Читаем без скачивания Тактика победы - Михаил Кутузов

Впереди я снова выставил 22-пушечную батарею и в первый раз присоединил к ним 8 полковых пушек; в общем это составило 30 орудий, которые, будучи хорошо направленными, причинили туркам огромные потери. На наши залпы турки отвечали выстрелами из своих 8-ми пушек, которые им удалось протащить в редут вместе с пушками из старого укрепления и с батарей левого берега. От этой массы выстрелов в воздухе стоял почти непроницаемый дым, а снаряды падали как град.

Во всей моей военной жизни я редко испытывал то, что пережил в этот день. Может быть, я был не на своем месте, но я чувствовал, что здесь было пропущено столько удобных и выгодных для нас моментов, что во мне явилась потребность разом все покончить; я прямо желал разделить участь моих храбрых солдат. Я давно уже заметил, что русский солдат, хотя по натуре сам и очень смел, но любит, когда его генерал идет вместе с ним.

Поставив на левом фланге каре 37-го и 45-го егерских полков, левее их Ливонских драгун, я предложил Эссену усилить правый фланг и стать рядом с Архангелогородским полком. Расположив таким образом войска, я отправился пешком осматривать редут и, находясь в 200 шагах от него, я увидел, что вход в него с горжи оставался совершенно открытым. Тогда у меня быстро родилась мысль приказать Ливонским драгунам заскакать большим галопом в тыл редута, а пехоте в это время напасть с фронта на оба фаса его.

Когда есть какая-нибудь возможность войти в ретраншемент, у которого горжа открыта, то этим укреплением можно легко овладеть с помощью кавалерии, что именно я и хотел сделать.

Я уже отдал все распоряжения, как вдруг получаю приказание от Кутузова отступить. Это уже повторилось во второй раз!

Никогда еще мне не приходилось так сильно сожалеть о необходимости такого пассивного послушания, которое, тем не менее, составляет главнейшую заслугу всякого военного.

В данном случае неисполнение столь несвоевременно отданного приказания, вызванного малодушием, нашло себе оправдание в тех обстоятельствах, в которых мы тогда находились, так как мои дела были не только в блестящем положении, но они, вероятно, окончились бы полной победой и взятием даже самого великого визиря, который находился тогда в редуте и был ранен в правую руку.

Хотя я и не мог предполагать, чтобы визирь находился в таком опасном месте, так как вообще визири не имели обыкновения присутствовать на передовых позициях и подвергать себя опасности, но в данном случае визирь, в силу необходимости, был во главе своего войска, чтобы первому подавать пример мужества, сражаясь среди огня.

Итак, если бы я не был остановлен Кутузовым, то, я уверен, что Ахмет был бы убит.

Около трех часов дня я отдал приказание об отступлении. Турки сделали то же, а на другой день они занялись достройкой своего редута, которую и закончили перед нашими глазами и закрыли горжу, поставив в редут 12 пушек. Можно смело сказать, что преимущество этого дня оставалось на стороне турок.

Вечером я отправился к Кутузову, жившему в 8-ми верстах от лагеря, куда он, кстати, приезжал очень редко. Генерал Марков и я, мы оба употребили все усилия, чтобы доказать ему весь стыд этого дня, и высказали, что для того, чтобы исправить эту ошибку, нам остается только ночью захватить этот редут, который не мог быть совершенно достроенным и, как я узнал, не был еще окончательно закрыт.

Мы порешили взять с собой 2000 человек охотников из корпусов Эссена и Маркова и в полночь произвести нападение, в успех которого мы могли надеяться, тем более, что оно должно быть совершенно неожиданным, а турки обыкновенно после большого сражения отдыхают, не принимая никаких предосторожностей для охранения себя.

После трехчасового старания с нашей стороны, чтобы склонить Кутузова на разрешение этого нападения, мы добились, наконец, что он сказал нам (вероятно, чтобы иметь возможность хорошо выспаться), чтобы делали что хотим.

Марков сейчас же отправился собирать своих 1000 охотников, которые в одну минуту и были готовы; я же медлил собрать другую тысячу из корпуса Эссена, так как немного подозревал то, что действительно и случилось, а именно, Кутузов прислал мне отмену своего разрешения, а сам уснул.

Нет ничего неприятнее для генерала, подчиненного другому, как иметь начальником человека безрассудного и боязливого; уж лучше начальнику быть менее талантливым, но непременно более предприимчивым.

Я никогда не страдал так нравственно, как в конце этой кампании. Кутузов заставлял меня сожалеть о кн. Багратионе и даже о гр. Каменском, хотя он был умнее первого и талантливее второго.

Через три-четыре дня после этого дела турки выстроили еще один редут перед своим левым флангом. Эти два редута прекрасно защищали не только их лагерь от каких-либо нападений, но даже и фураж, которым теперь они могли пользоваться как между редутами, так и около большого укрепления.

Генерал Турчанинов доказал нам, что производство набега на ту сторону Дуная не только возможно, но даже можно рассчитывать и на полный успех. Сам он стоял в Турно, имея пред собой турецкий отряд в 400 человек. Сначала этим отрядом командовал Гийж-ага, племянник визиря, убитый 5 сентября, а затем начальство над отрядом принял предводитель разбойничьей банды, составивший себе репутацию храбростью; впрочем, все его подвиги заключались лишь в том, что он, находясь в редуте, построенном против редута Турчанинова, что при устье р. Ольты, в продолжение дня раз 200 или 300 стрелял из орудий.

15 сентября Турчанинов перешел Дунай в 5-ти верстах ниже Никополя, у с. Муссели, и разрушил довольно значительные магазины турок, при этом разбил и турецкий отряд в 400 человек, охранявших их; из них до 100 человек легло убитыми и очень много попало в плен. Покончив с этим делом, Турчанинов преспокойно вернулся через Никополь в Турно. Вскоре после этого лагерь турок стал заметно уменьшаться и совсем исчез.

При нападении в отряде Турчанинова находились 50 человек Олонуцкого полка, 50 казаков и 50 арнаутов. Он вовсе не обращался к Кутузову за разрешением этого набега, так как был уверен, что не получит его.

Чтобы отнять у турок всякое желание проникнуть в с. Мальки через наш правый фланг и разорить эту деревню, которая была для нас единственным источником фуражирования, я построил 4 редута, из коих последний был самый маленький, но зато и самый полезный; он был построен на возвышенности, в 250 саж. от Дуная.

Из этого редута я сделал настоящую крепость и поставил туда 10 орудий. Возвышенность была покрыта кустарниками и прекрасной травой, весьма заманчивой для турецкой конницы, которая уже давно израсходовала свои запасы фуража и питалась только травой, находившейся около их лагеря.