Читаем без скачивания Без гнева и пристрастия - Павел Корнев

— Чего ради это все, Патрик? Зачем понадобилось расчищать заброшенную линию подземки?

Я полагал, что курьер пребывает в замешательстве, но, как видно, ошибался.

— Не заговаривай мне зубы, — огрызнулся Патрик. — Сейчас сюда со всего города съезжаются легавые, поэтому либо расходимся по-хорошему прямо сейчас, либо встретимся в аду.

— Как ты себе это представляешь? — усмехнулся я. — Меня не встреча в аду интересует, разумеется.

— Разряди револьвер и освободи дорогу. Я просто уйду, и никто не пострадает.

— Это ты шутишь так? Может, мне сразу застрелиться?

Тогда Патрик уточнил:

— Но идея разойтись не вызывает у тебя отторжения?

— Отторжение вызывает перспектива прижизненной кремации.

— Что предложишь ты?

— Выходи с поднятыми руками.

— Время дорого, Виктор, — укорил меня курьер. — Я живым не дамся. А ты не успеешь добежать до выхода. Нужны реальные предложения.

— Всерьез намерен уйти отсюда?

— Да, черт тебя дери! Убери револьвер!

В голосе курьера прозвучали истеричные нотки, и у меня аж под ложечкой засосало от дурного предчувствия.

Блефует он? Или нет?

Черт, это не карточная игра, где на кону пара десяток! Здесь нельзя предполагать и догадываться, здесь надо действовать наверняка.

— Сначала ты, — решил я. — Выброси пистолет!

— Смеешься?

— У тебя останется бомба.

Патрик ненадолго задумался и упрямиться не стал.

— Отлично! — заявил он, приоткрыл дверь и кинул на пол странного вида карманный пистолет с парой непонятно зачем удлиненных стволов. Судя по всему, курьеру хотелось выбраться живым из этой переделки ничуть не меньше меня.

— Теперь твоя очередь! — потребовал он.

— Бомбу оставишь у лестницы, — предупредил я.

— А что взамен?

— Получишь фору.

— Не тяни время! — окрысился Патрик. — Кидай револьвер!

— Так ты оставишь бомбу?

— Да, черт тебя дери! Быстрее! Или сделке конец!

Я без лишней спешки откинул барабан, высыпал на пол патроны и отпихнул их от себя в разные стороны. Затем выбросил револьвер.

— Можешь выходить!

— С дороги! — рявкнул бомбист.

— Как скажешь… — Я отступил к стене, беспечно достал сигарету и сунул ее в рот. После выудил из кармана спички и усмехнулся: — Так ты выходишь?

— Выхожу! — Патрик показал растопыренную пятерню, затем просочился в приоткрытую дверь сам. Чемоданчик с бомбой он удерживал в отведенной назад правой руке. — Учти, эта штука сработает от любого резкого движения, — предупредил курьер. — Даже не думай. Понял? Даже не думай!

— Проваливай, — потребовал я и чиркнул спичкой о боковину коробка.

Что может случиться за то неуловимое мгновение, пока вспыхивает спичечная головка? А за ту долю секунды, пока сама спичка падает на пол? Какое действие способен совершить человек за одно-единственное биение сердца?

Скажу откровенно — за это время он успеет разве что моргнуть.

Моргнуть, прикончить ближнего своего или умереть сам.

Лицо Патрика изменилось. Просто приняло несколько иное выражение, с этого все и началось. Спичка полетела на пол, на пол отправился чемодан.

Курьер выкинул в мою сторону освободившуюся руку, в его пальцах был зажат двуствольный пистолет; миниатюрный и способный уместиться в жилетном кармашке, но от этого ничуть не менее смертоносный.

И в тот же самый миг я выдернул заткнутый сзади за пояс револьвер. Выстрелил не целясь. Не успев даже толком вскинуть оружие, но не из-за панической спешки, а хладнокровно и расчетливо.

Сущность угодила Патрику в левое бедро, он нелепо дернулся, и тут же дернулся пистолет в его руке. Пуля отрикошетила от стены; а прежде чем рыжий успел вновь утопить спусковой крючок, я выстрелил ему в живот. Отдача слегка подкинула револьвер, и следующие четыре слившихся воедино выстрела разворотили бомбисту грудную клетку.

Патрик завалился на спину; я немедленно оказался рядом и отбросил ногой в сторону оброненный им пистолет. Затем проверил чемоданчик с бомбой и только тогда с облегчением перевел дух.

У нас обоих был припрятан в рукаве козырной туз, только я просчитал свои действия лучше. Я — победил, а Патрик…

…А Патрик дернул ногой. Конвульсивно — и все же дернул. Но мертвецы, как мне доподлинно известно, подобных действий обычно не совершают. Так какого черта?!

Я присел нащупать пульс и с немалым удивлением обнаружил, что кровь уже перестала сочиться из ран, а сами пулевые отверстия полностью затянулись. Подумать только! Сколько дистиллированной Вечности он должен был себе вколоть, чтобы выжить после такого? Шесть сущностей за один раз — это много даже для меня.

Так просто не бывает! И все же на шее бомбиста тихонько-тихонько билась жилка.

Озадаченно чертыхнувшись, я наскоро обыскал раненого, но ничего предосудительного, за исключением пары инъекций концентрированного времени, не обнаружил. Тогда перевернул его на живот и стянул руки за спиной его же собственным кожаным ремнем.

После этого я поднял табельный револьвер, собрал валявшиеся на полу патроны, и только зарядил оружие, как Патрик надсадно закашлялся, харкнул кровью и шумно задышал, всем телом содрогаясь при каждом вдохе и выдохе.

Поразительно. Просто поразительно.

Бомбист перевалился на бок и выплюнул:

— Падла!

Я ухватил его за ворот двубортного пиджака и поставил на колени.

— Шагай давай! — скомандовал, уловив густой запах одеколона.

Аромат оказался прекрасно знаком по событиям вчерашней ночи. В ювелирный салон наведывался именно Патрик, сомневаться в этом не приходилось.

Вот ведь неугомонный…

Бомбист неловко поднялся на ноги, сплюнул под ноги кровью и хрипло произнес:

— Мне торопиться некуда…

Не отводя от него взгляда — взгляда и револьвера, — я наклонился за чемоданчиком с бомбой и спросил:

— Кто такой Часовщик?

Задержанный вздрогнул, будто от удара, но сразу взял себя в руки и тихонько рассмеялся:

— Тот, кто всегда добивается своего.

— Шевели ногами! — распорядился я, продолжая удерживать на прицеле сгорбленную спину, и хмыкнул: — Всегда добивается своего? Чего — своего? Хотел заполучить собственную ветку подземки? На кой ляд? Ради чего ставить на уши весь город?

Патрик остановился на полпути к двери, обернулся и снисходительно глянул на меня:

— Ты действительно не понимаешь?

— Руки! Руки за голову! — потребовал я, потом уже спокойней уточнил: — Не понимаю — чего?

Бомбист страдальчески сморщился, но все же поднял руки и сцепил их на затылке.