Читаем без скачивания Растафарианская история - Полина Волкова

Мы подобрали Тито, заехали в какой-то уютный супермаркет с красивыми овощами. Рэбай что-то покупал там, а мы с моим другом вышли дожидаться его на улицу и опять закурили по сигарете. В этот момент произошло странное событие – внезапно пропал кусок времени: мы стояли и курили около лэндровера Рэбая, спиной к выходу из супермаркета, лицом к лесу, в следующий момент я обернулась от какого-то неясного волнения и увидела, как Рэбай машет нам руками и услышала его крик:

– Это началось! – кричал Рэбай. – В эту секунду – оно началось! Запомните эту секунду!

Мы засмеялись и стали садиться в машину. Тут Рэбай дал нам по жвачке (когда я увидела ее, то поняла, что именно жвачку хотела сейчас больше всего, кроме того, в нее тут же вжевался кусочек лсд и через несколько минут растворился вместе с жвачкой) и сказал:

– Теперь, только теперь, сегодня – вы узнаете, кто я такой, вы увидите настоящего меня.

Мы ехали в машине и смотрели в окна, мне было так хорошо на этом заднем сидении, что хотелось никогда не прекращать ехать, всегда ехать и не переставать думать. В это момент мои мысли и чувства (между которыми сложно провести границу) сложились в несколько отчетливых голосов. Дело в том, что я, как и пелевинская лиса, героиня Священной книги оборотня, имею несколько личностей внутри себя. Можно назвать их личностями, но это слово не совсем здесь подходит. Этих голосов много, но три голоса – самые отчетливые, самые звонкие и иногда невероятно навязчивые. Один из них, назовем его первый, это голос полного бесстрашия, голос человека, который никому не доверяет и склонен подозревать всех, который не простит никому и никогда даже неверную мысль, а не то что поступок, и, на самом деле, хочет только одного – скорейшей смерти. Второй голос – это голос хитреца, он любит все логично и ловко объяснять и выискивать глубинные причины, при этом часто настроен скептически (но свои негативные выводы высказывает не в такой агрессивной манере, как первый), это приятный голос, вкрадчивый и успокаивающий, но равнодушный, бесстрастный, голос разума, который не знает никаких чувств. Третий голос – голос интуиции и чрезмерного сострадания к тем, кто даже не просит сострадания. Он звучит редко, чаще всего упрямо отстаивает свою точку зрения.

– Разве ты всерьез пытаешься ему доверять? – спросил первый голос.

– Присоединяюсь, – сказал второй.

– Нет, пожалуйста, только не это. Помолчите, – ответил третий.

– Ты можешь пытаться доверять ему, но ты все равно будешь краем глаза следить и делать выводы, а значит все равно не будешь доверять, тогда зачем же пытаться? Даже своему лучшему другу, может быть единственному человеку на свете, который тебя по-настоящему любит, ты не доверяешь полностью. Ты хранишь свои тайны и даже не думаешь о них хоть кому-нибудь рассказывать. Если будешь пытаться доверять Рэбаю – это будет нечестно по отношению к тебе самой, – сказал второй голос.

– Тогда придется больше никогда с ним не встречаться, – опять заговорил третий, – Неужели нельзя заранее простить ожидаемый обман? Ведь если ты знаешь, что тебя собираются обмануть, это уже не обман. Рэбай обманет сам себя.

Мои внутренние голоса звучат громко и ясно тогда, когда они о чем-то спорят и не могут прийти к соглашению. Когда мои мысли текут мирной спокойной рекой, голоса переплетаются между собой, как нити, и образовывают единую линию потока сознания. Я подумала о том, что в движении мне всегда хорошо думалось и в детстве все самые свои большие философские открытия я совершила в каком-нибудь троллейбусе или трамвае. Я подумала о том, что мой друг, может быть, действительно доверяет Рэбаю, и поэтому мне нужно следить за всем происходящим сегодня очень внимательно. Тогда-то я и услышала, как Рэбай говорит Тито:

– Сейчас мы поедем к реке, а потом, после заката, поедем в церковь на горе. Понял меня?

Тито покорно кивнул в ответ.

Рэбай припарковался на обочине лесной дороги, мы вышли из машины и спустились по каменистому, поросшему деревьями склону к горной реке, мчавшейся с севера на юг. Солнце было прямо напротив нас, а справа, там, где брала истоки река, золотилась светло-голубая гора, имевшая, как я потом узнала, старое название Indian Head. Берег реки состоял из серых, голубых, розовых и бледно-желтых камней, по обе стороны реки росли высокие, старые деревья, на противоположном берегу сквозь молодую листву можно было разглядеть крыши домов, но никакие другие звуки, кроме плеска и шума воды, сюда не долетали. Вода была серебристо-серой, очень чистой и холодной на вид. Старый заржавевший мост пересекал реку как раз в том месте, куда привела нас тропинка, и Рэбай объявил, что это – вот это место под мостом – его тайное место, секретное убежище, здесь он однажды прожил в палатке несколько недель и, несмотря на то, что это частная собственность, никто его отсюда не выгнал. Он сказал, что приезжает сюда на протяжении уже многих, многих лет.

Я сразу же пошла к воде, окунула руки и вдохнула речной запах. Мой друг замер на берегу, наблюдая за рекой. (Краем уха я услышала, как Рэбай приказал Тито собрать веток для костра). Я села на большой камень, прямо напротив уже клонящегося к закату солнца и глубоко задумалась.

Какие такие картины могут увидеться мне под лсд? Разве правы все эти люди, которые утверждают, что под лсд им открывается истина, правда о мире, настоящая суть вещей, но проблема в том, что они не могут этого выразить? Разве увижу я что-нибудь такое? Это вряд ли. Они пытаются удержать в памяти свои видения под наркотиками, а сами не могут запомнить даже обычные сны. Я помню свой самый особенный, яркий и важный сон. Помню так хорошо, в таких деталях… Мне было семь лет, сон приснился мне в новогоднюю ночь, я спала на раскладушке около елки. В то время я ходила в музыкальную школу, и мне приснилось, что я знакомой дорогой через парк иду туда. Но вместо дороги и пешеходного перехода на моем пути была река и мост. Мост был деревянным, и речка была неширокой. На другом берегу я увидела зеленую поляну и опушку леса. Деревья в этом лесу были такими высокими, как манхэттенские небоскребы, небо голубым и безоблачным, трава сочно-зеленой, и в траве виднелись огненно-красные цветы. Цвета были настолько яркими, что в дальнейшей жизни я иногда с трепетом вспоминала эти незабываемые краски, которые в нашем мире можно увидеть только на картинах гениальных художников. Я перешла по мосту на другой берег, оглянулась и увидела, что на той стороне реки такие же исполинские деревья, как и на этой, устремляются ввысь к далекому небу. Я была в каком-то странном мире, красивом и пугающем одновременно. Тогда вдруг из сочной высокой зеленой травы выскочили индейцы, в волосах у них были перья, а в руках – тонкие копья, у них была темная, красноватая кожа и дикие глаза. Они окружили меня и взяли в плен, копьями показывая, куда мне идти. Они увели меня вверх по течению реки, и теперь деревянный мостик совсем пропал из виду. Я оказалась в гуще индейцев, они говорили мне что-то на непонятном языке, и я каким-то образом начала их понимать, они хотели, чтобы я подошла к их священному камню и прикоснулась к нему. Меня подвели к камню. Это был старый, испещренный письменами и резьбой камень размером с человека, по форме напоминающий яйцо. Этот камень не был просто камнем, в нем была какая-то жизнь, какая-то сила, воля, как будто кто-то был заключен в нем и звал меня к себе, просил протянуть руку. Камень пульсировал и из его трещин вытекала жидкость, похожая на масло или мед. Я решила во что бы то ни стало не прикасаться к камню, и индейцы, поняв это, сообщили мне, что тогда они собираются меня казнить. Меня отвели подальше от камня и дали время подумать. Я стояла на берегу и смотрела на реку, не зная, что же мне делать. Вдруг я заметила Иисуса Христа, стоящего недалеко от меня и, по видимому, тоже ожидающего казни. Я запомнила его очень хорошо. Он смотрел на меня, как бы давая что-то понять, как будто говоря что-то без слов. Тогда индейцы подошли и объявили, что время истекло и они сейчас будут казнить сначала его, а потом меня. Но перед этим они пообещали выполнить любое желание осужденного. Тогда он посмотрел на меня последний раз и прыгнул в реку, которая вдруг превратилась в широкий бурлящий горный поток с высокими берегами. Он уплыл по течению и исчез в серебристых брызгах водопада, срывающегося вниз с высокой скалы. Я проснулась ранним утром и помнила этот сон весь до мельчайших подробностей. Потом я часто его вспоминала, чтобы сохранить для будущего таким же ярким и подробным, и время странным образом не влияло на него.

Разве может мне привидеться под лсд что-то подобное? Ведь мир – иллюзия, а лсд – лишнее тому подтверждение. Я могу воздвигнуть город прямо на этом месте, могу превратиться в рыбу и уплыть вниз по течению, все что угодно – достаточно только захотеть. Но я не хотела ничего менять. Пейзаж вокруг меня был совершенен. Разве может быть что-то красивее реки, леса, горы и солнечного неба? Только ржавый мост мне здесь не нравился, но это мост Рэбая, поэтому он тоже должен быть здесь.