Читаем без скачивания Анархизм: от теории к практике - Даниэль Герен

Иными словами, анархисты не только сторонники подлинной организации, но и, как признает Анри Лефевр[43] в своей работе о Парижской Коммуне, «первоклассные организаторы». Однако, по мнению этого философа, здесь можно заметить «довольно любопытное противоречие, которое мы постоянно видим в истории рабочих движений вплоть до нынешнего времени, в особенности в Испании». В действительности же, это может «шокировать» лишь тех, кто заведомо считает либертариев дезорганизаторами.

Самоуправление

В то время как «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, составленный в начале 1848 г., накануне февральской революции [во Франции], не видел другого решения, — по крайней мере на долгий переходный период, — как сосредоточение в руках всеобъемлющего государства всех средств производства, и заимствовал у Луи Блана[44] авторитарную идею о необходимости объединения всех промышленных и сельскохозяйственных рабочих в «промышленные армии», Прудон первым предложил антигосударственную концепцию экономического управления.

Февральская революция породила в Париже и Лионе тьму стихийных ассоциаций рабочих, занятых в производстве. Это зарождающееся самоуправление означало для Прудона эпохи 1848 г. гораздо больше, чем политическая революция, и представляло собой «революционный факт». Оно не было выдумано теоретиком, не проповедовалось доктринерами. Не государство дало первый толчок к нему, его осуществил сам народ. Прудон призывал рабочих организовываться подобным образом во всех областях республики, объединяясь сначала на небольших частных предприятиях, в торговле и мелкой промышленности, затем в рамках крупных частных предприятий и, наконец, на самых больших производствах (на шахтах, каналах, железных дорогах и т. д.), тем самым «становясь хозяевами всего».

В наши дни принято пенять Прудону на его, безусловно, наивные и, без сомнения, антиэкономические высказывания в поддержку сохранения мелких мастерских и торговых предприятий. Его идеи на этот счет были неоднозначны. Прудон представлял собой живое противоречие. Он бичевал собственность, источник несправедливости и эксплуатации, но испытывал к ней слабость в той мере, в которой он усматривал в ней залог личной независимости. Более того, на Прудона слишком часто влияло то, что Бакунин называл «маленькой прудоновской кликой», которая собралась вокруг него в последние годы его жизни. Эта довольно-таки реакционная группа была мертворожденной. Она тщетно пыталась в Первом Интернационале противопоставить частную собственность на средства производства коллективизму. Кружок этот оказался недолговечным, главным образом, потому, что большинство его участников, легко переубежденных аргументами Бакунина, вскоре отказалось от так называемых прудоновских концепций в пользу коллективизма.

К тому же, этот последний оплот «мютюэлистов», как они себя называли, отвергал коллективную собственность лишь частично: они противились ей исключительно в области сельского хозяйства ввиду индивидуализма французского крестьянина, но допускали ее в области транспорта, а в сфере управления промышленностью даже требовали ее, впрочем, отвергая это название. Страшились же они этого названия в основном потому, что боялись временного единого фронта, образованного против них коллективистами, учениками Бакунина, и «авторитарными» марксистами, лишь слегка маскировавшими свое стремление к государственному управлению в экономике.

На самом деле Прудон шел в ногу со временем. Он понимал, что нельзя повернуть время вспять. Он был в достаточной мере реалистом, чтобы понимать, как он пишет в своих «Записных книжках», что «мелкая промышленность — понятие столь же нелепое, как и мелкая культура». Что же касается крупной современной индустрии, требовавшей значительных трудовых ресурсов и развитой механизации, то тут он был решительным коллективистом: «В будущем крупномасштабная индустрия и широкая культура должны объединиться». «У нас нет выбора в этом вопросе», — заключал он и приходил в негодование, когда кто-либо предполагал, что он выступал против технического прогресса.

Но его коллективизм столь же категорически отвергает государственность. Собственность должна быть отменена. Коммуна (в понимании «авторитарного» коммунизма) — есть угнетение и рабство. Иначе говоря, Прудон стремился к сочетанию коммуны и собственности. В этом заключалась его идея ассоциации. Средства производства и обмен не должны управляться ни капиталистическими компаниями, ни государством. Поскольку для людей, которые в них заняты, они являются тем же, чем «улей является для пчел», они должны управляться объединениями рабочих, и только таким образом коллективная сила перестанет «отчуждаться» ради выгоды немногих эксплуататоров.

«Нам, объединившимся или стоящим на пути объединения производителям, — пишет Прудон в стиле манифеста, — нет нужды в государстве. (…) Эксплуатация со стороны государства всегда есть монархия, наемный труд. (…) Мы не хотим управления человека человеком, как не хотим и эксплуатации человека человеком. Социализм — противоположность государственности. (…) Мы хотим, чтобы эти ассоциации явились (…) ядром обширной федерации товариществ и обществ, объединенных общими узами демократической и социальной республики».

Вдаваясь в подробности рабочего самоуправления, Прудон детально перечисляет его основные черты:

— Любой человек, вошедший в ассоциацию, имеет неотъемлемое право на часть имущества компании.

— Каждый рабочий обязан осуществлять свою долю тяжелых и непривлекательных работ.

— Рабочий должен пройти через выполнение различных работ и получение разнообразных знаний, через различные должности и квалификации, обеспечивающие его энциклопедическое образование и обучение. Прудон особенно настаивает на том, чтобы «рабочий прошел через всю серию операций, относящихся к области производства, в которой он занят».

— Должности являются выборными, а правила и устав подлежат одобрению всех участников.

— Вознаграждение должно быть пропорционально типу деятельности, степени навыка и ответственности. Каждый член ассоциации участвует в прибылях пропорционально оказанным им услугам.

— Каждый имеет право добровольного выхода из ассоциации. Каждый имеет право самостоятельно распределять свое время и передавать свои права.

— Входящие в ассоциацию трудящиеся выбирают своих мастеров, инженеров, архитекторов, бухгалтеров. Прудон настаивает на том обстоятельстве, что в среде пролетариата еще недостаточно технических специалистов, в силу чего необходимо привлекать к рабочему самоуправлению «известных промышленников и коммерсантов», которые обучали бы рабочих ведению дел и получали бы за это твердое вознаграждение: «всем найдется место под солнцем революции».

Эта либертарная концепция самоуправления диаметрально противоположна патерналистскому и государственному управлению, предложенному Луи Бланом в его проекте декрета от 15 сентября 1849 г. Автор «Организации труда» хочет создавать рабочие объединения под эгидой государства, финансируемые государством. Он предусматривает для таких ассоциаций авторитарное распределение прибылей в следующей пропорции:

— 25 % в амортизационный фонд;

— 25 % в фонд социального обеспечения;

— 25 % в резервный фонд;

— 25 % для распределения между рабочими.

Прудон и слышать ничего не желает об управлении подобного типа. Для него все объединившиеся в ассоциации трудящиеся должны не «подчиняться государству», а «сами быть государством». «Ассоциация (…) может все сделать, все преобразовать без помощи власти, захватить и подчинить себе саму власть». Прудон хочет «идти к управлению через ассоциацию, а не через управление к ассоциации». Он предупреждает от заблуждения, что государство, в той форме, в которой его себе мыслят «авторитарные» социалисты, допустит свободное самоуправление. И действительно, как сможет оно вынести «рядом с централизованной властью образование враждебных ей очагов»? Прудон провидчески предостерегает: «Ничего невозможно сделать в результате инициативы, стихийности, независимого действия личностей и коллективов, пока существует колоссальная сила, сообщенная государству централизацией».

Необходимо отметить, что именно либертарная, а не государственная концепция управления превалировала на конгрессах Первого Интернационала. Когда докладчик на Лозаннском конгрессе (1867), бельгиец Сезар де Пап,[45] предложил, чтобы государство стало владельцем национализируемых предприятий, Шарль Лонге,[46] в то время анархист, заявил: «Согласен, но при условии, что мы договоримся об определении государства как «коллектива граждан» (…) и о том, что эти службы будут исполняться не государственными чиновниками, (…) а рабочими товариществами». Дебаты возобновляются через год на Брюссельском конгрессе (1868), и тот же докладчик вносит на этот раз подготовленное уточнение: «Коллективная собственность будет принадлежать обществу в целом, но будет находиться в распоряжении рабочих ассоциаций. Государство будет представлять собой лишь федерацию различных рабочих ассоциаций». Уточненная таким образом резолюция была принята.