Читаем без скачивания Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - Пелам Вудхаус

Такие сцены забирают много сил, и мы не удивимся, что молодой Грули направился в бар. Там он обнаружил профессора, который, как обычно, пил лимонный сок. Жара способствует жажде, и все эти дни он не отрывал от губ соломинку.

— А, Сирил! — воскликнул он. — Ничего, что называю по имени? Кстати, жуткое имя. Как дела?

— Прекрасно, Пепперидж, — отвечал издатель. — Медаль, я думаю, за мной. Я сделал шестьдесят два удара, что, если вычесть гандикап, дает тридцать восемь. Вряд ли у кого-нибудь лучшие результаты.

— Да, вряд ли. Поздравляю.

— Это не все. Я женюсь на самой лучшей в мире девушке.

— Вот как? Еще раз поздравляю. А кто она?

— Эгнес Флек.

Профессор вздрогнул, с его нижней губы упала лимонная капля.

— Эгнес Флек?

— Да.

— Вы, часом, не ошиблись?

— Нет.

— М-да-а…

— Что значит «м-да»?

— Я подумал о Макмердо.

— А он тут при чем?

— Он тоже собирается на ней жениться. Я слышал, как он обращается с женихами своей бывшей невесты. Вы знаете Пиккеринга?

— Да, знаю.

— Тоже обручился с этой Эгнес и спасся только потому, что ударил его головой в жилет. Если бы не редкая прыть, из него бы сделали, скажем так, рагу «Издатель». А может, Макмердо просто попрыгал бы на нем в спортивной обуви.

Пришла очередь Сирилу сказать «м-да», и он сказал, причем весьма выразительно. Образ Сидни отпечатался на его сетчатке. Весть о том, что внешность гориллы удачно сочетается с ее агрессивностью, не прибавила ему спокойствия. Если бы предстояло выбирать между тем, чтобы рассердить Макмердо, и тем, чтобы потревожить вечным пером муравьиную кучу, он бы предпочел кучу, о чем говорить!

Когда он сидел и думал, что же делать, дверь распахнулась, и бар наполнился Макмердо. Профессор был прав, он сердился. Глаза сверкали, уши ходили ходуном, зубы уподобились кастаньетам. Словом, вылитая горилла, разве что он не бил себя кулаками в грудь.

— Хо! — сказал он, увидев противника.

— А, Сидни, — откликнулся тот. — Привет.

— Какой я тебе Сидни? — спросил Макмердо. — Эгнес говорит, вы с ней обручились.

Сирил сбивчиво ответил, что речь об этом, в сущности, шла.

— Ты ее обнимал.

— Да так, отчасти.

— И целовал.

— С великим почтением.

— В общем, за моей спиной ты, как последний гад, увел у меня невесту. Если не затруднит, выйдем отсюда на минуточку.

Сирил выходить не хотел, но выбора не было. Выходя, он с удивлением заметил, что с ним идет профессор, глядя на Макмердо тем взглядом, который придавал ему сходство с Франкенштейном в плохом настроении.

— Не сочтите за труд, мистер Макмердо, — сказал он, — посмотрите мне в глаза. Спасибо. Так я и думал. Вас одолевает дремота. Веки опускаются. Вы спите.

— Нет, не сплю.

— Спите-спите.

— А верно! — удивился Сидни, мягко опускаясь в шезлонг. — Возьму-ка я посплю.

Профессор еще помахал руками, и Сидни Макмердо дернулся. Он посмотрел на Сирила, но совсем другим взором, нежным, умиленным.

— Мистер Грули, — сказал он.

— Да?

— Я поразмыслил и решил, как это ни трудно, что нельзя думать только о себе. Бывают случаи, когда надо собой пожертвовать. Вы любите Эгнес, Эгнес любит вас, и я не буду вставать между вами. Сердце мое разбито, но главное — чтобы она была счастлива. Берите ее, я благословляю вас, если благословение конченого человека что-то значит для вас. Пойду в бар выпью джину с тоником.

— Прекрасное завершение ваших сегодняшних успехов! — сказал профессор, когда за Сидни закрылась дверь. — Лучший способ уладить мелкие трудности — гипноз и еще раз гипноз. Жертвенная речь получилась неплохо, а? В самом тонком вкусе. Что ж, теперь вас можно разгипнотизировать. Потерпите минуточку. — И профессор выплеснул сок ему в лицо.

Очнувшись, Сирил вскрикнул:

— Ой Господи!

— Простите? — не понял профессор.

— А вот скажите, — дрожащим голосом спросил Сирил, — действительно ли предложение под гипнозом?

— Вы имеете в виду мисс Флек?

— Да. Я предложил ей руку. Но через три недели я женюсь на другой! Помните Патрицию Бинстед?

— Прекрасно помню.

— Вот на ней. Что мне делать? Вы не могли бы загипнотизировать Эгнес? Внушите ей, что я — первостатейный мерзавец.

— Пара пустяков.

— Тогда не откладывайте. Скажите, что у меня гандикап гораздо больше. Скажите, что я пью без просыпа. Скажите, что я советский шпион Грулинский. Скажите, что у меня уже есть две жены. В общем, сами знаете, что говорить!

Еле дыша, дождался он профессора.

— Ну как? — закричал он.

— Прекрасно, дорогой мой, прекрасно. Она помирилась с Макмердо. Говорит, что не вышла бы за вас, будь вы единственным издателем в мире, и не отдаст вам свою книгу, даже если вы станете молить на коленях. Собирается к Саймону и Шустеру.

— Пепперидж, вы — гений!

— Что можем, что можем, — засмущался профессор. — А не вернуться ли нам в бар? Выпьем соку.

— Вам нравится эта пакость?

— Я ее обожаю.

Сирил чуть не сказал, что Дракуле больше подходит другая жидкость, но он сдержался. Как-то бестактно, да и важно ли, кого напоминает этот замечательный человек? Главное — сердце, а не внешность.

— Что ж, выпью и я, — сказал он. — Лимонный сок хорош в такую жару.

— Поверьте, он здесь превосходен.

— Наверное, из счастливых лимонов.

— Очень может быть.

И он улыбнулся, подумав, что, загипнотизировав бармена, угостится даром. Очень удобно, если ты не слишком богат.

© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Беззаконие в Бландинге

День выдался хороший. Небо сияло синевой, солнце — золотом, бабочки порхали, птицы ворковали, пчелы гудели — словом, природа благодушествовала, чем и отличалась от Фредди Трипвуда. Младший сын лорда Эмсворта сидел в своей двухместной машине у входа в замок и думал о собачьем корме. Рядом с ним сидела прекрасная овчарка.

Фредди приехал ненадолго. Женившись на прелестной дочери Доналдсона Собачьей Радости, он уехал в Америку, где и жил на Лонг-Айленде, трудясь для фирмы. Сейчас он был в Англии, потому что тесть решил расширить сферу влияния. Агги, его жена, соскучилась в замке за неделю и поджидала во Франции.

Вытирая ухо, которое лизнула овчарка, Фредди увидел, что по ступенькам идет изящный немолодой человек с моноклем в черной оправе. То был Галахад, его дядя, король лондонской богемы, которым издавна гордились театры, скачки и не очень чинные рестораны. Сестры (Констанс, Джулия, Дора, Гермиона и др.) считали его позором семьи, а Фредди очень любил, мало того — почитал, видя в нем неистощимый запас изобретательности.

— Так, так, юный Фредди, — сказал Галахад. — Куда ты везешь эту собаку?

— К Фэншоу.

— В Марлинг-холл? Это там живет хорошенькая девушка, с которой я тебя встретил?

— Да, Валерия. Старик Фэншоу — глава здешних охотников. Сам понимаешь, что это значит.

— Нет, не понимаю.

— Под его началом — несметное множество собак, и каждой нужен корм.

— Ты хочешь продать им свой товар?

— Еще бы! Дочку он любит, ни в чем ей не отказывает, а ей очень понравилась овчарка. Вот я и везу. Она обещала за это, что отец закажет массу корма.

— Фредди, это же не твоя собака! Агги оторвет тебе голову.

— Ничего, ничего. Я все продумал. Скажу, что она умерла, и раздобуду такую же. Ну, мне пора. До скорого! — И Фредди исчез в облаке дыма.

Галли задумался. Долгое общение с букмекерами и жучками воспитало в нем широту ума, но здесь и он покачал головой; а после этого, вернувшись в замок, немедленно встретил Биджа, дворецкого. Тот немного пыхтел, ибо спешил куда-то, а былую стройность утратил довольно давно.

— Мистер Фредерик уже уехал, сэр? — спросил он.

— Только что. А в чем дело?

— Телеграмма. Наверное — важная.

— Нет, вряд ли. Результаты бегов или что-нибудь в этом духе. Дайте мне, я передам.

И он пошел дальше. Он был общителен, ему хотелось с кем-нибудь поговорить. Конечно, он мог поговорить с сестрой, она читала на террасе, но что-то подсказывало ему, что пользы, тем более — радости от этого не будет. Леди Констанс не ценила его рассказов о прошлом. Наконец, он решил пойти к брату Кларенсу, с которым всегда приятно обменяться мыслями, и нашел мечтательного пэра в библиотеке.

— А, вот ты где! — сказал он, на что лорд Эмсворт задрожал всем длинным телом и воскликнул:

— Это ты, Галахад!

— Я, и никто другой. В чем дело?

— Какое дело?

— Ты встревожен. Спокойный человек не вскакивает, как вспугнутая нимфа. Скажи мне все.

Граф обрадовался, он именно того и хотел.

— Это Конни, — произнес он. — Ты слышал, что она утром сказала?

— Я не выходил к завтраку.