Читаем без скачивания Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такая перспектива перехода от физических контактов к дистанционным формам общения усиливает роль письма в будущем. Очевидно, что по мере развития электронных коммуникаций и социальных сетей повышается интерес к личностным жанрам письма как формам самовыражения и жизнетворчества. Если раньше писательство было уделом немногих, призванием профессиональной элиты, то теперь практически каждый грамотный человек становится пишущим в той же мере, что и читающим. Так, число активных пользователей социальной сети «Фейсбук» достигло трех миллиардов. Соответственно, возрастает значение сетевых жанров: блога, твиттера, персональной страницы, а также фотографий, видео, фильмов, аудиозаписей и других форм саморепрезентации. Среди читателей особую популярность приобретают разнообразные формы скриптизации личного бытия: блоги и посты, дневники, мемуары, биографии и автобиографии, исповеди, «истории по жизни». Соответственно растет теоретическое понимание роли письма в самоопределении субъекта. Темы, связанные с «writing the self» («писанием себя»), «self-inscription» («записью себя»), все больше привлекают внимание филологов, культурологов, социологов. Характерно, что новейшее исследование Петера Хехса «Писать себя» так определяет три последних исторических периода в развитии этой темы: «поиск аутентичности» (середина ХХ века, экзистенциализм); «смерть субъекта» (конец ХХ века, постструктурализм и грамматология); «субъект умер, да здравствует субъект» (1985–2010)[295]. Для миллиардов людей проблема самореализации через письмо становится психологически самой насущной и приближается по значимости к проблеме смысла жизни, что опять побуждает вспомнить Ф. Петрарку: «Для меня писать – значит жить…»
✓ Книга, Поэтическое, Слово, Творчество, Чтение
Пошлость
Пошлое – это плоское, безвкусное, бездарное, заурядное, особенно когда оно выставляется напоказ, любуется собой. Пошлость – это когда с важным видом рассуждают о том, что давно известно. Это не просто безвкусица, а стремление выдать ее за прекрасный вкус.
По своему происхождению «пошлый» – прилагательное от глагола «пойти»: по́шло то, что пошло́, что вошло в привычку, обиход, утратило новизну, примелькалось, «опо́шлилось». Но в жизни вообще очень много обыкновенного: обучение, работа, дом, семья, еда, сон… Ничего пошлого в этом вроде бы нет: жизнь как жизнь, со своими заведенными правилами. В каком же случае это становится пошлостью? – В двух случаях: когда это обычное либо смакуется и превозносится, либо, наоборот, с пафосом обличается и ниспровергается.
1. Притязательная обыкновенность. Если обыкновенное выдается за нечто необыкновенное, новое, важное, то оно приобретает оттенок пошлости. Человек произносит расхожую фразу с особым нажимом, претендуя на остроумие и оригинальность. Пошлость – знак полуинтеллигентности, которая к творческой новизне и оригинальности еще не способна, но уже знает ей цену и поэтому пытается ее имитировать пафосом и претензией.
2. Унизительная обыкновенность. Когда обыкновенность воспринимается как мелкая, унизительная, сковывающая внутренний потенциал, тогда ее называют пошлостью, чтобы обвинить в ней других. Если в первом случае обыкновенность как бы возвышает себя под видом самобытности, остроумия и т. д., то во втором она клеймится под именем «пошлости». «Как можно говорить такие пошлости?» «Что за пошлый образ жизни!» «Перестаньте пошлить!»
Пошлость считалась одной из главных язв российской жизни, на что еще Пушкин указывал Гоголю, по свидетельству последнего: «Он мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем»[296]. В. Набоков в своей книге о Гоголе настаивал на непереводимости самого понятия «poshlost», его неискоренимой русскости.
Пошлость обличения пошлости
Откуда же в России такоe засилье пошлости, что большие русские писатели: от Гоголя до Чехова, от Горького и Маяковского до Зощенко и обэриутов, до М. Булгакова и В. Набокова – непрерывно с нею борются, a победить никак не могут? «Мы жаждем совершенства, а вокруг торжествует пошлость» (С. Довлатов).
Одним из последних в ряду пошлоборцев высказался Дмитрий Быков в «Письме историку»:
…Существовать в России в наши дни – увы, неисправимая оплошность: чего ни пой, куда ни поверни, с кем ни сойдись – все это будет пошлость…..Ругать коммунистический ГУЛАГ, хвалить коммунистическую прошлость, показывая Западу кулак… какая пошлость, млядь, какая пошлость!..
Можно добавить, что и обличать пошлость – тоже пошлость, уже в квадрате, поскольку само употребление этого слова подразумевает вполне стандартное, презрительное и брезгливое к ней отношение. Как ни парадоксально, но Чехов, признанный мастер обличения пошлости, нередко выставлял пошляками и самих борцов с пошлостью, таких как сухая и правильная Лида Волчанинова из «Дома с мезонином» или вечный студент Петя Трофимов из «Вишневого сада». В своем протесте против пошлости мелкой, заурядной он впадает в пошлость ходульную, высокопарную: «Обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободным и счастливым, – вот цель и смысл нашей жизни. Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там вдали! Вперед! Не отставай, друзья!»
Отчего же в России пошлость ходит по кругу и тот, кто упорнее всех обличает ее, оказывается пошл вдвойне? Пошлость – это прокламация некоей сверхистины, это глубокомыслие, глубокочувствие, глубокодушие на мелких местах. По словам В. Набокова, «пошлость – это не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность». Самый характерный типографский знак пошлости – восклицательный. Кстати, нигде в мире не употребляют столько восклицательных знаков, как в России. В английском языке он почти полностью вышел из употребления (да и появился впервые на пишущих машинках лишь в 1970-е годы). В британском английском «!» используется в основном как знак иронии и сарказма, чтобы избытком пафоса подчеркнуть прямо
