Читаем без скачивания Алекс Багенге: Террор оружейников - Филип Гэр

Филип Гэр

Алекс Багенге: Террор оружейников

Голубое небо Эйоланда казалось Алексу самым бездонным небом из всех небосводов, которые он повидал. Лишь в двух знакомых ему мирах небо отливало синим, но самое прозрачное и самое глубокое было именно здесь. Леопард чувствовал его самым родным, хотя давно уже позабыл, какой цвет имело небо там, где он появился на свет.

Иногда — очень и очень редко — он честно пытался вспомнить его. Не обязательно цвет. Хотя бы запах. Хотя бы ощущение ветра. Но, не мог.

Возможно, рассуждал он, ему помогли бы сны. Возможно. Увы, сны ему не снились.

Алекс закрывал глаза, засыпая мгновенно, словно некто опускал рубильник. И так же сразу открывал их. Будто невидимая рука не задерживала рубильник в положении «выключено».

Алекс закрывал глаза и тут же открывал их снова. Бывало, он оказывался там же, где он их закрыл. Чаще — совершенно в другом месте.

Для него не проходило даже секунды отдыха. Даже её доли.

Нет, открывал глаза он полностью выспавшимся и полным сил. Все раны, полученные накануне, исчезали. Мышцы не болели, как бы они не напрягались вчера. Впрочем, для него давно уже не существовало понятия «вчера». Для него всегда тянулось бесконечное Сегодня.

Именно поэтому Алекс иногда позволял себе забиться на крышу высотки — в любом произвольном мире, в котором его угораздило открыть глаза в этот день — и лежать, уставившись в небо. Оранжевое ли, зелёное или голубое. По большому счёту ему было совершенно неважно. Лишь бы лежать и просто глядеть в него, не думая ни о чём.

И сжимая в лапе пистолет. Он не замечал, как доставал его. И не замечал, как убирал обратно. Так не обращают внимания на собственные движения рук во время разговора. Для Алекса оружие стало естественным продолжением самого себя ещё до того, как он забыл цвет своего неба.

Алексу нравилось смотреть в небо. Неважно, какого цвета. Но всё равно больше всего ему нравилась бездонная синь Эйоланда. Это не значило, что он глядел в неё чаще. Нет. Просто оно ему нравилось и всё.

А потому он решил считать его своим, родным. На всякий случай. Алекс однажды подумал, что у него должно иметься хоть что-то своё. Пусть даже небо. Пусть не личное, а общее для многих. Но — своё.

Алексу не снились сны, ведь он никогда не спал. Он лишь на миг закрывал глаза и тут же открывал их вновь. Открывал только для того, чтобы снова продолжить свой персональный нескончаемый круг, полный боли, насилия, пахнущих порохом гильз и липкого привкуса крови во рту.

Один взмах ресниц — единственное время, которое жизнь отпускала Алексу для отдыха.

Маленький леопард не жаловался. Он не ругал судьбу — он в неё не верил. Не проклинал и Богов — в них он не верил тоже.

Его судьба, в которую он так не верил, свела бы с ума кого угодно.

Впрочем, и сам Алекс не стал исключением.

***

Водить мотоцикл Алекс не любил. Тем более не любил скорость. А потому ехал по шоссе неторопливо — хотя и не настолько, чтобы привлекать внимание патрульных Лэев.

Его мотоцикл был слишком большим и создавался под какой-то более крупный вид тери. Весил он, наверное, килограмм четыреста. Управляться с ним небольшому леопарду удавалось с некоторым трудом. Однако общественный транспорт ему, в силу розыска, был недоступен, а передвигаться на своих двоих между кварталами в Эйоланде означало потерять слишком много времени.

Алекс своим временем в Эйоланде дорожил. Когда не знаешь, где окажешься следующим днём, стремишься взять из дня сегодняшнего максимум.

Ровно в шесть утра он открыл глаза, лёжа на куске пластика в грязном тупике между глухими стенами старых зданий. За мгновение до пробуждения он прикрыл их в тёмном сыром подвале, на куче грязного тряпья. Из раны на боку толчками вытекала кровь, а сил хватило только на то, чтобы забаррикадировать дверь.

Он открыл глаза, лёжа на куске пластика, и ещё одним мгновением позже в его руке оказался пистолет. Холодный металл ещё не успел покинуть поясную сумку, как палец сдвинул вниз флажок предохранителя. И не успел ствол подняться, как вторая рука передёрнула затвор, досылая патрон.

Вокруг никого не было. Лишь лёгкий ветерок гонял по тупику мусор.

Вес пистолета, материал его рукояти, а затем и запахи, подсказали Алексу, что на этот раз он очутился в Эйоланде. Впрочем, вновь в Эйоланде, поправил он сам себя. Шесть часов назад, пытаясь заткнуть кровоточащую дыру в боку, он находился здесь же.

Убрав оружие, он вышел из тупика на улицу и огляделся. Обычно он попадал в Эйоланд неподалёку от квартала Лахотэ. Так оказалось и на этот раз.

Мотоцикл стоял там же, где Алекс его вчера оставил. Он всегда его здесь оставлял — с тех пор, как тот у него появился. Прежнего хозяина двухколёсного средства он не помнил, как и не мог сказать, каким способом мотоцикл ему достался. Хотя любое транспортное средство в Эйоланде считалось бесценным.

Четырежды мотоцикл угоняли. Рано или поздно Алекс его находил, и на заднем элементе рамы добавлялся ещё один череп. Вот и сейчас все четыре черепа скалились белыми зубами, встречая хозяина. Два лисьих, один крысиный и один леопардовый. Место нашлось всем.

Алекс никогда не убивал всех угонщиков. Он ничего не соображал в ремонте и кто-нибудь из них должен был привести полуразобранный мотоцикл в исправное состояние. Наверное, именно поэтому он и имел такой несуразный вид — обычно к визиту Алекса часть запчастей уже продавали или переставляли на другую технику.

В конце концов, угонять мотоцикл перестали. Алекс загонял его в такой же тупик, в подобном которому проснулся сегодня утром. Там он и стоял, дожидаясь своего хозяина. Жильцы домов не возражали. А если и возражали, Алексу не говорили. Так что, с его точки зрения, всё было в порядке.

Он подошёл к мотоциклу и погладил его руль, словно здороваясь. Затем достал из багажной сумки тряпку и замотал ею черепа. Как символ устрашения, они выполняли свою охранную работу, пока мотоцикл находился здесь. На дороге же они обязательно привлекли бы внимание патрульных Лэев. Алекс предпочитал с ними не связываться. Во-первых, ему не хотелось их убивать — всё же, в его понимании, они находились на стороне «хороших». Во-вторых — опасался на шоссе с