Читаем без скачивания Урусут - Дмитрий Рыков

– Да ну, что за фантазии? – спокойно ответил Белый Лоб. – Я – ребенок, и ни разу не видел моря. А что пишет поэт? Поэт пишет:

Когда так много позадивсего, в особенности – горя,поддержки чьей-нибудь не жди,сядь в поезд, высадись у моря.

Гниют баркасы кверху дном,дымит на горизонте крейсер,и сохнут водоросли назатылке плоском валуна…

– Хм, – удивился следователь. – Стихи-то – хорошие. Кто автор?

– Бродский Иосиф Александрович.

– Антисоветчик-эмигрант? Олег, да все ясно. Грезишь Западом. Признайся: хотел государственную границу СССР пересечь. По воде не вышло, приехал на Кавказ, накупил альпинистского снаряжения, чтобы перейти через горы, где постов поменьше. Правильно?

– И полез в обратную сторону от границы?

– Тренировался.

Малолетний арестант засмеялся.

– Как-то у нас разговор затягивается. Представились бы, что ли, для порядка, да попить бы дали. Я понимаю, что в «Пятке». Если собираетесь пытать-мучать, можете и после начать.

Следователь кивнул «серому пиджаку». Пока тот наливал воду в стакан из графина, произнес:

– Можешь обращаться ко мне – Артур Алимович.

– Хорошо.

– Раз тебе известно о Пятом управлении – это лишь указывает на справедливость моих слов.

– Ни в коем разе.

Здоровяк поднес стакан, Олег выпил, отдал емкость, поднял на гэбиста глаза и произнес:

– Что-то, Вась, не складываются у нас с тобой отношения. Как на тебя смотрю, сразу вспоминается писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд.

– А причем тут Фицджеральд? – оскалился оппонент.

– В романе «Ночь нежна» большой мастер пера пишет именно про тебя: «Он был до того отвратителен, что уже не внушал и отвращения, просто воспринимался как нелюдь».

Рожа постояла-постояла, оценивая сказанное, и вдруг залепила арестанту очередную пощечину.

Олега пошатнуло, он поскрипел зубами и произнес:

– Каждый раз я говорю одно и то же, и каждый раз мне не верят, и каждый раз мои слова все равно подтверждаются. Вась, если ударишь меня в третий раз – я сломаю тебе руку. И – я вижу, у тебя шнобель не совсем в порядке, так я тебе его поправлю.

«Костюм» замахнулся, но остановился после окрика главного.

– Малыш, – потом обратился следователь к Белолобову, – ты ведешь себя очень дерзко. Ты специально провоцируешь нас на побои. Что, хочешь получить травмы, чтобы отлежаться в санчасти? Не выйдет – у нас бьют о-о-очень больно, но очень профессионально. Встать не сможешь, а медицинских показателей для госпитализации как бы и нет. Итак, а про меня Фицджеральд ничего не сказал?

– Сказал, – ответил Олег, тыльной стороной ладони отирая разбитую губу. – «Получасового общения с Артуром Алимовичем было достаточно, чтобы Белолобов почувствовал, что и сам тупеет».

– Ну! – со свирепым лицом развернулся для следующего удара обладатель нечеловеческих кулаков.

– Василий Семенович! – заорал следователь. Тот с сожалением опустил руку. – Итак: идем по порядку. По нашему ведомству – где и у кого приобретена иностранная валюта?

– Нашел на Невском – думал, это почтовые марки.

– Марки такого размера? Белолобов, ты сдохнешь здесь, я тебе это обещаю!

– Как говорил замечательный русский писатель Владимир Владимирович Набоков: «Жизнь – только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями». Вы меня чем напугать хотите, я не пойму вот никак? Вы от меня можете попросить то, что может спасти жизни десятков тысяч пока еще советских людей. Вместо этого со своей бульдожьей хваткой выясняете, откуда взялись фунты и зачем побиты менты в Питере. Фунты взялись, потому что в СССР существует «черный рынок», который вы, гэбисты, и контролируете, получая с него немалую долю. А менты избиты, потому что вели себя по-хамски, как и вы сейчас.

Следователь наморщил лоб.

– Про какие десятки тысяч жизней ты только что ляпнул, гаденыш? Ты что-то знаешь такое, о чем в Советском Союзе неизвестно? Я же чувствовал, что это все неспроста! – повернувшись к помощнику, завизжал Алимович. – Я знал, что это или подготовленный шпион, или еще какая-то хрень! – он подлетел к Белому Лбу и закричал в сантиметрах от лица, брызжа на него табачной слюной: – Отвечай, сука!

Олег, как мог дальше, отодвинулся к спинке привинченного к полу стула.

– А тебя мама не учила говорить слово «пожалуйста»?

Вася без замаха ударил по голове ладонью, Белолобов ждал этого и резко наклонился, удар прошел по касательной, затем «школьник» выпрыгнул с места, ногами зажал правую руку противника у плеча, заодно захватив ими шею и грудь противника, а схватив запястье ладонями, вывернул его к низу. Вместе упали на пол, тут же Олег сломал о колено Васину руку, и, развернувшись на девяносто градусов, локтем своей согнутой правой руки расчетливо ударил ему в переносицу. Краем глаза он следил за Алимовичем – если бы тот схватил какую-нибудь дубинку или попытался ударить его ногой, надо было менять положение тела, но следователь кинулся к столу давить «тревожную» кнопку, поэтому Белый Лоб с удовольствием ударил локтем в Васин нос еще два раза, а потом, не выпуская из внимания дверь, по одному стал ломать тому пальцы правой руки, приговаривая:

– Детей бить нехорошо. Ты сильнее, ты больше, ты выше. Ты старше, в конце концов!

Одновременно с хрустом пятого пальца распахнулась дверь, он тут же вскочил и с поднятыми руками прижался спиной к стене. Вбежавшие с оружием наперевес мужики в форме не очень понимали, что делать – у стены стоит мальчишка, руки держит вверху, на полу с залитым кровью лицом в нокауте лежит огромная туша их, может, начальника, может, приятеля.

Зато очень хорошо понимал, что делать, Артур Алиевич – с перекошенным от ненависти лицом он подлетел к Белому Лбу и занес руку для удара. Олег ставить блоки и устраивать показательную схватку не собирался – все одно, если захотят, забьют до смерти. Поэтому, зная, что враг метит в солнечное сплетение, он слегка подпрыгнул перед соприкосновением кулака с телом, чтоб удар пришелся ниже, в живот, и изо всех сил напряг мышцы брюшного пресса. Получилось больно, но не смертельно. Однако, чтобы не случилось повторения, требовалось изобразить адские муки, что он и сделал, повалившись на пол, скрючившись и харкая кровью, с силой отсасываемой из ранее разбитой губы.

Дознавателя это удовлетворило.

– В камеру его! – рычал он. – В одиночку, и смирительную рубашку надеть, и ремнями пристегнуть! На части разделаю, сволочь! – и пока якобы безжизненного Олега тащили наружу, кинулся к поверженному коллеге.

«По крайней мере, – подумал Белый Лоб, глядя, как одна рожа пытается привести в чувство другую, – у гэбистов существует боевое товарищество. Это же хорошо?»

II

Полковник КГБ, первый заместитель начальника Пятого управления Леонид Алексеевич Рашин сидел в своем кабинете на Лубянке и сосредоточенно изучал дело, как он уже про себя решил, «сумасшедшего мальчишки». Полковник очень любил чай, получал его прямиком от индийских товарищей, секретарь заваривал чуть ли не чифир, но четыре куска сахару «рафинад» плюс две дольки лимона смягчали крепость и делали вкус поистине волшебным. Листая страницы, он периодически делал маленький глоток, но даже такой прекрасный напиток не полез в горло, когда он дошел до стенограммы допроса. То, что устно пять минут назад доложил майор Кердыев, казалось интересным, чудным и необычным – но лишь тем, что двенадцатилетний потенциальный убийца прямо в кабинете завалил бронзового призера прошлогоднего объединенного чемпионата по рукопашному бою войск КГБ и МВД капитана Степанцова. Но, оказывается, он еще и такого тут наговорил…

Леонид Алексеевич покачал головой и закрыл папку. После минутной паузы он отхлебнул уже остывший чай, поморщился и сказал стоявшему навытяжку подчиненному:

– Знаешь, Артур Алиевич, по-моему, ты все же преувеличиваешь. Какой агент, какой антисоветизм, ты о чем? Просто на почве слишком большого объема прочитанной литературы у мальчика окончательно поехала крыша – вот он и ударился во все тяжкие. Надо отдавать его ментам, и пусть они его прессуют за ленинградское хулиганство.

– А как же Степанцов? – дознаватель стоял красный от злости, пусть и прежде всего сердился на самого себя.

– Что Степанцов?

– За увечья, нанесенные Ваське, он не должен ответить?

– Да ты рехнулся! – полковник откинулся на спинку кресла. – Об этой истории ни один клоп знать не должен! Комар, муха-дрозофила! А не то, чтобы выносить это на общий суд. Мы же станем посмешищем для всех управлений, про нас анекдоты сочинять начнут! Шестиклассник во время допроса избил до полусмерти мастера рукопашного боя! Очнись! В колонии для несовершеннолетних у нас с какого возраста отправляют?

– С четырнадцати.

– Тогда в психушку его. Полная изоляция от общества. Иначе же он на свободе так в конце концов и убьет кого-нибудь.