Читаем без скачивания Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2 - Борис Стругацкий

Ждать пришлось долго. Билли так и не стал спускаться к приятелю, путешествие затянулось почти на сутки. В Бристоль «Дамиетта» прибыла вечером пятницы — Джуд почувствовал, как остановилось движение деревянного корпуса, — но из трюма его вытащили только утром субботы. Альбатрос к тому времени пах, как целая сотня издохших птиц, под перьями копошились белёсые черви. От долгой неподвижности у Джуда подгибались ноги, солнечный свет бил в глаза, заставлял щуриться и отворачивать голову. Команда стояла вдоль борта, словно провожала покойника. В лицо никто не смотрел. Кэп Мюррей тоже выглядел грустно — похоже, эти дни старый святоша пил горькую.

— Вот твоя плата, матрос Хамдрам. И ступай с богом.

Две золотых «Лиззи» и десять шиллингов. Подряжались на фунт.

— Спасибо, сэр! Простите…

— Ступай! — в голосе капитана появились тяжёлые нотки.

Джуд подхватил сундучок и спустился в шлюпку. Старина Билли вывез его к причалу и даже обниматься не стал — похлопал по плечу, вздохнул:

— Бывай, парень!

Преисполненный благодарности, Джуд хотел подарить ему запасную трубку — почти новую вересковую трубку с удобным мундштуком, — но приятель мотнул головой и налёг на вёсла. Шумный порт дожидался Джуда, кучерявые девки истосковались без поцелуев, а какой-нибудь капитан Пушка только и ищет в команду молодого свирепого храбреца… Осталась сущая мелочь. В последний раз Джуд окинул взглядом стройный профиль «Дамиетты» — под лучами апрельского солнца она как никогда походила на чопорную фламандку, — взял сундучок поудобнее и зашагал куда глаза глядят. Мимо шикарных шхун и утлых рыбачьих судёнышек, мимо пышных, словно аристократы, королевских судов и хищных каперов… «Быстрый» слишком обшарпан, на «Мальтийце», капитан сволочь, а вот узкая, словно морда борзой «Арабелла» — самое то. Ладонь Джуда потянулась пригладить короткие словно скрученные из бронзы волосы… да, птичка. За голенищем прятался любимый испанский нож — подхватить верёвку у горла так, чтобы не срезать кожу, потом побриться, сменить рубаху — и чем я не капер Хамдрам?… Аааааах!!!!

Боль оказалась такой неожиданной, что Джуд упал на колени. Лезвие и ладони были в крови, тёплые капли стекали по грязным перьям. Кровоточила верёвка. Из надрезанных серых волокон сочилось алым, словно Джуд рассадил себе кожу. Вдруг — то ли от ветра, то ли от солнца — показалось, что мёртвая птичья голова шевельнулась и злобно зыркнула. Что за дьявольская чертовня? Джуд попробовал снять верёвку руками, кольцо моментально сжалось, перехватив горло. И молитву прочесть не вышло — верёвка впивалась в шею на каждое «отче наш». Дрожащей рукой Джуд поскрёб в затылке — похоже, он попал в переплёт. А куда податься матросу, у которого неприятности?

Трактир «Отсоси у адмирала» был самым шумным и многолюдным в порту. Офицеры в расшитых мундирах заглядывали туда редко, а вот матросы, гарпунёры, вербовщики и прочий сомнительный, но весёлый морской народ охотно пил и закусывал в заведении. Мало кто имел силы удержаться от соблазна отсосать четверть пинты ямайскго рома через дырочку в «адмиральском» бочонке — те, кто мог не пролить ни капли и остаться стоять на ногах, не платили за выпитое. Джуд не прочь был попробовать тоже… при случае, а сейчас не стоило и пытаться. И без того тяжкий запах падали вызвал гримасы на лицах немногочисленных в утренний час посетителей.

Одноглазый трактирщик, похожий на стареющего хорька, остро глянул на нового гостя.

— Плата втрое. За постой тоже.

— Ты чего, перекушал с утра, хозяин?

— Втрое или вали. Кроме меня, в Бристоле тебе койку никто не сдаст, — спокойно сказал трактирщик и отвернулся к стойке.

«Чтоб ты лопнул от жадности», — подумал Джуд, но произнёс другое:

— Рома. Мяса. И комнату на три дня.

— Три с половиной… Пять шиллингов. И имей в виду, девка с тобой не ляжет. По крайней мере моя, — подбил итоги трактирщик. — Джинни, детка, тушёной баранины и ещё порцию рома!

Злой как чёрт, озадаченный Джуд сел за дальний угловой стол. Все вокруг понимают, что он в полной жопе. Но, чтоб черти трясли капитана Мюррея вместе с трёпаной «Дамиеттой» и вонючими альбатросами, что случилось?

Пышногрудая Джинни проворно выставила на стол тарелку с дымящимся мясом, кусок серого хлеба, кувшин и кружку. Служанка не улыбалась, и даже вид золотой монеты, словно случайно вынутой из кошелька, не привлёк её взор. Джуд вздохнул и принялся за еду. Вонь дохлятины портила аппетит, но сладкий и крепкий ром сглаживал неудобство, словно масло смиряет буйство волны. О поверье не убивать чаек Джуд слышал ещё от деда Хамдрама и рыбацкие байки не мешали ему воровать из гнёзд и высасывать чаячьи яйца. Взрослых птиц тоже случалось подбивать палкой, на вкус они были так мерзки, что Джуд предпочитал голодать или таскать рыбу из чужих лодок. Говорят, у матросов другие законы… За три «настоящих» рейса он наслушался и про пламя святого Эльма, и про старика Голландца, и про девок с собачьими головами, и про мисс Бурю, которую моряки пугали, сняв штаны всей командой… а вот про альбатросов запамятовал…

…Вард плавал с севера на юг,Любил щипать за щёчки юнг,Он вешал турок вдоль стропил,И такелаж в порту пропил,Как только грянет пушек гром,Сэр капитан глотает ром.До самых северных морейЗадиры Варда нет храбрей…

Нестройный матросский хор затянул долгую песню про подвиги капитана Варда — самого дерзкого, бесстрашного и развратного парня на всех английских судах. Говорили, этот чудак два года провёл в плену у алжирских пиратов, после чего начал резать всех мусульман, которых встречал в морях, и обзавёлся сомнительными привычками… Словно чёрт дёрнул Джуда за язык — пьяным голосом Хамдрам переиначил завершающую строфу куплета:

…И капитан ваш знаменитНе только тем, что содомит!

Чернокудрый, смазливый матрос вскочил, словно его укололи в спину. Хищной кошкой метнулся он к наглецу, на ходу доставая нож:

— Встать, вонючка! Встать, и отвечай за свои слова!

Джуд подумал и помотал головой. К их столу уже бежал трактирщик, но смазливый успел раньше — он хотел полоснуть по глазам и ошибся — нож только слегка задел щёку Джуду. Боли не было. Несколько капель крови шлёпнулись в тарелку из-под баранины — и всё. Трактирщик уже оттащил драчуна и что-то ему втолковывал, отчаянно жестикулируя. Трезвеющий Джуд тронул пальцем щёку — она была сухой и горячей, рана затягивалась. О как! Подумав ещё с минуту Джуд, встал и вышел во двор. Положив левую руку на каменную приступку, он взял нож и шарахнул по пальцам. Кусок ногтя с подушечкой среднего пальца отрубило почти что напрочь. Боли не было. Словно псих, Джуд ещё раз чиркнул ножом — ломтик плоти упал на землю, а рана начала аккуратно затягиваться. Нового ногтя не выросло, зато рубец через полчаса выглядел старым шрамом.

До глубокой ночи Джуд сидел во дворе. К вечеру заморосило, буршлат отсырел от дождя, грудь невыносимо чесалась, словно черви пробрались под рубашку. Посетители кабака, девицы и даже собаки обходили сидящего стороной. Трактирщик молчал — он получил свои башли, а где болтается гость, его не касалось, Куда идти за советом и помощью, Джуд не знал и даже представить себе не мог. Он был родом из Ливерпуля, дед Хамдрам давно умер от пьянства, Хамдрам-отец утонул в Мерси, едва успев заделать мамаше двоих детишек, Мэри Хамдрам была замужем трижды, от каждого брака в домишке появлялись новые малыши, и все они хотели хлеба с селёдкой. Старший брат, рыжий Бони, уплыл на дальние острова поохотиться за чёрным деревом и два года как от него не было весточек. Самого Джуда мамаша с десяти лет сдала дядьке Филу — кожевеннику и святоше. У них с тёткой сыновей не было, Джуда воспитывали как родного в четыре руки — постом, розгой и трудом, каждодневной вознёй с вонючими кожами. До шестнадцати он терпел, но когда окончательно стало ясно, что дядя хочет окрутить его со своей Бет, двадцатипятилетней дурёхой, а затем и передать дело наследничку, Джуд сбежал. Дождался, когда Бони приедет потрясти перед матушкой золотом, и упросил-таки братца взять с собой. Год плавал юнгой на «Мэри-Сью», потом перебрался на «Дамиетту» уже матросом… И дружков, кроме старого Билли, особо не завелось.

Бездействие утомляло пуще работы — за годы службы Джуд отвык отдыхать. Он поднялся и вышел в ночь — да, бристольские улицы не похожи на коридоры монастыря, но будь что будет. Ноги сами водили его по закоулкам, мимо луж и сточных канав, драк и шумных матросских танцев.

Добропорядочные горожане давно уснули, затворив ставнями узкие окна. Только воры, шлюхи и запоздалые пьяницы нарезали круги от трактира к трактиру. В иное время Джуд охотно б повеселился, но сейчас он искал тишины. И вот из-за тёмного поворота проявилась громада церкви. Острые мрачные шпили, каменная ограда, открытая дверь — заходи, добрый человек, если приспичило помолиться. Озираясь по сторонам, Джуд вошёл в длинный зал — церковь была пуста. Каждый шаг отдавался гулом, каждый вдох был слышен. Джуд попробовал произнести «Отче наш» — и свалился, сотрясаемый кашлем — верёвка снова стянула горло.