Читаем без скачивания Доживем до понедельника - Георгий Полонский

- И стакан, - добавил Мельников.

Паника в глазах Полины Андреевны: стаканами глушить начал!

Мельников налил (она предпочла не смотреть - сколько) и выпил.

Уткнулся в тарелку, медленно стал жевать.

Звучала странноватая механическая музыка.

Боковым зрением старуха пристрастно следила за сыном. Потом озабоченно вспомнила:

- Тут тебе какая-то странная депеша пришла. Из суда.

Мельников взял. Вскрыл. Читает. Чем дальше читает, тем резче обозначаются у него желваки.

- Нет, ты послушай. - И он принялся читать вслух:

Уважаемый Илья Семенович!

Не имею времени зайти в школу и посему вынужден обратиться с письмом. Моя дочь Люба систематически получает тройки по вашему предмету. Это удивляет и настораживает. Ведь история - это не математика, тут не нужно быть семи пядей во лбу, согласитесь…

- Согласись, мама, ну что тебе стоит? - зло перебил сам себя Мельников.

Возможно, дело в том, что Люба скромная, не обучена краснобайству и завитушкам слога. Полагаю, девушке это ни к чему.

Я лично проверил Любу по параграфам с 61-го по 65-й и считаю, что оценку "4" ("хорошо") можно поставить, не кривя душой.

- Они лично, - прокомментировал Мельников, - считают!

Убедительно прошу вторично проверить мою дочь по указанным параграфам и надеюсь на хороший результат.

С приветом, нарсудья Потехин Павел Иванович.

Вот так, мама, ни больше ни меньше. И всё это на бланке суда - на бумагу даже не потратился! - Он скомкал письмо, встал, заходил по комнате. - Зато не пожалел усилий, чтиобы адрес узнать!

Звучала механическая музыка.

- Зачем же так раздражаться? - сказала мать. - Ты же сам говорил: если человек глуп, то это надолго.

- Это Вольтер сказал, а не я, - поправил Мельников автоматически. - Но понимаешь, мама, глупость должна быть частной собственностью дурака! А он хочет на ней государственную печать поставить… Он зря старался, Павел Иваныч… В этой, по крайней мере, четверти Любины "тройки" и "четверки" зависят уже не от меня…

Я перейду в другую школу,

Где только счастье задают…

- Что-что-что? Я не поняла, Илюша… Куда ты перейдешь? - встревожилась мама.

- Да никуда. Это стихи такие.

Потом, стоя у окна, он курил - хотя в этой комнате не имел на то права.

Опять моросит? - поинтересовалась старуха. Он отозвался тусклым, без выражения, голосом:

- Мам, не замечала ты, что в безличных предложениях есть безысходность? "Моросит". "Темнеет". "Ветрено". Знаешь, почему? Не на кого жаловаться потому что. И не с кем бороться!

Явно желая отвлечь сына, Полина Андреевна вдруг всплеснула руками:

- Илюша, посмотри, что я нашла!

Из большой шкатулки, где, очевидно, хранятся реликвии семьи, она извлекла фотографию. Протянула сыну. Он взял без энтузиазма.

Это был выпуск семилетней давности. Рядом с Ильей Семеновичем стояла Наташа. Мельников глянул и помрачнел еще больше. Отошел к окну.

- Сколько я буду просить, чтобы она зашла к нам? - перебирая в шкатулке другие фотографии, сказала Полина Андреевна. - Тебе хорошо, ты ее каждый день видишь…

С таким выражением глаз оглянулся сын, что она предпочла не углублять.

А он ушел в свою комнату. Не находя себе дела, присел к пианино. Взял несколько аккордов.

Полина Андреевна держала в руках фото, которое всегда делают, когда рождается ребенок: на белой простыне лежал на пузе малыш и улыбался беззубым ртом, доверчиво и лучисто.

А Мельников в это время запел… Для себя одного. К вокалу это не имело отношения, само собой. Имело - к дождю, к черной пятнице, к металлическому вкусу во рту после чтения газет и писем от дураков, к непоправимости, в которой складывалась и застывала "объективная реальность, данная нам в ощущениях"; против этого он пел…

В этой роще березовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей, -

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Мать слушала его, перебирая фотографии.

Но ведь в жизни солдаты мы,

И уже на пределах ума

Содрогаются атомы,

Белым вихрем взметая дома.

Как безумные мельницы,

Машут войны крылами вокруг.

Где ж ты, иволга, леса отшельница?

Что ты смолкла, мой друг?

Перед нами беспорядочно проходит его жизнь и жизнь его семьи в фотографиях. Вот он школьник, с отцом и матерью. Вот мать в халате врача среди персонала клиники. Мельников с незнакомой нам девушкой… Мельников в военной форме, с медалью. Вот его класс на выпускном вечере. Мельников - студент, на какой-то вечеринке… И опять фронтовой снимок.

За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опаленными веками

Припаду я, убитый, к земле,

Крикнув бешеным вороном,

Весь дрожа, замолчит пулемет,

И тогда в моем сердце разорванном

Голос твой запоет… 6)

Зазвонил телефон.

- Меня нет! - донесся голос Мельникова.

- Слушаю, - сказала Полина Андреевна. - А его нет дома. - И когда трубка уже легла на рычаг, старуха вдруг схватила ее снова, сквозь одышку восклицая: - Алло! Алло!

Вошел с вопрошающим лицом Мельников.

- Я могу ошибиться, но, по-моему, это…

Он понял, отобрал у матери гудящую трубку, положил на место… и поцеловал обескураженную, ужасно расстроенную своей оплошностью Полину Андреевну.

Суббота

Первой сегодня в учительской оказалась Наташа. Помаялась, не находя себе места, затем принялась разглядывать себя в зеркале… Вошел учитель физкультуры, Игорь Степанович. Он перебрасывал с руки на руку мяч и следил за Наташей улыбаясь.

- Игорь Степанович! - Наташа увидела за своим плечом его отражение… - Я вас не заметила…

- А я в мягких тапочках, - объяснил он улыбчиво.

- Здравствуйте.

- Здрасте, здрасте… А я к вам с критикой, Наташа.

- Что такое?

- Нехорошо, понимаете. Вы наш молодой перспективный кадр, а общей с нами жизнью не хотите жить! Телефончик я у вас спрашивал - не дали. Ну ладно, мы не гордые, мы и в канцелярии можем выяснить…

Она молчала.

- По агентурным данным, - продолжал он, присаживаясь, - вы каждый день ждете товарища Мельникова… Не отпирайтесь, только честное признание может облегчить вашу участь, - сострил он, видя ее попытку возразить. - А участь ваша - ниже среднего, я извиняюсь. У него же пыль столетий на очках… Из женщин его интересует разве что Жанна д'Арк… или страшенная какая-нибудь Салтычиха!

Он засмеялся заразительно. Поссориться с ним Наташа не успела: в этот момент вошли Светлана Михайловна, химичка Аллочка, математичка Раиса Павловна.

- Здравствуйте, здравствуйте…

Светлана Михайловна водрузила на стол свою сумку - тару удивительной емкости. Любопытно, что сверху там лежал библиотечный том Е.А.Баратынского.

- Товарищи, что ж вчера никто не был в городском Доме учителя? Очень содержательный был вечер…

Никто не ответил на это Светлане Михайловне, и она отошла к расписанию.

- Мы ведь еще продолжим этот разговор? - приблизился опять к Наташе Игорь Степанович, и она вместо ответа сердито вышибла мяч у него из рук.

- Наташа!… - с укоризной и недоумением сказала Светлана Михайловна, не оборачиваясь. (Как это учителя умудряются видеть затылком - тайна сия велика есть!)

- А кстати, Наташа, у тебя ж нет первого урока, - заключила из расписания Светлана Михайловна.

- Ну?… Надо же, еще понежиться в койке могла. Перепутала, - ответила Наташа, ни на кого не глядя. Игорь Степанович бдительно следил за ней и насвистывал песню: "Я ждала и верила, сердцу вопреки…"

- Аллочка! - воскликнула Раиса Павловна. - Только что из дому - и уже звонить.

Химичка Алла Борисовна действительно уже устроилась у телефона. Светлана Михайловна подхватила:

- Вечная история… Формально все здесь, а толку? Если наши мысли еще дома копошатся или…

Вошел Мельников.

- …или вообще неизвестно где! - закончила Светлана Михайловна и косынкой прикрыла Баратынского в сумке.

Вдруг необычайное обнаружилось: цветы в руках у Ильи Семеновича - свежие, еще влажные хризантемы.

Испуганная, неуверенная радость в глазах Наташи. Заинтригованы все. Притихли. А Мельников подходит к Светлане Михайловне:

- Это вам.

- Мне?…

- Двадцать лет в школе - это цифра, Светлана Михайловна. Это не кот начихал, - произнес он с уважением.

- Ой… А ведь верно! - изумилась порозовевшая Светлана Михайловна. - Я и сама-то забыла… А вы откуда знаете?

Мельников загадочно промолчал, подмигнул, отошел в сторону. Все в учительской оживились, даже химичка Аллочка, швырнув на рычаг телефонную трубку, устремилась целовать Светлану Михайловну.

- Не-ет, вы цветочками не отделаетесь, - шумел Игорь Степанович, - такое дело отмечается по всей форме! У нас напротив мировая шашлычная открылась, все в курсе? И я уже с завом на "ты", он нас встретит в лучших традициях Востока! - заверял он, переходя на грузинский акцент.