Читаем без скачивания Тактика победы - Михаил Кутузов

Он был очень опечален известием, что Кайя-бей (Голиб-эфенди) и князь Мурузи успели спастись. Он посвятил нас во все мелочи организации снабжения турецкой армии жизненными припасами, что показало нам, что офицеры этой части у турок гораздо искуснее наших в деле снабжения войск, что воображение наше положительно отказывается представить себе.

Оказалось, что визирь тоже был в лагере турок, и Марков, пропустив случай завладеть Рущуком, должен был бы принять все предосторожности, чтобы не дать бежать Ахмету.

Марков должен был бы все турецкие лодки занять егерями и заставить их всю ночь плавать по Дунаю, но он не подумал об этом, а Кутузов не отдал никакого приказания, хотя Сабанеев и я, мы оба просили об этом.

Наша флотилия, посланная для необходимой диверсии около Мариатина, ниже Рущука, не могла быстро возвратиться обратно, так как этому мешало течение реки, и она прибыла только 3-го октября, когда было уже поздно. Визирь бежал в Рущук в 9 часов вечера; погода была туманная и дождливая.

Выйдя никем не замеченный из лагеря, он бросился в маленькую лодку и с помощью двух храбрецов достиг города. Я предупредил об этом Кутузова, говоря ему, что Ахмет найдет способ бежать, на что Кутузов мне отвечал: «Я бы этого очень желал, так как у меня будет с кем вести переговоры о мире, которого я так хочу». Признаюсь, что глубина этих политических соображений была выше моего ума.

Если бы нами командовал Суворов, можно было бы, наверное, ожидать, что мы бы не были в таком положении, как теперь, но если бы, даже случайно, мы были бы поставлены в такое положение, то после успеха Маркова Суворов, наверное, был бы в Шумле, а может быть и дальше.

Весть о взятии турецкого лагеря быстро распространилась но всей стране и произвела необычайную панику. Невозможно описать все, что творилось тогда у турок: многие жители бежали из своих деревень, Шумла оставлена без защиты, беглецы возвращали транспорты обратно и вернули войска, отправлявшиеся в лагерь визиря. 20 наших казаков в Разграде могли бы изгнать жителей и завладеть крепостями, а через 10 дней наши аванпосты могли бы соединиться с аванпостами Гампера и Грекова, перешедшими Дунай, один у Силистрии, а другой у Туртукая.

Визирь спасся в Рущуке, но его легко можно было заставить снова сдаться, если бы только один казачий полк, несколько драгун и батальона два пехоты, оставленные в Мариатине, отрезали бы ему дорогу из Туртукая, а заняв Пизанцские дефиле, они также отрезали бы ему путь в Разград. Но Кутузов не хотел прибегать ни к одному из этих способов, так как он опять повторял, что если визирь будет взят в плен, то некому будет вести переговоры о мире.

Спасаясь в Рущук, визирь приказал укрепить позицию у Кадыкиоя, где было 5 редутов и ни одного защитника. Марков, конечно, должен был отправить туда в самый день взятия турецкого лагеря 3 или 4 батальона, но он не сделал этого.

Визирь, придя в себя после первых страхов, отправил туда Джаура-Гассана, который и собрал там около 2000 беглецов и 2 пушки; наши казаки имели с ними большое дело.

Я посоветовал Кутузову приказать Маркову отправить в Кадыкиой генерала Удолина и полковника Иванова, отважных и деятельных офицеров, с 38-м и 10-м егерскими полками. Марков послушался, но только он непременно хотел сам участвовать в этой экспедиции. С этих пор, я предвидел, экспедиция не будет иметь успеха. И я не ошибся.

Джаур покинул 4 редута, а сам заперся в пятом, который легко можно было бы снести, так как он уже был в нескольких местах разрушен выстрелами. Храбрые егеря, воодушевленные воспоминанием о приступе Ловчи, просились наступать, но Марков, осмотрев издалека редут, решил отступить, под предлогом, что он мог быть отрезанным войсками, находящимися в Тырнове, что в 80 верстах от Рущука, где, кстати, никого не было. Оправдание было еще более постыдно, чем само отступление.

Марков приказал пехоте кричать «ура!» и отступил на другой день. Армия воспела его в своих песнях, но ведь песня не берет Кадыкиоя, который так необходимо было занять.

Турецкая армия, остававшаяся на левом берегу Дуная, ежедневно получала провизию с правого берега, но на другой день перехода Маркова она осталась без фуража, без провианта и без дров. После бегства визиря и старого паши Корали-али, который спасся вместе с Ахметом, молодой Чапан-оглы остался один командовать армией.

Мы не сомневались в том, что этот блокированный турецкий корпус, лишенный подвоза продуктов и не имеющий никаких надежд на спасение, должен сдаться нам через несколько дней, но мы ошиблись в наших ожиданиях.

Визирь уверил Чапана-оглы, что он соберет войска и отбросит Маркова, но не так то легко было изгнать 8000 русских, укрепленных на возвышенностях, так как Марков на другой день взятия лагеря приказал выстроить 5 редутов, из которых один был настоящей крепостью. Для того чтобы прогнать русских из их укреплений, нужно было по крайней мере 50 тысяч, а визирь не мог набрать и пяти.

Я уже довольно часто описывал ум и военную организацию турок, чтобы снова повторять, что после такого сильного поражения, которое понесла турецкая армия, ни один паша не решится рисковать чем-нибудь подобным.

Несколько турок, зная, как у нас обращаются с пленными, бежали к нам и рассказывали, что все те турки, которые уже видели у нас в крепостях, не желали бы ничего лучшего, как сдаться, но что все янычары были уверены, что мы всем им отрежем головы[131] или отнимем все их имущество и оружие, составлявшее все их богатство.

Что бы ни руководило турками, заставляя их терпеть всевозможные лишения, чтобы только не сдаваться, мы должны признаться, что стойкость и твердость, с которой солдаты переносили все страдания, были достойны восхищения. Никогда еще турецкая армия не была в таком ужасном положении. Уже через три дня после нашего перехода через Дунай они стали есть своих лошадей, поколевших от голода; эта отвратительная говядина продавалась сначала по пиастру за фунт, затем дороже, и они, не имея ни дров, ни соли, должны были есть ее сырой.

Следствием этой ужасной пищи была сильная дизентерия, которая ежедневно уносила 40 или 50 человек. Им было трудно бороться с этой болезнью, так как у них в лагере не было ни докторов, ни медикаментов. Умерших своих они хоронили очень поверхностно, и поэтому от могил шел страшный смрад, который, соединившись с запахом, происходящим от дизентерии и от гниющих лошадиных трупов, был настолько силен, что невозможно было подойти к лагерю их, и мы сильно опасались чумы.

Марков выставил против турецкого лагеря 40 мортир и пушек, из которых производилась безостановочная стрельба. Генерал Гартинг приказал выстроить в 100 футов от правого фланга турок батарею на 6 орудий, а флотилию разместили поперек реки в 60 футов.[132] Гартинг не покидал своей батареи, и хотя его предприимчивость всем была известна, он отдал здесь такую диспозицию, которая доказала мне, что насколько он хороший начальник отряда, настолько плохой инженер.