Читаем без скачивания ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая. - Вера Камша

— Помнишь ли ты свой долг, Дитя Осени? — настойчиво повторил серенький.

— Почему ты меня так назвал? — Мое удивление оказалось сильнее осторожности, вежливости и решимости слушать, а не говорить.

— Значит, не помнишь. — Пришелец печально покачал головой. — Госпожа Тахены так и думала, но попытаться следовало.

— Во имя Проклятого, — я вышла из себя и сама не поняла, как повторила любимую фразу капитана Герара, вполне приличествующую моряку, но не вдовствующей королеве, — чего я не помню?!

— Откуда я знаю? — пожал плечами мой серый собеседник. — Госпожа этого тоже не знает, но, когда в тебе заговорит кровь, ты вспомнишь. Кровь в тебе есть, но она спит.

— О чем ты? — Я терялась все больше.

— О памяти крови. — Он посмотрел на меня, как на слабоумную. — У людей и эльфов она слабенькая, хоть и постоянная, а вот кровь Омма помнит все, только просыпается лишь тогда, когда не может не проснуться.

— Раз она спит, поговорим о другом. — Я сдерживала себя из последних сил. — Кто ты? Откуда? Зачем пришел?

— Я Хозяин Дороги, меня еще называют Прашинко. — Юноша церемонно поклонился. — Меня прислала госпожа Тахены передать, что они направились к Явелле. Стражи Горды все еще слишком сильны для них!

— И что теперь делать? — глупо спросила я.

— Не знаю, — так же глупо ответил Хозяин Дороги, который состоял-таки в родстве с эльфами. Я вспомнила об этих существах — о них мне как-то рассказал Клэр. Прашинко помолчал и добавил: — Надо что-то делать. Где повелитель Эланда?

— Должен быть в Гверганде. — Я ответила и поняла, что верю в это не больше, чем в сказки о Звездном Старце.[26]

— Нет его там. — Прашинко передернул плечами, словно вспомнив о чем-то неприятном. — Я чуть там не вымок и никого не нашел. Его там нет. Есть чужой с его лицом, но это не он — ни знания, ни крови, ни Жана… браслета.

Так я и думала! Человек с глазами Эмзара не может не нести в себе эльфийской крови, а все эльфы рождаются магами. Рене что-то смыслит в колдовстве, во всяком случае, выдать за себя кого-то он смог! Потому-то и поверил моей сказке про амулет, что знал об эльфийской магии, но не знал ее пределов. Но если Рене выдал кого-то за себя, он мог выдать себя за… кого-то!

Шани! Шани, уведший «Серебряных» к таянской границе, даже не попрощавшись со мной. Он никогда бы так не поступил, не будь какого-то подвоха! Гардани адмирал верит, как себе, значит… значит, он дал графу свое лицо, а себе взял обличье Шандера. Ему что-то нужно во Внутреннем Эланде, а «они направились к Явелле!».

Я, видимо, переменилась в лице, потому что Прашинко робко спросил:

— Ты знаешь, где он?

— Да, — скрипнула зубами я, — он во Внутреннем Эланде!

— Но там же болота, — с отчаяньем выдохнул Хозяин Дороги, — я не могу там его искать! Только если знать точно!

Точно я не знала. Из Внутреннего Эланда в Таяну вела всего пара дорог, но тропинок было не счесть. Да и чем мог помочь этот Прашинко, даже найди он Рене? Советом? Предупреждением? Магией?

— Ты знаешь, кто это они? — спросила я, уже зная ответ.

— Те, что бродят у края Тахены и Горды! Это страх и беда.

— Ты можешь что-то с ними сделать?

— Я?! — Бедняга даже стал менее серым от испуга. — Я не могу к ним приближаться, это сильнее меня… Только госпожа и Всадники, пока они еще…

— Что «еще»? — с ужасом выкрикнула я, вспоминая свои сны…

— Ну, в общем, ничего, — сжал зубы Прашинко, и я поняла, что он ничего больше не скажет. Что же там с Эгаром? Неужели все так плохо? Хотя, если бы Всадники исчезли, они не искали бы обходных путей, по крайней мере мне очень хотелось в это верить. Но даже судьба Эгара волновала меня не так, как грозящая Рене опасность. Чтоб совладать с этими тварями, его эльфийской магии не хватит!

Я проклинала себя за свое молчание, но сейчас нужно было думать не об этом. Мне некому было рассказывать, кем я стала, и я так и не научилась ни летать, ни вызывать в себе Силу….

— Вообще-то, — Прашинко робко посмотрел на меня, — есть некто, кто найдет Рене везде, где есть вода. Но он такой страшный!.. Только госпожа Тахены может с ним справиться…

— Тогда возвращайся к своей госпоже, и пусть она найдет этого… некто.

— Это долго, — грустно сообщил пылевичок. — Я хожу быстрее людей и обычных лошадей, но не быстрей ветра.

— Кто этот «некто»? — Сама не знаю, зачем я это спросила, от ответа на этот вопрос пользы было не больше, чем от прошлогодних листьев.

— Гиб, — последовал честный ответ, — Водяной Конь. — Последние слова Прашинко произнес с тем же выражением, с которым в Тарске поминают изгнанных из собственных кланов гоблинов-убийц. Но я уже все поняла. Я помнила рассказ Ягоба о том, что сотворил Рене в Башне Альбатроса, и в этом рассказе немалое место отводилось какой-то немыслимой лошади.

— Ты не знаешь, — я прямо-таки дрожала от возбуждения, — как вызвать этого Гиба?

— Это может Эарите и любой, единожды взнуздавший его. Нужно опустить уздечку в живую воду и позвать.

— «Живую» — это как?

— Это которая свободная, — охотно объяснил Прашинко. — Море, река, болото, лужа… В ведро нельзя. Там вода оскверненная…

— Ты ведь бывал здесь. — Я не спрашивала, а утверждала — слишком многие вести из Таяны и Фронтеры Рене узнавал раньше всех мыслимых сроков.

— Бывал, — не стал отпираться Хранитель.

— Тогда ты знаешь его окно.

Он знал, равно как и то, что верхняя часть окна никогда не закрывалась. В причудливые отверстия в бронзовом переплете пролезла бы разве что кошка, но я не сомневалась, что для Прашинко этого хватит. Только б Рене не забрал талисман с собой!..

— Поищи там уздечку Гиба. — Я сама не думала, что могу говорить так спокойно и уверенно. — Если найдешь, принеси мне.

Прашинко не спорил — то ли я его убедила, то ли он привык повиноваться. Пылевичок послушно исчез и тотчас вернулся, буквально выронив из рук что-то серебристое, словно оно его обжигало, хотя, возможно, так оно и было. Я нагнулась и подняла. Уздечка как уздечка, разве что кажется влажной, хотя на руках не остается ни капли. Теперь нужно было добраться до «живой» воды. Хороша б я была, пытаясь вызвать Гиба на глазах моих телохранителей, которые меня ни за что не выпустили бы ни к морю, ни тем более к какому-нибудь уединенному ручью, но, к счастью, наверху смотровой башни имелась великолепная лужа, почти никогда не пересыхавшая. Диман собирался послать туда каменщиков, которые заложили бы углубление в древней кладке, но сейчас было не до того — все мастера отправились к Адене. Лужа процветала, и это меня вполне устраивало.