Читаем без скачивания Сказания и повести о Куликовской битве - Дмитрий Лихачев

Поэтому, если воспринимать краткую летописную повесть о Куликовской битве в окружающем ее контексте Троицкой летописи, у нас есть достаточно веские основания считать, что автор Троицкой летописи, составляя повесть о Куликовской битве, расширил, украсил этикетную формулу захвата добычи, воспользовавшись для этого текстом «Задонщины». В контексте Троицкой летописи, да и самой краткой летописной повести, часть текста, объединяющая формулу «встать на костях» и перечень захваченной добычи, стилистически и по самому характеру своему воспринимается как вставка. В контексте же «Задонщины» рассмотренный от-

рывок тесно связан и с окружающим его текстом, и со стилем всего памятника вообще, и, наконец, со «Словом о полку Игореве».

Высказанным мною выше положениям, казалось бы, противоречит такое обстоятельство. М. А. Салмина отметила не только рассмотренные два случая («стояние на костях» и перечисление захваченной добычи), когда, по ее мнению, «Задонщина» зависит от текста летописной повести (в этих случаях, краткая и пространная летописные повести совпадают, т. е. пространная здесь повторяет краткую), но выделила еще два чтения в «Задонщине», восходящие, как она считает, к летописной повести, которые встречаются уже только в пространной летописной повести. Каковы же эти тексты и можно ли согласиться с М. А. Салминой, что они свидетельствуют о текстуальной зависимости одного произведения («Задонщины») от другого (пространной летописной повести)?

Первый из сопоставляемых отрывков читается в «Задонщине» так: «Тй бо («поганые татаровя бусормановя», — JI. Д.) на рекѣ на Каялѣ одолѣша родъ Афѣтов. И оттоля Руская земля сѣдитъ невесела, а от Ка-латьския рати до Мамаева побошца тугою и печалию покрышася, плачю-щися, чады своя поминаюты: князи и бояря и удалые люди, иже оста-виша все домы своя и богатество, жены и дѣти и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя положиша за землю за Рускую и за вѣру християньскую. Собѣ бы чаем пороженых и воскормленых» (сп. У, с. 535, со значительными разночтениями есть это место и в сп. Ж, в остальных списках «Задонщины» такого текста нет). С этим отрывком «Задонщины» М. А. Салмина сопоставляет такой отрывок пространной летописной повести: «Слышавше въ градѣ на Москв-ѣ, и въ Переяславли, и на Костромѣ, и въ Володимзре, и въ всѣх градах великаго князя и всѣх князей руских, что пошол за Оку князь великий, и бысть въ градѣ Москвѣ туга велика и по всѣм граду его приделом плачь горекъ и глас и ридание, и слышано бысть снречь высокыих Рахиль же есть рыдание крепко: плачющися чад своихъ и великим рыданиемь, въздыханиемь, не хотя утѣшитися, зане пошлп с великимъ княземь за всю землю Рускую на остраа копьа. Да кто уже не плачется женъ онѣх рыданиа и гор-каго их плача, зряще убо их? Каяждо к Соб’ѣ глаголаше: „Увы мнѣ, убогаа наша чада! Уне бы намъ было, аще бы ся есте не родили…“» (с. 18–19).

Нетрудно убедиться, что в смысловом отношении приведенные тексты совершенно разные, хотя в обоих говорится о «туге», печали, плаче. В «Задонщине» имеется в виду «туга» и печаль всей Русской земли со времени битвы на Калке в 1223 г. по 1380 г. В фразе о плаче подразумевается плач Русской земли о погибших за нее в борьбе с монголо-тата-рами. В пространной летописной повести подразумевается «туга», охватившая Москву и другие русские города при известии о переправе войск Дмитрия Донского через Оку, а плач — это плач русских матерей о своих детях, которым предстоит пасть в битве с Мамаем.

В сопоставляемых текстах М. А. Салмина выделяет ключевые слова и обороты, которые, как она полагает, попали в «Задонщину» из пространной летописной повести. Это: 1) слово «туга», 2) словосочетание «за землю Рускую», 3) оборот «плачющися, чады своя поминаюты» (в летописной повести «плачющися чад своих»), 4) во фразе «Задонщины» «Собе бы чаем пороженых и воскормленых» М. А. Салмина видит отголосок таких слов пространной летописной повести: «Уне бы намъ было аще бы ся есте не родили». Рассмотрим по порядку все эти случаи.

Слово «туга», хотя оно и довольно часто употребляется в древнерусских текстах,202 как раз более характерно для «Задонщины», а не для летописной повести. В «Задонщине» оно встречается еще, а в летописной повести — только в приведенном отрывке. Кроме того, и это самое главное, семантико-стилистическое употребление этого слова в обоих произведениях различно. В «Задонщине» «туга» воспринимается как нечто олицетворенное, это не обозначение состояния, а метафорический образ. Русская земля покрылась «тугою», а в другом месте, где уже говорится о поражении Мамая, мы читаем: «Уже бо востона земля Татарская, бедами и тугою покрыта бо сердца их» (так в сп. У, с. 539, в И-1: «А уже бо въстонала земля Татарская, бедами и тугою покрышася» — с. 545). Образ «туги» в «Задонщине» восходит к ее непосредственному источнику, к «Слову о полку Игореве», где «туга» встречается семь раз, при этом с тем же смысловым значением, что и в «Задонщине»: «тугою взыдоша по Руской земли» (с. 48), «въстона… Киевъ тугою» (с. 49), «туга умъ полонила» (с. 50) и т. д. В летописной же повести «туга» обозначает состояние: «бысть в граде Москве туга велика». Примечательно и следующее. В приведенном выше отрывке из «Задонщины» названа река Каяла, что бесспорно свидетельствует о самой тесной связи этого отрывка «Задонщины» с соответствующим местом «Слова о полку Игореве», так как наименование «Каяла» известно только по «Слову» и летописной повести о походе Игоря. И отрывок «Слова», сообщающий о поражении Игоря «на брезѣ быстрой Каялы», завершается фразой — «Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось» (с. 49).

Словосочетание «за землю Рускую» очень характерно для текста «Задонщины». В списке У (а сопоставляемый отрывок текста берется именно из этого списка) оборот «земля Русская» употреблен 27 раз, часто он встречается и во всех остальных списках. В летописной же повести только один раз — в приведенном отрывке. Неоднократно, при этом не только в списке У, но и в списке другого извода «Задонщины» — С, словосочетание «за землю Рускую» употребляется в специфическом для «Задонщины» виде: «за землю Рускую ж за веру христианскую». Таким образом, словосочетание, рассматриваемое как заимствование «Задонщины» из пространной летописной повести, характерно именно для текста «Задонщины», в присущем именно «Задонщине» двучленном виде (за землю, за веру). И если уж искать источник этого оборота, то видеть его нужно в действительном источнике «Задонщины» — в «Слове о полку Игореве», где выражение «Русская земля» встречается 18 раз, а «за землю Русскую» — 5 раз.

И слово «туга» и словосочетание «за землю Русскую» в стилистическом и смысловом отношении и в плане соотношения «Задонщины» со «Словом о полку Игореве» — это типичные обороты самой «Задонщины», поэтому нет никаких оснований искать источник их в тексте пространной летописной повести.

В третьем случае перед нами чисто случайное сближение (а не дословное совпадение) словесного оборота из-за совпадения изображаемой ситуации — плач о «чадах». Заметим, что если бы автор «Задонщины», создавая образ плача Русской земли по погибшим, обращался к пространной летописной повести, то он обязательно назвал бы имя Рахили — библейского символа неутешного материнского горя. В пространной летописной повести слова «Рахиль… плачющися чад своих… не хотя утешитися» входят в большой отрывок, заимствованный автором повести, как это установила В. П. Адрианова-Перетц, из апокрифического «Слова на рождество Христово о пришествии волхвов».203 Но в самом-то апокрифическом «Слове» фраза о Рахили и ее плаче есть не что иное, как цитата из 15-го стиха 31-й главы библейской книги пророка Иеремии, этаже самая фраза повторялась ш в 18-м стихе 2-й главы Евангелия от Матфея. И если бы нужно было для оборота, изображающего в «Задонщине» вполне конкретную картину (Русская земля плачет, вспоминая погибших детей своих, — «плачющися, чады своя поминаюты») искать какой-то источник, то с не меньшим основанием этот источник можно было бы видеть в библейском или евангельском тексте.

В четвертом примере настолько разные тексты (к тому же в «Задонщине» текст явно дефектный), что сопоставлять их просто нельзя.

Итак, в двух разных по смыслу и содержанию отрывках «Задонщины» и пространной летописной повести, в которых описана сходная ситуация — плач, совпадают, а вернее сказать, сближаются, единичные слова и небожшие словосочетания. Но все эти слова и словосочетания соответствуют по стилю контексту собственного произведения и полностью отвечают смыслу и содержанию того текста, в который они входят. Поэтому говорить о текстуальной связи между «Задонщиной» и пространной летописной повестью в процитированных выше отрывках нет абсолютно никаких оснований.