тоже стояли цветы. Новая мебель, телевизор.

Гидеон Чейм в голубой пижаме с короткими рукавами сидел очень прямо на широкой больничной кровати, опираясь спиной о подушки. До пояса он был укрыт одеялом.

— Мистер Скотт? — спросил он.

Перед тем как ехать к нему, я звонил в клинику, так что он ждал меня.

— Совершенно верно. Вы хотели меня видеть?

— Да. Мне известно, что вы разыскиваете Уилфреда Джелликоу. Я крайне заинтересован, чтобы его нашли. И в его благополучии тоже. Расскажите, что вам удалось узнать.

Вот так, прямо с ходу он и приступил к делу. Мне был знаком такой тип людей.

Даже на больничной койке, едва избежав смерти, он производил впечатление прочности, солидности, силы. Несмотря на жилистые руки и слегка обвисшие щеки, он был в отличной форме для человека шестидесяти трех лет, неделю назад перенесшего сложную операцию на сердце. Крупный, широкоплечий, с большой головой. Лицо с широким мясистым носом и толстыми губами. Почти черные глаза были окружены морщинами. Над переносицей залегли глубокие складки. Волос почти не осталось. Его всегда зычный голос не ослаб, видно, и сейчас.

— Ну? — громко и нетерпеливо рявкнул он повелительным тоном.

— Откуда вам известно, что я разыскиваю мистера Джелликоу? — спросил я.