Читаем без скачивания Набат - Александр Гера

— Неужели все сначала? — сокрушался Гречаный. — Столько крови пролито, столько трудов положено, и все насмарку! Опять посредственность правит бал…

Судских расстроился больше Гречаного. Он ожидал каких угодно обвинений, только не этих. Теперь любое его действие может рассматриваться как злонамеренное. А он собирался выдвигать обвинения Воливачу… Кто поверит сумасшедшему? УСИ отнесли к инквизиции, промашки Судских раздуты до неузнаваемости, громко стали раздаваться голоса вскрыть язвы прошлого и наказать виновных.

— Первый раз попал к мерзавцам на язычок? — участливо спросил Гречаный. — Это политика, Игорь, от пирога отсекают чужих.

Вслед за нападками на Судских началась кампания против казаков. И строговаты-де, и пора бы прежние порядки вернуть. А Воливача жалели, после первого тура отнесли к безвинно пострадавшим, как повелось на Руси жалеть юродивых. Ельцинский синдром.

— Вот посмотришь, — предрекал Гречаный. — В драчке мы передавим друг друга, а Воливач под занавес выкинет трюк и станет президентом. Честно ему не выиграть, а в закулисной борьбе он силен и промашки не даст.

Судских не мог не согласиться.

Предстоящие выборы провели размежевание сил.

Судских с женой Гречаный поселил на территории казацкого городка в районе Сходни. Из Индии приехала погостить дочь с тремя внуками; она постаралась окружить отца повышенной заботой, а он нет-нет и таращился на дочь в цветастом сари, с оголенным плечом и красной блямбочкой во лбу, соображая, где происходит дело. Внуки, скачущие вокруг, больше напоминали чертенят, чем ангелочков, ни слова по-русски, еще и обижаются на деда, который ни бельмеса их не понимает. «Глупого» деда оставили в покое сразу, и дочь перебралась на первый этаж коттеджа, там же обосновалась сердобольная русская бабка, а Судских проводил время наверху в вынужденном безделье.

Луцевич разместился в коттедже рядом, но он был по горло занят разнообразными делами, успевая еще и оперировать. Оказываясь дома в не позднее время, он появлялся у Судских. К нему и дети бежали, и дочь льнула, и жена обращалась за советом, а хозяин сычом сидел на втором этаже.

— Не раскисать! — взбадривал он Судских.

Появлялся и Гречаный. Навещал его, а скорее сам приезжал зализывать раны в кругу близких. Из символа выздоравливающей России он мог превратиться в политический труп. Луцевичу проще, почему он на все смотрел упрощенно: он мог в любой момент выехать за пределы России — профессора с мировым именем ждали везде.

Изредка сходились втроем.

— Олег, твой взгляд стороннего наблюдателя свеж, как бы ты поступил? — спросил Гречаный. — Мы опять рискуем впасть в гражданскую войну.

— Если разговор о войне, следует нанести удар по тылам противника. В лоб их не взять, проверено, — ответил Луцевич.

Они расположились на открытой веранде коттеджа. Угрюмый Судских сидел, сгорбившись, Гречаный расхаживал, а Луцевич, в кресле нога на ногу, попивал новомодный напиток «зельц» — йогурт с шампанским.

— И кто там отсиживается? — спросил Гречаный.

— Церковь. Выборы показали, что верующие целиком на стороне Воливача и Лемтюгова, а тебя поддержали только казаки. Русским наскучило жить в тихом омуте и достатке. Попили, поели, а тут ни драк тебе, ни погромов, убийства перевелись, страдать не за кого. Вся история России — войны и мятежи.

— Но Церковь-то проповедует миролюбие? — сопротивлялся Гречаный.

— Истинно так, — согласился Луцевич. — Но в монастырях завсегда прятали одних, чтобы потом они искореняли других. Вспомни петровские времена, вспомни гражданскую, последний путч. Белые рядились в рясы и давешние их обидчики, райкомовские суки. И ведь не секрет, почему Церковь поддерживает бывших, хотя антагонизм налицо.

— Церковным генералам выгодней сохранять прежние позиции, чем становиться на новые, — неожиданно вмешался Судских.

— Согласен, Игорь Петрович, — поддержал Гречаный, даже не подал виду, как его радует реплика Судских. — Боится она новаций. Так что там о тылах, Олег? — обратился он следом к Луцевичу.

— Обнародовать переговоры Православной церкви с католиками.

— А откуда это известно? — насторожился Гречаный. О переговорах с Бьяченце Молли знал ограниченный круг лиц.

Луцевич усмехнулся:

— Мой атаман, все крупные зарубежные информационные ведомства пусть кратко, но еще с год назад сообщали о таинстве причастия православных вождей Церкви к католическим денежкам, и прямо ставился вопрос, какой урод от такого скрещивания получится. Цивилизованной Европе абсолютно безразлично, какой: обычное любопытство сытых, а вот российским властям имеет смысл страусиную голову из песка вынуть и оглядеться.

— Грубая шутка, — не принял намека Гречаный.

— Грубая не эта, — был начеку со своим юмором Луцевич, — а другая. Представляете, на коктейль-пати подхожу к шапочно знакомому дипломату и шепчу на ухо с заговорщицким видом: «Оглянись вокруг себя». Дипломат осторожно оглядывается. А я ему шепотом в другое ухо: «А не трахнет кто тебя?» И ведь не обиделся, хохотал, минут через пять другим нашептывал и веселился, а русскому едва намекнешь на страусиную политику, он сразу медвежью позу принимает.

Судских угрюмо усмехнулся и ничего не сказал, зато Гречаный прямо вспыхнул:

— Олег, оставь фауну в покое. Есть что сказать, говори.

— Я уже сказал, а детали Бехтеренко додумает. В чем смысл кампании? Верующие считают свою Церковь истинно православной, за это прощают ей анахронизм, а самое время сказать: в борьбе за первопрестольность святые отцы ничем не брезгуют, как любой средневековый орден. Доходчиво? А по осени к выборам можно считать цыплят, оперившихся с вашей помощью.

Гречаный оттаял, обдумывая ход.

— Дельно, — сказал он. — Но это открытая война с Церковью.

— Не думаю. При неопровержимых документах попы пилюлю проглотят, с обидой, разумеется, на светскую власть, позволившую вмешаться в их автономию писакам-журналис-там. Они ведь отстаивают непререкаемый авторитет, чего дав-ным-давно нет.

— Эх, Игорь Петрович, — аккуратно подъезжал к Судских Гречаный со щепетильным вопросом, — а шутки ради, кого Господь поддерживает? — Его кивок наверх был вполне серьезным.

— Никого, — без обиняков ответил Судских. — Станет Всевышний осуждать коричневых москитов в угоду лесным муравьям, что ли? Есть добро и зло. Уничтожение любых тварей — зло. Мирный исход предпочтительнее и предопределен. Попробуйте взглянуть на Землю из космоса. Здесь могут идти войны, греметь катастрофы, а планета летит по своей орбите и летит.

— Почему же ты рассказывал, что Гитлер и Сталин неплохо устроились, а Хрущев с Борькой-аликом размазаны напрочь? — возразил Луцевич, уточняя позиции.

— Гитлер и Сталин превращали иллюзию в реальность путем селекции особей — нацизм это и панславизм, и Богу это угодно потому, что он сам занимался селекционным отбором, создав вначале всех людей, а затем затеяв эксперименты с Адамом. Позже Он Адамово семя уничтожил, оставив каждой твари по паре для нового эксперимента, но без вмешательства со стороны, проще говоря, махнул рукой на все человечество. А Хрущев и Ельцин из-за собственного скудоумия заведомо сеяли семена зла, за что Всевышний наказывает особо жестоко. На людей он рукой махнул, но вотчину за собой оставил.

— Ого! — не сдержал эмоций Гречаный.

— Что «ого»? — без особого энтузиазма спросил Судских. — Гитлер и прочие тираны до и после не стеснялись переть на красный свет ради превосходства своей идеи над иными, своей расы над чужой, что ведет к диктату де-юре и единоверию де-факто. С такими Бог. Вожди ложные чаще всего продолжают политику истинных до поры. Они разуверились в ней ранее, поскольку чаще всего были приспособленцами. Это являлось торможением на пути к единоверию. Хрущевская оттепель — и возврат к косности, горбачевская перестройка — и ГКЧП, ельцинская бравада — и возврат коммунистов. За подобными деяниями стоит дьявол, надеяться им на Божьи милости не дано, а народы, призвавшие ложных вождей, наказуемы. Наказуемы и россияне, если позволят вернуть себя на пройденный путь.

С искренним изумлением Гречаный и Луцевич выслушали Судских и переглянулись.

— Не считайте меня спятившим, — понял он. — Я был там и не хочу больше служить вождям ложным.

— А кому? — сдержав дыхание, спросил Гречаный.

— Богу. Мой Бог — Россия.

— И слава Богу, — одновременно перевели дух оба. — Нашего полку прибыло.

Гречаный спросил:

— Может, со Смольниковым поработаешь?

— Как-то не с руки идти к бывшему подчиненному, — без обиды, но веско возразил Судских. — Я стал пятым тузом в колоде. Теперь вот крапленым. Я сам определюсь, — заверил он.

С ним не спорили: сначала он должен выздороветь. Попросится куда-то — помогут.