Читаем без скачивания Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные - Нина Аленникова

После праздника мы посетили Третьяковскую галерею, и я вспомнила, увидев это оригинальное здание, 1914 год, когда, будучи в Москве ровно два дня и совершенно случайно, умудрилась все же посетить этот замечательный музей. Сразу же я узнала те полотна, которые врезались в память навсегда: «Избрание на царство Михаила Федоровича» работы Угрюмова, «Голова Христа» и «Явление Христа народу» – Иванова, огромное, во всю стену, полотно, необыкновенной живости. Идущий Христос изображен так реально, глаз оторвать невозможно. Васнецов, Верещагин, исторический Репин, «Военный совет в Филях» работы Кившенко – все это старые друзья, они проходили вереницами перед глазами и наполняли душу радостью и восхищением.

Начали мы совещаться о поездке в Ленинград, так как об этом мы переговаривались еще в переписке. Пошли узнавать насчет разрешения, оказалось, что для меня, как иностранки, оно необходимо и требуется для этого две недели, чтобы составить подробную анкету с обоснованием, куда ехать, к кому, зачем, где останавливаться. Вышли мы из учреждения с мрачными лицами. Сергей предполагал через две недели отправляться на гастроли в Сибирь почти на все лето, сестра же думала вернуться к себе в Луганск, да и мне пора было думать о возвращении в Париж. Конечно, я огорчилась, что поездка в Петербург не клеится, я подумала, что она окончательно прогорела, и в душе очень огорчилась. Так хотелось еще раз взглянуть на любимый город, где прошли лучшие юные годы! Сергей вдруг заявил: «Махнем рукой на все эти оформления, поедем на моей машине свободными птицами, тебя за иностранку никто не примет». Тогда возник вопрос, где остановиться, так как о гостинице не могло быть и речи. Но у сестры и брата в Ленинграде оказались очень близкие друзья, некто Кирилл Васильев, родной племянник друга матери Гели и Сергея (моей мачехи). Друг этот, то есть дядя Кирилла, погиб в ссылке в Сибири. Геля им позвонила и, несмотря на то что Кирилл только что перенес сердечный припадок и старуха, его мать, тоже хворала, они сразу откликнулись: «Приезжайте, разместимся!» Нелли тоже нашла каких-то своих друзей, которые с удовольствием приняли бы нас, но Сергей все же предпочел ехать к своим бывшим приятелям. Решили оставить мой паспорт в милиции, он там находился на проверке. Нелли осталась дома, а мы втроем ринулись в путь.

Встали мы рано и в семь тридцать утра были уже в дороге. До Ленинграда было 750 километров. Никакой провизией мы не запаслись, и Сергей нас хорошенько обругал. «Три бабы – и ни одна не подумала!» – возмущался он. Я наивно заметила, что можно, мол, и в ресторане поесть, на что брат засмеялся и сказал, что сразу видно, что я совсем недавно в Союзе, но Геля должна была бы знать, что никаких ресторанов по дороге не найти. В самом начале проезжали Клин, где музей Чайковского. Катили по необъятным российским просторам, иногда десятки километров без единой деревушки, в сплошном пустыре. Деревушки, попадавшиеся на пути, были очень типичны, домики как старинные теремки, много из них убогих, покосившихся, при этом какая-то зловещая тишина, безлюдность, две-три куры, гуляющие перед домиками, даже не видно было собак. Сергей мне объяснил, что все это колхозы.

Что очень оригинально, это всюду на опушках леса изваяния зверей, медведи, лоси, олени, их статуи очень ярко выделяются на фоне жиденьких деревьев. Также очень много памятников погибшим в эту последнюю воину, они все трогательно покрыты цветами. Что меня очень поразило, это исчезновение тех густых, непроходимых лесов, сквозь которые мчался поезд, когда я ездила из Херсонской губернии в Петербург на зимний учебный сезон. Все исчезло. Березки и тоненькие, жиденькие деревья всех сортов окаймляли нашу дорогу. Проезжали Тверь, теперь Калинин, верховье Волги, Валдайскую возвышенность. В Твери у нас произошла неприятность с продырявленной шиной, к счастью, нашли еще открытую мастерскую, где согласились нам помочь. Сергей волновался, что из-за этого мы поздно приедем в Петербург, где нас ждали, да еще люди нездоровые. Как назло, на одном участке помчались слишком быстро, нас остановил милиционер и наложил традиционный штраф в 1 рубль. Но нам почти час пришлось ждать расписки, за которой милиционер послал служащего, видимо очень далеко. Когда я высказалась, что мы слишком долго ждем, он сказал: «Ну куда вам торопиться? Вы пенсионерка, значит, не работаете!» Я замолкла, сестра меня тихонько толкала, с намеками не возражать. Там же мы нашли убогую столовую, хотя и чистую, но совершенно с непотребной едой. В девять часов вечера мы, наконец, въехали в Петербург. Встретил нас целый ряд огромных новых зданий, конечно, я ничего не узнавала. Я удивилась, что до сих пор существуют трамваи, настоящие, какие были в старину, на рельсах. Движение мне показалось более интенсивным, чем в Москве, улицы гораздо уже, всюду большие толпы народа. Пересекли Невский, очутились на Литейном, нашем старом Литейном, где провели детство! Сергей указал мне наш бывший дом Мурузи номер 24, но мне было трудно его узнать. Роскошные, украшавшие его арки сняты обе, может быть, от этого он потерял свою величественность, да и окраска его совершенно другая, был темно-серый, оказался кирпичного цвета. Но было поздно, и мы решили на другой день приехать сюда и основательно все осмотреть.

Друзья Сергея, пригласившие нас, жили за городом в новом доме, в одном из этих домов-коробок, которые развелись по всему миру. Их квартира оказалась очень приличной, три комнаты, большая кухня, ванная с горячей водой, балкон, словом, не отличающаяся нисколько от наших западных. Получили они ее совсем недавно, раньше годами жили в коллективной. Друзья Гели и Сергея встретили нас так любезно и сердечно, не забыть этого никогда. Нона, жена Кирилла, прелестная молодая женщина. Сергея и меня устроили в гостиной, я на диване, он на раскладушке, Гелю увел с собой какой-то кузен, очутившийся тут. Сережа, одиннадцатилетний сын Ноны, отправился спать с матерью в узенькой постели. На другое утро, когда я увидела, как они стеснены, я ужаснулась, но Нона спокойно мне сказала: «Не волнуйтесь и не смущайтесь, вы внесли радость и оживление, моему мужу стало легче, он повеселел, наговорившись досыта с Сергеем». Произошел маленький инцидент с Сережей, сыном Ноны. Этот мальчик был от ее первого брака, и проживали они в Сибири, где он учился и откуда совсем недавно мать его выписала. Посмотрев на нас, он с удивлением спросил маму: «Как же так? Буржуйку из Парижа к нам пустили? Каким образом она могла приехать?» Ему сначала объяснили, что не все в Париже буржуи и люди оттуда стали ездить в Советский Союз, но он долго недоумевал. Утром я подарила ему несколько парижских карандашей, и он покраснел от удовольствия. Через некоторое время, выбрав момент, когда никого в моей комнате не было, он вошел с какой-то тетрадью. «Я тоже хочу вам что-то подарить», – сказал он категорично. Я с удивлением открыла тетрадь и увидела там много советских марок, тщательно наклеенных. «Тебе не жалко?» – спросила я. «Нисколько!» – был его искренний ответ. Пообещав прислать ему много марок из Парижа, я приняла этот весьма ценный подарок, ведь все мои внуки собирали марки и между этими были очень красивые.