Читаем без скачивания Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Меня чудно устроили в отдельной, просторной комнате, все до мелочей было предусмотрено, я прямо был умилен и растроган. Отлично провел я 5 дней в тесном семейном кругу этой милой уютной семьи.

9-го числа они повезли меня по Военно-Грузинской дороге до Казбека, поехали мой двоюродный брат, две дочери, Ольга и Вера, и я в коляске; выехали в 8 часов утра, был чудный день, но прохладный. Эта поездка произвела на меня впечатление на всю жизнь. Я так был потрясен величием природы, грандиозностью ее, что был совершенно подавлен, и, проезжая впоследствии много раз по этой дороге, я каждый раз вспоминал и переживал это впечатление, которое произвела на меня дорога, когда я проезжал по ней первый раз.

Я вспоминаю и сейчас, с какой жадностью я вглядывался и в скалы, и в ущелья, и на ревущий Терек, как все это было для меня ново, могуче, необыкновенно. Сначала 8 верст мы ехали по совершенно ровной дороге, ничего особенного собой не представлявшей, на 8-й версте въехали в ущелье, по которому, с шумом пробираясь меж камней, бежал Терек. С этого места горы становятся все выше и выше, дорога начинает также подыматься над Тереком все выше. На 12-й версте станция Балта, здесь мы переменили лошадей, запрягли четверку, так как от Балты шел уже крутой подъем, а до Балты ехали парой. От Балты до Ларса 17 верст дорога идет сначала высоко над Тереком, а затем постепенно снижается, а Терек течет по более высокому руслу и у Ларса течет на уровне дороги. Здесь уже с ревом ударяется о большие камни, попадающиеся ему на пути, брызги так и летят; мы уселись в ожидании перекладки лошадей у самого берега и с замиранием сердца глядели на этот ревущий Терек. От Ларса до Казбека 16 верст крутого подъема, дорога вырублена в скале, справа отвесная стена, слева на огромной глубине грохочущий Терек. Дарьяльское ущелье, которое приходится проезжать между Ларсом и Казбеком, представляет собою мрачную, но величественную по своей красоте картину.

Страшно подумать, каких усилий стоило прорубить здесь в скалах такую дорогу. В час дня мы были уже на станции Казбек. Прямо перед станцией громадная гора, покрытая вечным снегом, высоко поднимается над остальными горами. В ту минуту, когда мы подъехали, снеговая вершина Казбека была ярко освещена солнцем, ни одного облачка кругом не было, она казалась совсем близко. Удивительно было красиво. Мы прошлись по аулам, меня поразила беднота, царившая в незатейливых саклях, сложенных из камней. Было 9 сентября, а на полях только начинали убирать хлеб.

Позавтракав, двинулись в обратный путь; приехали во Владикавказ уже к вечеру. 11-го надо было пуститься в дальнейший путь, очень мне было жаль расставаться с дорогой семьей Грессеров. Так уютно было у них эти 6 дней. До Новороссийска я доехал довольно хорошо, но было очень холодно, и я сильно мерз после Пятигорской жары. В Новороссийск приехал в 11 часов утра; при въезде в город открылся чудный вид на Черное море. На пароход получил последнее место, все было занято. Место оказалось в пятиместной каюте, теснота и духота ужасные. Помылся, закусил и пошел гулять по палубе, осмотрел пароход и пришел в ужас – на пароходе ехало 36 семейств с детьми. С одной стороны моей койки 6 детей, с другой – 8, и все они орали на разные лады. Хотел прилечь спать – невозможно, вышел опять на палубу, море было чудное, гладкое, голубое. В 4.30 раздался звонок к обеду. Около 100 пассажиров 1-го класса уселись в столовой. Обед был прекрасный, я сидел между двух генералов, один из них успел уже за закуской выпить много водки, так что за обедом был чересчур весел и, продолжая пить, пил за здоровье всех людей на земном шаре. Другой жаловался, что из-за крика детей не мог спать. Недалеко от нас сидел капитан парохода Никонов.

Уже в середине обеда я заметил качание лампы и почувствовал, что на душе становится нехорошо. Но я пересиливал себя и хотел дотянуть до конца обеда, стараясь не смотреть на лампу. К пирожному уже половины пассажиров не было, я крепился и выдержал до кофе, хотя, сидевшая против меня задорная американка все меня спрашивала, почему я так молчалив, почему я так побледнел и т. д. Ужасно она меня раздражала. Выпив кофе, я вышел на палубу, качка была уже порядочная. Вдруг ко мне подходит капитан парохода, любезно знакомится со мной и предлагает мне чудную отдельную каюту. Я, конечно, с восторгом принимаю предложение. Капитан приказывает перенести мои вещи, и мне отводят наверху на палубе чудную каюту – кровать, диван, письменный стол, шкаф. Как только перенесли мои вещи, я почувствовал, что держаться больше не могу, подошел к борту парохода и, держась за канаты, изрядно накормил дельфинов. Шатаясь, я добрел до своей каюты, разделся и лег, пролежав до 6 часов утра, до самой Ялты.

В Ялте меня встретил мой друг Вельяминов и два экипажа от Юсуповых – для меня и для вещей. Напившись кофе на берегу моря, я зашел к Вельяминову, который жил с женой недалеко от набережной, на даче родителей своей жены Трубецких. Около 11-ти часов поехал в Кореиз. Всю дорогу я наслаждался чудными видами, проехал Ливадию, Ореанду, Ай-Тодор, одно имение красивее другого. В Ай-Тодоре в то время жили молодые: великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ксения Александровна. В Кореизе Юсуповых еще не было. Меня встретила гувернантка с младшим сыном Феликсом (впоследствии женившимся на княгине Ирине Александровне) и мать Юсупова, старушка графиня Сумарокова-Эльстон. Предложили мне на выбор две комнаты – в большом доме и во флигеле. Я попросил в большом доме – мне отвели чудную комнату наверху, солнечную, с чудным видом на море. Весь день я больше пролежал, отдыхая от дороги, выходил из своей комнаты только к завтраку и к обеду. На другой день ездил в Ай-Тодор расписаться к великой княгине Ксении Александровне, затем простоял обедню в Кореизской церкви. Днем был у графини Олсуфьевой, которая жила по соседству на даче графини Клейнмихель, узнал от нее весьма неутешительные вести о здоровье нашего дорогого государя, у которого определили болезнь почек. Так страшно стало при этом известии. Доктора настояли, чтобы государь ехал в Крым, и в Ливадии стали все готовить к приезду их величеств.

16-го сентября, чувствуя себя вполне окрепшим после путешествия и отдохнувшим, я решил съездить в Ялту повидать друзей и знакомых. Выехал я с докторшей из Кореиза в 11 часов утра. Во время пути, поднимаясь в гору, мы въехали в тучу, были моментально окутаны густым туманом, так что ничего не было видно вокруг, так мы ехали минут 20 и собирались даже повернуть обратно, как вдруг, сразу, стало светло, и под нашими ногами очутилась залитая солнцем красавица Ялта. Море было чудное, совсем синее. В Ялте я проехал прямо к Вельяминовым, позавтракал у них, затем мы зашли за нашим товарищем по полку Комаровым и пошли все вместе к Козакевичу, тоже нашему однополчанину, недавно женившемуся на фон Дервиз, рожденной Ивановой, сестре нашего товарища. Мы не застали их и пошли на набережную к Верне пить чай в павильон над морем. Тут днем можно было всегда встретиться со всеми. От Верне зашел к некоторым знакомым, обедал у Вельяминовых и с ними отправился в театр, давали разную смесь, играли очень плохо. В антракте нас всех угостил Шеншин (москвич) устрицами, вином и кофе. В 11 часов вечера вернулись к Вельяминовым, а в 12 часов я на почтовых уехал в Кореиз. К счастью, у меня была бурка, башлык и дождевая накидка, т. к. возле Ливадии пошел проливной дождь и лил всю дорогу. Темень была страшная, и я удивлялся ямщику, который, не смущаясь, летел под гору, несмотря на постоянные повороты. В час ночи я был в Кореизе, где меня любезно ожидали чай и закуска.