Читаем без скачивания Доживем до понедельника - Георгий Полонский

- Я не знаю… Наверно…

- Что ж ты предлагаешь? - обеспокоенно спросила Света.

- Разойтись, - усмехнулся Генка. - Все уже ясно, все счастливы… - видно было: с головой накрывала его печаль оттого, что к таким и только таким оценкам с неизбежностью подводила жизнь…

Черевичкина спрятала в полиэтиленовый мешочек недоеденный бутерброд и стала собираться.

Михейцев был задумчив.

Костя тихонько уговаривал Риту идти с ним куда-то, она не то кокетничала, не то действительно не хотела, - слов не было слышно.

А Света Демидова вдруг объявила:

- Знаете что? Переизбирайте меня. Не хочу больше, не могу и не буду!… Ну не знаю я сама, чего предлагать…

Сыромятников спел персонально припев про бабку: что, хотя она и добра, самое время ее - "в утиль"… А потом у него и для Риты с Костей нашлось что спеть; он выдал этот куплет (из той же, похоже, песенки), ласково следя за ними, за их переговорами:

Выйду я с милой гулять за околицу,

В поле запутаем след…

Мы согрешим, -

Ну, а бабка помолится

Богу, которого нет.

- Самородок… - глядя сквозь него, сказала Рита.

Мельников и Наташа шли по улице. Она не поехала на своем автобусе, а он не пошел домой. Не наметив себе никакой цели, не отмерив регламента, они просто шли рядом, бессознательно минуя большие многолюдные магистрали, а в остальном им было все равно, куда идти.

Была пятница. Люди кончили работу. С погодой повезло: небо освободилось от тяжелых, низких туч, вышло предвечернее солнышко, чтобы скупо побаловать город, приунывший от дождей.

Может быть, не надо нам слышать, о чем говорили, гуляя, Наташа и Мельников? Не потому, что это нескромно, а потому, что это был тот случай, когда слова первостепенного значения не имеют. И есть вещи, догадываться о которых интерес нее даже, чем узнавать впрямую. Скажем только, что идиллии не получалось, что для этого мельниковская манера общаться слишком изобиловала колючками… Трудный он все-таки человек, для самого себя трудный… - думалось Наташе. Или это оттого, что сегодня - его черная пятница, когда

Скрытая камера - неподкупный свидетель.

Она расскажет о том, как эти двое не попали в ресторан с неизменной табличкой "Мест нет", и хорошо, что не попали: наличность в мельниковском бумажнике развернуться не позволяла, мог бы выйти конфуз… А потом они ели пирожки и яблоки во дворике бездействующей церкви. Оттуда их скоро прогнали, впрочем, четыре старухи, вечно мобилизованные на изгнание дьявола и одоление соблазна; не нашлось у двух учителей ясного ответа на бдительный и колючий их вопрос: "А вам тут чаво?"

Потом они шли по какому-то парку и шуршали прелыми листьями… Дошли до Наташиного дома; она показала ему свои окна на 6-м этаже… И они уже попрощались, она вошла в подъезд, но бегом вернулась и, находясь под своими окнами, звонила из автоматной будки маме, чтоб та не волновалась и ждала ее нескоро.

А потом он повел ее к букинистическому магазину, возле которого, по старой традиции и вопреки милиции, колобродил чернокнижный рынок. Здесь у Наташи зарябило в глазах от пестроты типов и страстей. А Мельников уверенно протолкался внутрь, в полуподвальный магазинчик; там главным продавцом был старый знакомый Мельникова - лысый, похожий на печального сатира, в в профиль - еще и на больную птицу. Он спросил:

- О! Кто вам сказал, что сегодня я что-то имею для вас?

- Интуиция, Яков Давыдович, больше некому… И потом, давно не заглядывал… Как здоровье ваше?

- Мальчик, - не ответив, старик переключился на юного покупателя, который почти лег на прилавок, - ты слишком шумно и жадно дышишь. - Поднял перекладину. - Иди, смотри здесь…

- А можно?

- Я же говорю, ну! Так вот, дорогой товарищ Мельников. Как здоровье, вы спросили? Плохо, а что? На эту тему есть два анекдота, но я не хочу отвлекаться. Пробейте 46-70, давайте мне чек, потом мы будем разговаривать…

- А книга, Яков Давыдыч? - засмеялся Мельников. - Раньше я хочу видеть книгу…

- Нет. - Он глазами показал: не та обстановка, чтобы демонстрировать такой товар. - Нет. Я лучше знаю, что я говорю. 46-70 в кассу - и не будем один другого нервировать, я же весь день на ногах!

Илья Семенович переглянулся с Наташей. Стало понятно: о безусловной ценности идет речь, придется верить на слово… Вот только найдется ли у него эта сумма? Наташа успокоительно помахала своим портмоне и заняла очередь в кассу, а Мельникова этот букинист придержал:

- Минуточку! Это ваша жена?

- Нет, что вы…

- Еще нет или совсем нет? Я извиняюсь за мои вопросы, но такие девушки теперь - не на каждом углу…

- Факт, - охотно согласился Мельников и боком ретировался к кассе. - Значит, 46-70?

…Потом он, счастливый, прижимал завернутую книгу к себе и тряс руку Якова Давыдовича (тот объявил, наконец, шопотом заговорщика, что это - эккермановские "Разговоры с Гете"! "Academia", 1934 год!).

- Мне ее один писатель заказывал… большая шишка, между прочим. Но расхотелось звонить ему… Последний его роман - я не сужу, кто я такой, чтобы судить? Но, клянусь вам, приличные люди не позволяют себе такую туфту! Или - они уже неприличные… Я подумал: "Нет, Яша, ни Эккерман, ни, тем более, Гете уходить в такие руки не хотят…" А тут - вы как раз, и - с такой девушкой. Она изумительно похожа на мою дочь! Всего хорошего вам, - обратился он к ней напрямик. - Заходите с товарищем Мельниковым…

Распрощались.

Но, чудной старик, он не дал им уйти просто так.

- Минуточку! Меня тут не будет с первого ноября. Но мы все утрясем: с понедельника будет Зиночка, это мой кадр, неплохо обученный; если я смогу ей вас показать, - она уже будет знать ваше лицо и оставлять что-то хорошее, что вас интересует…

- Спасибо. А вы, значит, на пенсию?

- Я - в больницу, дорогой. Вы что хотели? - обратился он к военному с чеком.

- Вон, желтенькую. "Бумеранг не возвращается".

- Ради бога. Вы хотите убить время? Вы его убьете. Завернуть?

- У вас что-нибудь серьезное, Яков Давыдович? - спросил Мельников, снова поймав его беспокойный птичий взгляд.

- Слушайте, 71 год - это хороший отрезок времени? Да? Я тоже так думаю. - Он сердито отложил это число на счетах. - И довольно! - замахал он руками, не допуская возражений, и полез на стремянку доставать для одной дамы "Семью Тибо". Там, наверху, он оглянулся - еще раз посмотреть на Наташу:

- Ах! Чтобы такое сходство…

Ребята начали расходиться, но груз нерешенного, недосказанного словно не пускал домой, и они тащились по коридору медленно, неохотно отдирая от пола подошвы…

- Ге-ен! - позвал Костя Генку, который пошел не со всеми, а к лестнице другого крыла. - Гена-цвале!

Генка остановился. Рита и Костя подошли к нему.

- Ну чего ты так переживаешь? - спросила его Рита, ласково, как ему показалось.

- Не стоит, Ген, - поддержал ее Костя. - Теорию выеденного яйца не знаешь? Через нее и смотри на все, помогает.

- Попробую. - Генка хотел идти дальше, но Костя попридержал его:

- Слушай, пошли все ко мне. Я магнитофончик кончаю - поможешь монтировать. А?

- Не хочется.

- Накормлю! И найдется бутылка сухого. Думай.

- Нет, я домой.

- А я знаю, чего тебе хочется, - прищурился Костя.

- Ну?

- Чтоб я сейчас отчалил, а Ритка осталась с тобой. Угадал? - И поняв по отвердению Генкиных скул, что угадал, Костя засмеялся, довольный. - Так это можно, мы люди не жадные,- правда, Рит?

Он испытующе глядел по очереди - то в Риткины, веселые и зеленые, то в темные недружелюбные Генкины глаза. На Риту напал приступ хохота - она так и заливалась:

- Генка, соглашайся, а то он раздумает!…

- Только, конечно, одно условие: в подъезды не заходить и грабки не распускать. Идет? Погуляете, поговорите… А можете - в кино. Ну чего молчишь?

Генка стоял, кривил губы и, наконец, выдавил нелепый ответ:

- А у меня денег нет.

- И не надо, зачем? - удивилась Рита. - У меня трешка с мелочью.

- Нет. Я ему должен… за прокат. Сколько ты берешь в час, Костя? - медленно, зло и тихо проговорил Генка.

Рита задохнулась:

- Ну, знаешь! - и хлестанула его по лицу. - Сволочь! Псих… Не подходи лучше!

- Да-а… - протянул Костя Батищев ошеломленно. - За такие шутки это еще мало… В другой раз так клюв начистят… Лечиться тебе надо, Шестопал! У тебя, как у всех коротышек, больное самолюбие!

Слезы у Риты не брызнули, но покраснели лоб и нос, она дунула вверх, прогоняя светлую свою прядь - и зацокала каблучками вниз по лестнице.

Генка, привалившись к стене, глядел в потолок.

- Ты, Геночка, удара держать не можешь. Так учись проигрывать - чтоб лица хотя бы не терять… А то ведь противно!

С брезгливой досадой Костя пнул ногой Генкин портфель, стоящий на полу. И припустился догонять Риту.

…Когда Генка шел не спеша в сторону спортзала, он обнаружил, что и Косте влетело теперь: Рита уединилась там, в пустом неосвещенном зале, ее "телохранитель" пытался ее оттуда извлечь, рвал на себя дверь… Дверь-то поддалась, а Рита - нет: