Читаем без скачивания Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования - Филип Шенон

Форд упрекнул Госдепартамент в том, что тот слишком поспешил с заявлениями, исключающими возможность иностранного заговора, выступив с ними сразу после убийства президента. Раск парировал:

– Мы и тогда не располагали подобными доказательствами, и сейчас не располагаем, а одно лишь предположение о доказательствах в отсутствие доказательств могло иметь серьезные последствия.

Форд:

– Я не понял.

Раск:

– Ну, если бы создалось впечатление, что мы располагаем доказательствами того, что мы не можем и не готовы обсуждать, тогда как в действительности мы не имеем никаких существенных доказательств в деле такой исключительной важности, могла бы сложиться весьма опасная ситуация в плане…

– Не лучше ли было просто сказать: без комментариев? – прервал его Форд.

– К сожалению, с учетом практики нашей прессы, «без комментариев» лишь убедило бы всех, что у нас есть доказательства, – ответил Раск.

К беседе с Раском Форд, как обычно, хорошо подготовился и решил выспросить, успел ли госсекретарь хотя бы бегло ознакомиться со свидетельством, которое все еще может указывать на наличие коммунистического заговора. Он поинтересовался, знает ли Раск о мелькавших в газетах сообщениях, что Кастро всего за несколько недель до покушения публично заявлял: американские руководители жестоко поплатятся за то, что сделали кубинского диктатора и его товарищей мишенью для покушения.

Раск сказал, что, насколько помнит, он не читал ничего об угрозах со стороны Кастро ни до, ни после убийства Кеннеди.

После показаний Раска Форд убедился, что Госдепартамент «так просто не выкрутится» и в заключительном отчете комиссии ему будет уделено особое место8. Через два дня он позвонил Рэнкину по телефону, чтобы дать ему это понять. Рэнкина на месте не оказалось, поэтому Форд побеседовал со Слосоном, который тогда готовил списки вопросов для других сотрудников Госдепартамента. «Мы не можем делать поблажек свидетелям, – сказал ему Форд. – Бремя доказательств того, что они действовали правильно, лежит на них. Нам следует вести себя с ними по возможности жестко. Роль “адвоката дьявола”, если хотите». Форд спросил Слосона, что тот думает о контактах Госдепартамента с Освальдом, продолжавшихся несколько лет, и не могло ли министерство сделать больше, чтобы остановить его, не дать ему возможности убить президента. Слосон ответил, что Освальду разрешили вернуться в США, «и это правильно», точно так же поступают в департаменте и с другими американцами, которые бежали за «железный занавес», а затем одумались.

Не такого ответа ждал Форд. Он считал, Госдепартамент дал Освальду разрешение вернуться в США «чересчур поспешно и не вникнув в суть дела». Если бы Слосон не сочинял сейчас новые коварные вопросы для помощников Раска, Форд объяснил бы ему все подробнее. Это уж точно.

Глава 42

Офис директора ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

17 июня 1964 года, среда

Эдгар Гувер просматривал все важные документы ФБР, прежде чем их передавали комиссии. Если ФБР представляло новые свидетельства, связанные с убийством, или давало ответ на вопрос, поставленный членами комиссии или штатными сотрудниками, информация направлялась в комиссию в письменном виде на бланке Бюро за подписью Гувера. За время расследования он успел отправить комиссии сотни писем – иногда по нескольку в день, – и все стандартного образца. Каждое было адресовано непосредственно Ли Рэнкину («Уважаемый мистер Рэнкин»), и доставляли эти послания в офис комиссии на Капитолийский холм сотни вооруженных курьеров. Многие письма Гувера были под грифом «совершенно секретно» – надпись шла крупными буквами поперек каждой страницы.

Когда документы ФБР доставлялись в комиссию, Рэнкин показывал их Редлику1. И если письма Гувера представляли особый интерес или содержали что-то важное, Редлик в свою очередь сообщал о них своему помощнику Мелу Эйзенбергу: оба они были из Нью-Йорка и за время расследования успели подружиться. «Мы работали в одном кабинете и все время переговаривались», – вспоминал Эйзенберг. К началу июня Эйзенберг вернулся в Нью-Йорк, где работал на полставки в адвокатской конторе, но на два-три дня в неделю по-прежнему наведывался в Вашингтон. Если в письмах Гувера содержались вопросы, касающиеся возможного иностранного вмешательства в деле о покушении, их в рабочем порядке направляли Дэвиду Слосону.

17 июня, в среду, согласно документам из архива Гувера, директор ФБР подготовил сверхсекретное, весьма деликатного свойства письмо Рэнкину2. Содержание его должно было – или, во всяком случае, могло – произвести эффект разорвавшейся бомбы. Как явствует из этого письма Гувера, кубинские дипломаты в Мехико, судя по всему, заранее знали о планах Освальда убить Кеннеди: Освальд сам сказал им об этом. Если информация, собранная ФБР, верна, то Освальд в октябре 1963 года, будучи в Мехико, направился прямиком в посольство Кубы и заявил: «Я собираюсь убить Кеннеди».

Вероятно, Гувер боялся реакции комиссии на это письмо. Какое значение имела информация о том, что кубинские дипломаты заранее, за несколько недель до покушения, знали о планах Освальда убить президента? Было ли это свидетельством иностранного заговора, который Гувер так хотел исключить? Но что для ФБР было еще важнее: следовало ли из этого, что Бюро плохо вело расследование в Мехико и что в Мексике еще могут оставаться люди, которых нужно как следует проверить, – люди, знавшие о планах Освальда или даже поощрявшие его?

Конечным источником информации в этих письмах был, что немаловажно, сам Фидель Кастро. О высказываниях кубинского диктатора ФБР стало известно из «конфиденциального» канала – от осведомителя, который, как писал Гувер, «в прошлом снабжал достоверной информацией» сотрудников Бюро. Этому осведомителю удалось подслушать Фиделя Кастро, когда тот рассказывал, что именно его дипломатам в Мексике известно об Освальде. «Наши люди в Мексике подробно рассказали нам, как он себя вел по прибытии в Мексику», – приводил источник слова Кастро.

Судя по тому, что поведал своим собеседникам Кастро, Освальд пришел в ярость, когда ему сообщили, что он не получит в тот же день туристическую визу для поездки на Кубу. Но свой гнев он почему-то обратил не на кубинское правительство, но на заклятого врага Кастро – Кеннеди. Судя по всему, Освальд считал американского президента виновником разрыва отношений с Кубой, из-за чего планы Освальда начать новую жизнь в Гаване наткнулись на неожиданные препятствия. Буквально Кастро сказал следующее: «Освальд ворвался в посольство, требуя визы, а когда ему отказали, ушел со словами: “За это я убью Кеннеди”». И добавил, что кубинские дипломаты в Мексике не отнеслись к выходке Освальда всерьез и не придали значения его угрозам в адрес президента, поскольку не исключали, что этот молодой американец мог быть провокатором из ЦРУ. Кубинское правительство, настаивал Кастро, не имеет никакого отношения к убийству американского президента.

В своем письме Гувер даже не обмолвился о том, кто же этот тайный фэбээровский осведомитель в Гаване. Много позже ФБР раскроет его имя: Джек Чайлдс из Чикаго, активный деятель Компартии США, тайно работавший на ФБР3. Чайлдс встретился с Фиделем Кастро в Гаване в июне 1964 года, в тот самый месяц, когда Гувер готовил докладную записку Рэнкину. Брат Джека Чайлдса Моррис, его товарищ по компартии, тоже сотрудничал с ФБР. Работу братьев Чайлдс (в Бюро ее называли операцией «Соло») впоследствии назовут одним из величайших достижений времен холодной войны. Под прикрытием распространения идей коммунизма братья посещали страны социалистического содружества, лично встречались в том числе с Никитой Хрущевым, Мао Цзэдуном, Фиделем Кастро, а затем докладывали ФБР обо всем, что им удалось узнать. Судя по документам Бюро, информация, поступавшая от братьев Чайлдс, всегда оказывалась на редкость точной и достоверной.

Но у комиссии не будет возможности оценить последствия всего этого – в том числе громкого заявления Освальда, сделанного в присутствии кубинских дипломатов в Мехико, о том, что он намерен убить президента, – потому что письмо Гувера Рэнкину от 1964 года так и не попало в комиссию. Что случилось с этим письмом, на долгие десятилетия останется загадкой. Это письмо невозможно будет обнаружить ни в материалах комиссии, хранящихся в Национальном управлении архивов и документации, ни в личных бумагах Рэнкина, которые его семья передала в Национальные архивы после его смерти. Бывшие члены комиссии казались весьма озадачены, когда их спрашивали об этом письме. Эйзенберг не мог припомнить, что видел его или слышал о нем от Редлика или от кого-либо еще. Он уверен, Редлик наверняка упомянул бы о таком важном письме, если бы оно к нему попало. Дэвид Слосон также утверждал, что не видел этого письма: он уж точно запомнил бы такой «взрывоопасный» документ. И хотя в официальных бумагах ничто не указывает на то, что данное письмо Гувера в конце концов попало к членам комиссии, копия его оказалась в другом ведомстве, в ЦРУ. Через несколько десятилетий после того, как комиссия Уоррена завершила расследование, это письмо всплыло в архивах Управления, рассекреченных в результате продолжающихся дебатов по поводу смерти Кеннеди[19].