Читаем без скачивания Эхо северных скал - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не помню, – наконец ответил Матвей, – не могу я помнить, я же мертвый.
– Вам иголку в руку воткнуть? – разозлился Максим. – Или ножом по пальцу провести, чтобы вы свою кровь увидели. Живую.
– Тело может жить, тело спасли рыбаки, вот оно и живет, – равнодушно, бесцветным голосом отозвался мужчина. – Работает, ест, спит, а человека нет. Умер он.
Разгадывать загадки этого человека Шелестову не хотелось. Ясно, что после потери памяти у него начались проблемы с психикой. Все объяснимо, но расспрашивать его, видимо, бесполезно. Тем более что сегодня Максима ждала работа. Старшина артели обещал взять его с собой для осмотра одного из островов, который расположен в нескольких километрах от берега. Но после этого разговора и непонятных намеков Шелестов решил, что Матвея одного он на берегу не оставит. Пусть идет с ним на остров. Кто знает, что с его странной памятью? Потерял или не потерял. А если в бега подастся? Конечно, по тундре далеко не убежишь и не особенно спрячешься, если скал нет поблизости, а вот морем Матвей запросто может уйти. Ведь говорят рыбаки, что он, по всей видимости, хороший моряк.
Через два часа баркас отчалил от берега и на парусах пошел на северо-восток. Шелестов сидел на корме, одетый, как и все, в брезентовый костюм, то и дело смахивая соленые брызги с лица. Матвей с двумя рыбаками помогал Кузьмичу с парусом, а тот правил, посматривая то на низкое солнце, то на береговую линию. Шелестов смотрел, как уверенно действует Матвей, как он и другие рыбаки понимают друг друга почти без слов.
– Хороший моряк, – сказал Максим Кузьмичу и кивнул на Матвея. – А он хоть знает, понимает, что не первый год война идет?
– Знает, сказали мы ему, – ответил старшина.
– И как он отреагировал? Удивился, испугался?
– Нет, не испугался, – подумав, ответил Кузьмич. – Просто спросил, с кем война, с Германией. Видать, что-то в его мозгу там теплится, какие-то воспоминания.
– Может, и так, – задумчиво ответил Максим и стал смотреть вперед, на приближающийся остров.
Он снова стал думать об этом Матвее. «Неужели так бывает, что человек ничего не помнит? Может, и бывает. Вот так просто взял Матвей и заточил себя на этом берегу, ходит второй год с рыбаками в море и ничего не хочет, не помнит из прошлой жизни. Но ведь были же у него какие-то потребности, более яркие в прошлой жизни, ведь по всему видно, что он не из рыбаков и не из рабочих, не из колхозников. Или ему так удобнее прятаться здесь. Прятаться? Тогда от кого, зачем?»
Внизу промелькнули антенны метеостанции, и снова потянулись каменистые равнины. Сосновский с биноклем в руках сидел позади летчика. Нет, здесь, в южной части Новой Земли, что-то искать бесполезно. Гидросамолет шел на север к скалистым заливам. Не прошло и получаса, как под крылом уже стали подниматься скалы, с шумом поднимались на крыло птичьи базары. Два раза в море Сосновский видел спины китов, поднимавшихся на поверхность. Нет, в бинокль было хорошо видно, что это не подводная лодка. Вот и плотная струя водяного пара на выдохе, который делает кит. Широкий задний плавник поднялся, ударил по воде, и массивное животное снова ушло в глубину холодных вод. Гренландский кит.
Михаил вспомнил, как два дня назад в разговоре с биологом, специалистом по северным водам, он с усмешкой заявил, что не понимает, какого черта китам надо в северных морях. В теплых водах ближе к экватору и комфортнее, и пищи больше. Ученый засмеялся, похлопал Сосновского по плечу и стал объяснять, что природа устроена так, чтобы животные населяли все широты нашей планеты. И создавала их таким образом, чтобы они были максимально приспособлены именно к таким условиям. В других местах северные животные не смогут жить. Тут и принцип пищевых цепочек действует, и распределение кормовой базы по всем широтам. Нечего удивляться, смеялся биолог, природа мудра, она зачастую мудрее человека.
«Да, – думал Михаил, глядя вниз, – мудра природа. Она не уничтожает свое хозяйство так, как это делает человек. Сколько видов животных было истреблено человеком, особенно тогда, когда он получил более совершенные орудия убийства вместо копья и лука со стрелами. Да что говорить про животных, если человек и себе подобных норовит истребить бездумно, движимый только алчностью. Вот и теперь мы имеем страшную войну, которая развязана лишь из-за алчности власть имущих.
Если вспомнить даже Наполеоновские войны, тысяча восемьсот двенадцатого года. Почему Россия схватилась в войне с Францией? Да потому что вся Европа была покорена Наполеоном, и он хотел создать блокаду Великобритании. Он не мог победить ее на море, но блокировать всю связь с Европой мог. А тут Россия воспрепятствовала. Да, мы тогда практически спасли англичан от поражения и завершили ту войну. А потом подняла голову Германия, и снова с трудом удалось потушить пожар Первой мировой. Но нет же, вскормили западные монополисты Гитлера. И снова натравили на Россию, на Советский Союз. Никому не нужна сильная страна на востоке, занимающая одну шестую часть суши, всем завидно, что страна имеет такие безграничные природные ресурсы, все хотят оттяпать у нее кусок и даже пытались это сделать. Сколько же это будет продолжаться? Да всегда, пока есть Россия! Ослабить это давление и заставить дружить можно, лишь создав могучее государство. И оно будет таким, придется мириться Западу с этим фактом. Но для этого снова нужно победить в мировой войне. В очередной раз!»
Лодку в глубоком скалистом заливе Сосновский увидел сразу, как только открылась для обзора эта часть острова. Субмарина шла, не погрузившись, она уходила в море. Сосновский хлопнул летчика по плечу и стал тыкать рукой вниз. Тот кивнул, и самолет накренился на левое крыло, заходя в поворот. «Вот она, голубушка! – Михаил успел заметить бортовой номер лодки – U‐288, прежде чем самолет, описывая дугу, обошел цель, заходя с другого борта. – Есть, – обрадовался Сосновский, – теперь бы осмотреть место, где она стояла. Ведь стояла же, какого ей черта было входить в такой глубокий скалистый залив, скрытый со всех сторон горами? И номер есть бортовой, это обязательно надо сообщить нашей военной разведке».
– А черт! Уходи! – заорал Сосновский, бросив взгляд вниз на лодку и увидев, что в небо поднялся ствол крупнокалиберного пулемета.
Кричать было бесполезно – пилот его все равно не услышит. Бить его в спину или хлопать по плечу было поздно. Летчик и сам заметил опасность. Самолет резко лег на одно крыло, входя в крутой вираж, мотор заревел на сумасшедших оборотах. Свалившись плечом на один борт, Сосновский вцепился руками в металлическую скобу в кабине и стиснул зубы. Дурацкая ситуация, как же он ненавидел такие вот ситуации, когда смерть дышит тебе в лицо, а ты ничего не можешь сделать, когда именно от тебя ничего и не зависит. И сейчас снизу раздастся пулеметная очередь и прошьет легкий самолет, как консервную банку.
Слишком поздно заметили опасность, об этом Михаил догадался сразу. Слишком много открытой воды уже вокруг, и слишком далеко скалы. Даже если летчик умудрится развернуться к лодке хвостом, чтобы цель немецкому пулеметчику казалась маленькой, все равно шанс быть подбитыми слишком велик. Еще бы немного, дотянуть вон до тех скал, и тогда пулемет не достанет. Но надеждам сбыться было не суждено. Самолет вдруг вздрогнул, его бросило в сторону, и спереди из-под кожуха мотора повалил дым. Тяга сразу упала, и машина повалилась на бок, но пилот сумел выправить машину. Сосновский, чуть привстав, глянул на приборную панель, но сразу увидел, что одна рука летчика в крови и панель забрызгана кровью. Ранен! Не удержит машину!
Двигатель заглох, и слышался только шелест воздуха, который рассекали крылья самолета. И тут вторая пулеметная очередь угодила в гидросамолет. Пули с треском пробили правое крыло, а потом почти сразу разлетелся на куски хвост. Небо исчезло, а перед глазами мелькнуло море. Сосновский ухватился за что-то руками. Мелькали то море, то скалы, то небо, а потом последовал
