Читаем без скачивания Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

Меньше чем через год, под тройным влиянием Бонапарта, Мельци и Прины, все главные административные органы были восстановлены и действовали довольно удовлетворительно. Заботы правительства направлены были прежде всего на финансовое ведомство, которое было в крайнем расстройстве, и на личный состав его, чересчур многочисленный и пестрый. Прина с неустрашимой энергией и ничем непоколебимей твердостью принялся за уничтожение злоупотреблений. Так как число чиновников, возросшее вследствие обыкновения партий раздавать места своим сторонникам, значительно превышало служебные потребности, Прина сократил штаты более чем наполовину, уплатив месячный оклад увольняемым. Так как расстройство в отчетности увеличило самую возможность обогащаться на казенный счет и развило у многих привычку к этому, то он заявил в целом ряде совершенно откровенных циркуляров, что отныне должна быть воздвигнута «бронзовая стена» между честными и нечестными чиновниками, причем последние должны немедленно увольняться. Наконец, чтобы пополнить дефицит, Прина назначил комиссию по ликвидации государственного долга, подчинил расходы точному контролю, ввел в управление строгий порядок и представил законодательному корпусу 92-миллионный бюджет на 1803 год с дефицитом только в 14 миллионов; на следующий год достигнуто было бюджетное равновесие.

После восстановления кредита самой настоятельной потребностью республики являлось создание армии, которая была бы в состоянии защищать границы и тем самым уничтожила бы необходимость французской оккупации. На службе у республики в то время состояло несколько жалких батальонов, общей численностью до 8000 человек разных авантюристов, набираемых по найму, под командой случайных офицеров без военной подготовки и без военных талантов. Для этой армии надо было теперь установить правильный национальный рекрутский набор. Это и было сделано законом 13 августа 1802 года, который, вводя рекрутский набор, дал возможность довести действующую армию до 20 000 человек при 40 000 запасных. Немного спустя были основаны военные училища в Павии и Модене.

Что касается народного образования, то для его реорганизации надо было только воспользоваться умственными силами, которыми так богата была Ломбардия, и открыть вновь университеты в Болонье и Павии.

После устройства всех главных органов управления Мельци оставалось выполнить последнюю и самую трудную работу, а именно — восстановить внешний порядок и общественную безопасность, нарушаемые толпою бродяг, выброшенных на улицу непрерывным рядом войн. После некоторых колебаний он решил, по совету Бонапарта, отделаться от них, записав их в ряды особого дисциплинарного военного отряда, получившего название «итальянского легиона» и отправленного некоторое время спустя в качестве гарнизона на остров Эльбу. Чтобы помешать возобновлению вооруженных грабежей и многочисленных убийств, затруднявших сообщения и вызывавших общее беспокойство, Мельци создал национальную жандармерию, организованную по французскому образцу, набранную из отставных солдат и устроенную по-военному. Это было новостью в стране, где с незапамятных времен полицейские обязанности исполнялись приставами (сбирами), пользовавшимися общим презрением и лишенными всякого авторитета в глазах даже тех, кого они призваны были защищать.

Благодаря этим мероприятиям, выработанным по соглашению Бонапарта и Мельци и тут же своевременно примененным, порядок и доверие мало-помалу восстанавливались в новом. государстве, жители которого стали забывать свои бедствия под эгидой действительно восстанавливающего нормальную жизнь правительства.

Эра затруднений. Однако этими первыми успехами все и ограничилось, и Итальянская республика никогда не поднялась выше той степени благосостояния, на которую поднял ее Мельци в первый же год своего вице-президентства. Одаренный рядом качеств, нужных для упрочения этого благосостояния, Мельци не обладал твердостью, необходимою для того чтобы заставить дело развиваться, и вскоре натолкнулся на всякого рода затруднения, которые не дали ему завершить ни одну из стоявших перед ним задач.

Прежде всего Мельци не был в состоянии избегнуть столкновений и трений, которые неминуемо должны были возникнуть в его взаимоотношениях с французскими властями. В этом смысле положение его было крайне щекотливо, так как по своему служебному положению он был обязательным посредником между оккупационной армией, с ее иногда чересчур завоевательными замашками, и народом, настроение которого сам Мельци определял словами: «пассивное озлобление против французов было безусловно всеобщим». Поведение начальника французских войск Мюрата далеко не способствовало примирению умов. Последний окружил себя небольшой кучкой недовольных, составлявших последние обломки крайней партии и стремившихся дискредитировать Мельци, и вовлечен был ими в какую-то интригу, целью которой было погубить Мельци в глазах Бонапарта. Капитан итальянской армии Черони издал под псевдонимом сборник сонетов, где воскрешались великие образы классической древности и некоторые намеки на современность переплетались с гордыми выходками против вечных угнетателей отечества; свое произведение автор послал одному префекту, одному государственному советнику и одному генералу; все они отнеслись к сборнику одобрительно. Мельци, также получивший книжку, нашел, что подобные поэтические вольности заслуживают лишь строгого выговора. Таким образом, дело казалось поконченным, как вдруг Мюрат, несколько дней спустя, донес о нем первому консулу, раздув дело и припутав к нему и друзей поэта.

Бонапарт страшно разгневался и, подозревая тут измену, потребовал строгого наказания виновных, написал очень резкое письмо вице-президенту и успокоился только тогда, когда последний доказал ему, насколько — ничтожен был весь этот инцидент.

Дело Черони оставило у Мельци горькое воспоминание, усилившееся еще тем, что Франция отказалась отдать владения Пармы, необходимые Ломбардии для округления ее границ и настоятельно требуемые общественным мнением.

Внутреннее положение и особенно моральное состояние республики готовили Мельци новое разочарование. Если партии сложили оружие, если общественные классы заключили перемирие, зато живее чем когда-либо возродился местный патриотизм, делая на долгий срок совершенно невозможным возникновение национального патриотизма. Все области по правому берегу По с трудом переносили верховенство Милана и стремились, по выражению вице-президента, к «полнейшему федерализму».

Доза огорчения примешалась даже к тому вполне законному чувству удовлетворения, которое вызвано было в Мельци быстрой реорганизацией управления. Выло легче создать в новом государстве свободные установления, чем привычку к свободе[138]. Чиновники и особенно члены представительных собраний, казалось, не имели достаточно ясного сознания всей важности своей задачи и своих полномочий. С первого же собрания избирательных коллегий лица, принимавшие в них участие, обнаружили свое равнодушие к общественному делу, заявив, что впредь они не станут являться на вызов, если им не назначат прогонных. В Милане «законодатели» тратили большую часть заседаний на бесполезные речи и пустяковые пререкания, со злорадством и без всякого основательного повода ставили препятствия правительству, чтобы только досадить ему, а вечерами разбалтывали по кофейням и клубам результаты совещаний, не подлежащие оглашению. Лицом к лицу с этими многочисленными затруднениями, с каждым днем, казалось, удалявшими его от желанного идеала, Мельци стал терять мужество и изливал свои жалобы в письмах к Бонапарту. Он выставлял себя окончательно непригодным для выполнения вверенной ему задачи и настоятельно, хотя и безуспешно, просил избавить его от возложенных на него обязанностей. События, происшедшие во Франции, позволили ему осуществить это желание, может быть, скорее, чем он рассчитывал.

Последние дни Итальянской республики. Это был как раз тот момент, когда Бонапарт собирался превратиться в Наполеона: с одной стороны, ему трудно было в одно и то же время быть императором во Франции и президентом республики в Италии; с другой стороны, ему очень хотелось присвоить себе титул, каким когда-то был облечен государь, которого он выставлял как своего «славного предшественника», — Карл Великий. И вот в середине 1804 года Бонапарт предупредил Мельци, заставил подать себе через генерала Пино адрес с просьбой о восстановлении королевской власти и, предложив безрезультатно корону своим братьям Жозефу и Луи, решил возложить ее на собственную голову. К коронованию Наполеон призвал в Париж депутацию, состоявшую из делегатов от всех существовавших палат и уполномоченную составить перечень гарантий, которых Италия требовала от своего нового повелителя. Депутация вручила ему 15 марта 1805 года выводы своих совещаний, а 17-го он превратил их в конституционный статут. Короны Франции и Италии должны были объединиться пока только в руках Наполеона, который должен был назначить себе преемника в Италии, как только на континенте будет обеспечен мир. Торжественно приняв депутацию, император высказал ей свое намерение сделать Италию независимой и свободной, как только обстоятельства позволят это, и заявил, что весною он явится в Милан короноваться железной короной былых ломбардских королей. Для Северной Италии начиналась новая эра.