Читаем без скачивания Музпросвет - Андрей Горохов

ТОМ ШТАЙНЛЕ (лейбл Tomlab): «To, что в последние годы продавалось под вывеской индитроники, было фиксировано на бите. Но битом дело не ограничивается. Начали петь люди, которым нечего было сказать. Голос стал важен как саунд, как еще одна дорожка в многослойном саунд-дизайне, а вовсе не как голос, который хочет что-то рассказать. И это вызывает у меня серьезные возражения: появилась волна людей, которым показалось, что им мало электронных звуков, они распаковали гитары и решили, что у них получится петь… ничего у них не получилось».

А может быть, это общая ситуация, что сегодня никто ничего не может сказать яркого и осмысленного — неважно, решил ли ты обогатить своим голосом электронную музыку или просто поешь свои песни под гитару?

«Да, об этом можно спорить — что именно хочет нам сказать человек, который полагает, что ему есть что сказать. Но, по-моему, очевидно, что есть разница, откуда приходит музыкант: из электроники, из формального дизайна, из клубной культуры, из музыки, базирующейся на beats& loops, или же из сферы, где обитают сонграйтеры, то есть люди, пишущие песни и выражающие себя в тексте. Конечно, результат обоих подходов может выглядеть очень похоже и сложно будет разделить и сказать: здесь на первом месте стоит высказывание живого человека, а здесь — саунд-дизайн. Это все совсем не так очевидно».

Но как ты сам определяешь, что есть что? Ты, наверное, просто слушаешь? И что же ты при этом слышишь?

«Да, конечно, я просто слушаю, и я слышу разницу. Есть разница в интенсивности, в честности, открытости. Дело даже не столько в том, честно ли звучит голос, сама музыка обладает мессиджем, сама музыка говорит».

Электроники расплодилось очень много. А сколько существует сонграйтеров?

«Тут еще дело и в том, где именно та или иная музыка существует. Традиция сонграйтеров крайне развита в США. Здесь, в Европе, электронная музыка имела очень большое значение, такое, что многие молодые люди сдвинулись в эту сторону. В Америке же ситуация была совсем иной, там все крутилось вокруг песен».

Электронная музыка всегда имела высокие претензии: она прогрессивна, она абстрактна, она свободна, она экспериментальна, она сложна, она, наконец, странна и даже безумна. Никаких претензий такого сорта у сонграйтерской музыки нет. Не оказываются ли ребята, пишущие песни под гитару, просто неудачниками, готовыми счесть музыкой всего лишь незатейливый рассказ о своих бедах? Мне кажется, что их тоже очень много таких — неудачник с гитарой из Алабамы, наверное, мало чем отличается от неудачника из Майами?

«Сегодняшняя ситуация такова, что это поколение, как ты выражаешься, новых неудачников с гитарой открывает для себя возможности работы, которые в Европе активно применяются уже десять лет, и от этого возникают новые интересные вещи и новые взгляды на то, как может функционировать поэт и композитор-песенник. Он способен себя ограничить, построить свой собственный характерный и узнаваемый звук, что для электроники стало огромной проблемой — электроника применяет все доступные средства, не понимая, почему она себе должна в чем-то отказывать. И оттого все электронные проекты похожи друг на друга, исчезло представление о своем узнаваемом саунде как о характерной принадлежности именно этого музыканта. Исчез творческий почерк, так сказать. Все стало совершенно необязательным, никого ни к чему не обязывающим».

Франк Доммерт и Ян Вернер, характеризуя продукцию своего лейбла Sonig, употребляют английское слово irregular — «нерегулярный», «нелинейный», «несимметричный», «неравномерный». То есть речь идет о музыке, которая не стремится забраться в какую-то ясно очерченную нишу и никого другого в нее не пускать.

Она богата, она позволяет себе многое. Она может быть мелодичной или же сухой и ломкой, неуверенно тянущейся или же прыгающей галопом, она может быть синтетической или акустической, она может быть семплерной или вживую сыгранной, многослойной или однослойной, очень шумной и искаженной или же прозрачно записанной. Все это разрешено и лейблу в целом, и каждому музыканту, и каждому треку. Сегодняшняя проблема состоит не в том, как найти свой минималистический саунд, до которого еще никто другой не дошел, а в том, как воспользоваться свободой.

ЯН ВЕРНЕР: «Нет никакой стилистически чистой музыки. Нет драм-н-бэйсса, нет чиллаута, есть лишь границы, барьеры. Эти границы стоят перед тобой лично, перед каждым музыкантом. Журналисты, рассуждающие о переднем крае, склонны полагать, что в некоторых местах что-то растет, а другие места вытоптаны и выжжены, туда больше соваться нельзя, если ты не хочешь прослыть отсталым. Поэтому художник должен искать еще не вытоптанные места, в которых может пробиться росток. Это все чушь».

То есть брейкбит вполне возможен?

ФРАНК ДОММЕРТ: «У меня есть пластинка 1972 года, на ней — гитарные и органные запилы, допотопные соло, в конце 70-х их уже никто слышать не мог и до сих пор не может, это стало просто неприличным. Но эта пластинка — шедевр. Брейкбит — это гитарные соло 90-х, сейчас он воспринимается как морально устаревший, но это не значит, что сам по себе брейкбит недопустим, мы просто переели брейкбита, мы перестали видеть разницу между плохим и интересным брейкбитом. Лишь через некоторое время, через десять лет, мы сможем посмотреть назад без пристрастия».

ЯН: «Да, гитарные соло — хороший пример. Сегодня ты ясно слышишь: вот кто-то просто демонстрировал свою виртуозность, да, он мог играть отлично, ну и что? В брейкбите это тоже очень заметно, хардкор брейкбита — это сегодняшний джаз-рок. A Squarepusher играет с нашими ожиданиями, играет с опасностью.

На самом деле чёрт сидит в деталях; нарушение табу и переступание границы происходит, когда ты концентрируешься на деталях. Но отношение к деталям, к частностям, к нюансам — сугубо личное дело, для него может быть много причин… может, ты просто неспособен чего-то добиться или у тебя есть какая-то идея… Это то, что музыканта глубоко заботило. И когда мы через много лет слушаем его пластинку, мы, в наиболее интересных случаях, просто не понимаем, зачем это было сделано именно так? Зачем это было автору нужно? Это та сфера, в которой невозможно эпигонство, это сфера глубокой внутренней озабоченности».

ФРАНК: «Нет, мы вовсе не считаем, что если кто-то долго работает, значит, автоматически делает что-то интересное, а если быстро — то халтурит. Нас интересуют самоотверженно борющиеся люди, люди, решающие эстетические проблемы».

ЯН: «Да, музыканты нашего лейбла в основном работают над собственным восприятием… все они делают собственную музыку, чтобы выяснить для себя самих, что есть такое вообще музыка? Интересно, когда музыканты сами прокладывают для себя пути, которыми они приходят к своей музыке, находят свой способ делать музыку, свои проблемы и свои решения. А нам интересно следовать за ними. Конечно, люди, которые глубоко копают, никогда не отдадут тебе абсолютно готового альбома, альбома, в котором поставлены все точки. Нет, интерес не в этом, интересны альбомы, которые сложны, выработаны в деталях и достаточно индивидуальны. Важно то, что у музыкантов есть собственная тема, собственная сфера интересов. Если в музыке появляется высокочастотный нойз или аранжировка в каких-то отношениях не дотягивает до поп-номера, значит, именно это и имелось в виду, были причины сделать именно так. Их не беспокоит критика. Они сами сверхкритичны.

Я могу сформулировать, что мне очень не нравится: а именно представление, что в каждом персональном компьютере содержится музыка. В последние годы на компакт-дисках выпущено буквально все, что вообще можно как-то записать. И то, что компьютерные программы сами собой выдают, многие пользователи считают своей музыкой только на том основании, что они могут эти программы стартовать. Мне дико действует на нервы идея, что в музыке вполне можно добиться, чего ты хочешь, что электронная музыка прекрасно справляется с определенным классом проблем и при этом способна все остальное в себя включить и переплавить. Как будто ты сплавляешь все остальные музыки в какой-то волшебный напиток. Этот подход — долго работать над проблемой, чтобы увидеть, нет ли там чего интересного — как раз отличает музыкантов, которые мне интересны. Никто из них не удовлетворяется первым результатом».

Конечно, Франк и Ян не столько расхваливали музыкантов своего лейбла, сколько рисовали образ идеального музыканта. Идеальный музыкант выпадает из общей судьбы, из общей истории, из картины актуальной музыки. Он видит музыку вовсе не в терминах стилей и стилистических особенностей, но как-то по-другому, изнутри. Это выпадение из общей судьбы эпигонов и разработка собственных проблем приводит, очевидно, к изоляции. Лейбл Sonig предъявил и музыкантов, которые именно такое впечатление и производили: Hajsch, Scratch Pet Land, Niobe, Schlammpeitziger, Uske Orchestra.