Читаем без скачивания Рука в перчатке - Найо Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он вступит во владение наследством в должное время, а именно — шестого ноября этого года.
— Разве он тебе не объяснил, почему деньги нужны ему сейчас? Он хочет купить картинную галерею Грэнтема.
— Объяснил. Кроме того, он сказал, что хочет уйти из гвардии и заняться галереей.
— И писать свои картины.
— Вот именно. Я не могу согласиться, чтобы он потратил наследство на такие вещи.
— Эндрю не ребенок и не дурак, он знает, что делает. Ему уже двадцать четыре, и он хорошо соображает.
— Здесь я с тобой не согласен.
— Бимбо тоже собирается принять участие в этом деле. Он уже собрал кое-какую сумму и хочет стать партнером Эндрю.
— Даже так? Но где он взял эти деньги?
Дезире изменилась в лице. После короткого молчания она сказала:
— Гарольд, я настойчиво прошу отдать Эндрю его наследство.
— Мне очень жаль.
— Думаю, ты помнишь, что на войне я не стесняюсь в средствах.
— Не только на войне, но и…
— Только не говори: «но и в постели», Гарольд.
— Не хочу разрушать твои иллюзии, — усмехнулся мистер Картелл.
— Ладно, — весело сказала Дезире и встала. — Очевидно, дальнейший разговор не имеет смысла. Тебе нравится в доме у Пи Пи?
Мистер Картелл тоже встал.
— Меня это вполне устраивает, — ответил он сухо. — Надеюсь, и Пи Пи тоже.
— Боюсь, его расстроит история с Моппет и Леонардом. Бедный Пи Пи, он такой душка, но жуткий сноб. Ему уже сказали?
— Что? — спросил мистер Картелл.
— Про твою племянницу и ее друга-уголовника?
Мистер Картелл побагровел и закрыл глаза.
— Она мне не племянница, — произнес он с глубоким отвращением.
— Откуда ты знаешь? Я всегда думала, что Конни могла ее бросить, а потом, так сказать, «удочерить» обратно.
— Это оскорбительные и ни на чем не основанные домыслы, Дезире. Мэри Ралстон росла в очень уважаемом приюте.
— Может быть, Конни сама ее туда и устроила.
— Извини, но мне пора поговорить с Райксом. Очень сожалею, если доставил тебе неприятности.
— Пи Пи ужинает у нас. До «поисков сокровищ» у нас будет много времени, чтобы мило посплетничать о том о сем.
Мистер Картелл покачал головой:
— Шантаж на меня не действует, Дезире. Я не изменю своего решения по наследству.
— Послушай, — вздохнула она, — думаю, ты отлично знаешь, что я не сентиментальная женщина.
— С этим трудно спорить. Женщина, которая устраивает званый ужин сразу после известия о смерти брата…
— Хэл, дорогой мой, ты всегда считал Ормсбери невыносимым, и я разделяла это мнение. Другие люди тоже не вызывают во мне особого восторга, врать не стану. Но Эндрю я люблю. Он — мой сын, и я его обожаю. Так что береги себя, Гарольд. Я вышла на тропу войны.
Вдалеке загудел автомобильный рожок. Они оба повернулись к окну.
— А вот и твои друзья, — сказала Дезире. — Полагаю, тебе не терпится их встретить. Всего доброго.
Когда мистер Картелл ушел, она подошла к французскому окну и встала в его проеме.
«Скорпион» на полном ходу влетел на аллею и резко сбросил скорость. Потом автомобиль неторопливо подкатил к дому. Леонард и Моппет одновременно выскочили из машины. Они направились к сержанту Райксу, оба сияющие и веселые, но с чуть заметной скованностью в жестах. «Наше тело, — подумала Дезире, — вот, что нас выдает».
Они подошли к группе из трех мужчин. Моппет с детской игривостью взяла под локоть мистера Картелла, и тот буквально оцепенел от отвращения. «Первая кровь», — с Удовольствием подумала Дезире.
Леонард слушал сержанта Райкса с доброжелательным видом, который постепенно сменялся глубоким удивлением. Наконец он иронически поклонился и махнул рукой на «скорпион». Заметив в окне Дезире, Леонард медленно покачал головой, словно приглашая разделить с ним его недоумение. Потом полез в салон и вытащил два больших свертка.
Дезире через французское окно спустилась вниз по ступенькам.
Мистер Картелл в ярости отцепился от Моппет.
— Полагаю, нам пора возвращаться, Райкс, — сказал он. — Если Коппер поведет вторую машину, думаю, вы сможете…
Сержант взглянул на Моппет и что-то пробормотал.
— Не стоит из-за нас задерживаться, — произнес Леонард любезным тоном. — Прошу вас.
Трое мужчин попрощались с леди Бантлинг, сели по своим машинам и уехали с натянутыми лицами.
— Ну что, — бодро спросила Дезире, — удалось раздобыть еду?
Моппет и Леонард весело улыбнулись.
— Дорогая леди Бантлинг, да! — ответила девушка. — Мы все забрали, но, как видите, у нас возникла одна проблема. Не знаю почему, но мистеру Копперу что-то втемяшилось в голову, и он оставил нас без машины.
— Все понятно, — вмешался Леонард. — Просто кто-то предложил ему лучшую цену.
— Какая досада, — покачала головой Дезире.
— Не говорите! Мы жутко разочарованы. — Моппет вдруг вскрикнула и зажала рот ладонью. — Леонард! — воскликнула она. — Какие же мы дураки!
— В чем дело, милая?
— Надо было уехать вместе с ними. Господи, что мы за идиоты! Что нам теперь делать?
Леонард серьезно задумался и потер рукой лоб.
— Боюсь, мистеру Джорджу Копперу придется вернуться на нашей машине. Скверно!
— Господи, что вы теперь о нас подумаете? — повернулась Моппет к Дезире.
— О, — обронила та небрежно, — только самое худшее.
Оба ответили дружным смехом, разве что чуть-чуть фальшивым.
— По крайней мере мы можем занести продукты в дом, — предложила Моппет, — а потом позвоним и вызовем какой-нибудь транспорт.
Бимбо вышел из дома, сплюнул на землю и увидел всех троих. Дезире ему улыбнулась.
— Почему бы вам не остаться? — громко обратилась она к Моппет. — Раз уж вы привезли нам еду, самое меньшее, что мы можем вам предложить, — это ее съесть. Оставайтесь.
Последствия вечеринки
IЭндрю положил на сиденье пальто Николя и сел напротив.
— Самое лучшее в этом поезде — то, что он почти всегда пустой. Значит, завтра вы вернетесь в Логово?
Николя ответила, что ее попросил об этом мистер Пириод. Она оставила у него свою печатную машинку.
— Вы вернетесь в Литтл-Кодлинг, но не завтра, — решительно заявил Эндрю. — Вы приедете сегодня вечером. По крайней мере я надеюсь… Нет-нет, ничего не говорите. Вас уже пригласили.
Он достал из кармана приглашение и протянул ей с неуверенной улыбкой.
В записке, написанной его матерью, говорилось: «Жду Вас на своей безумной вечеринке. Эндрю Вас привезет, а мы встретим. Он Вам все объяснит, главное — приезжайте».
Николя удивленно подняла глаза на Эндрю.
— Вы понравились маме, — объяснил он. — И мне тоже, хотя это и так очевидно. Только не надо разражаться гомерическим смехом и отвечать отказом. Просто скажите: «Спасибо, Эндрю. Это очень мило с вашей стороны, буду рада».
— Но как я могу?
— Что значит «как»? — пожал плечами Эндрю. — Как-нибудь. Почему бы нет?
— А, все понятно. Это вы на нее надавили, чтобы она меня пригласила.
— Клянусь, что нет! Наоборот, это она на меня надавила, а я ответил, что приду, только если вы придете.
— Ну вот видите!
— Что «видите»? Хватит придираться, просто соглашайтесь. Уверяю, это не будет одной из скандальных вечеринок моей мамочки. На такую я бы вас и сам не пригласил.
Николя кое-что слышала о приемах леди Бантлинг и мысленно вздохнула с облегчением.
— Вот что я придумал, — продолжал Эндрю. — Я провожу вас домой, где вы займетесь своими важными делами, а сам переоденусь во что-нибудь более приличное. Потом я возьму машину, мы вместе поужинаем и отправимся в Бэйнсхолм.
— А как же вечер с коктейлем, на который вы собирались?
— Забудьте о нем. Прошу вас, соглашайтесь, Николя. Вы приедете?
— Спасибо, Эндрю. Это очень мило с вашей стороны. Буду рада.
— Спасибо, Николя. — Всю оставшуюся часть пути Эндрю говорил о себе. Он рассказал, что всю свою жизнь хотел заниматься живописью и брал уроки в художественной школе, где ему сказали, что его работы «совсем недурны». Но дурны они или хороши, он все равно не может заниматься ничем другим. — В галерее Грэнтема есть небольшая студия, — продолжал Эндрю, — где можно рисовать картины и в то же время присматривать за галереей. — Потом он описал утреннюю встречу со своим отчимом и опекуном, мистером Картеллом, и их нервный и бесполезный разговор. — Это было совсем невесело, — меланхолично рассказывал Эндрю. — Он говорил так, словно мы обсуждали какие-то детские фантазии. Черт бы его побрал! Я показывал ему цифры и расчеты, а он даже бровью не повел. Я называл надежных и уважаемых экспертов, которые рекомендовали мне эту сделку, но он меня не слушал. Твердил только, что мой отец не хотел, чтобы я уволился с военной службы. Какого дьявола! — вскинулся Бантлинг, но тут же себя одернул. — Знаете, меня бесит даже не практическая сторона дела: в конце концов, я могу занять денег, заложить свое имущество или что там делают в подобных случаях. Мне отвратительно его самодовольное филистерство. А ужасней всего то, как он отзывался о моей живописи. Я говорил ему о личных вещах, очень важных для меня, а он выставил меня дураком и пустозвоном. Вы можете это понять?