Читаем без скачивания Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

14-го июня великий князь уехал в Борки с государем на освящение церкви, а в Ильинском все расхворались: у Стенбока заболела нога – ишиас, у Белевского сделалась крапивная лихорадка, у Форбрихера инфлюэнца, да и великая княгиня слегла, у нее оказалась 38,6 температура. А накануне она была еще совсем здорова, просидела у меня весь вечер. Ужасно было досадно, я хотел навестить великую княгиню и попросил Гадона отвезти меня в кресле во второй этаж к ней. Благодаря террасе около комнаты великой княгини и отлогому спуску с нее, это было можно. Там я встал с кресла и на костылях пошел к великой княгине, постучался к ней в кабинет. Она лежала там на кушетке и была страшно удивлена, увидев меня. Меня усадили в кресло, под ногу уложили ряд подушек, и я отлично посидел около часу с великой княгиней, пока Гадон читал вслух.

Когда мы заметили, что она утомилась и стала дремать, мы ушли. Меня таким же порядком Гадон проводил домой.

15-го числа приехал в Ильинское художник Фламенг, чтобы нарисовать портрет великой княгини, он оказался очень забавным, веселым французом. Погода была в этот день сносная, и меня возили в кресле по парку. Возвращаясь к себе, я неловко встал с кресла и споткнулся на больную ногу. Этого было достаточно, чтобы опять возобновилось воспаление в правой чашке, опять поставили мушку. К тому же погода опять ухудшилась, было всего 10º, дождь стал лить целые дни. Доктор Зеренин велел все переставить в моей комнате, одну дверь наглухо затворить, одно окно обить сукном, чтобы не дуло.

16-го вернулся великий князь с поездки и долго сидел у меня.

17-го меня навестили Юсуповы. Нога моя на этот раз не улучшилась от мушек, а боли даже увеличились; доктор Зеренин изменил поэтому лечение, велел подвесить ногу и прикладывать лед, дабы уменьшить воспаление.

22-го мне стало немного лучше, я перешел с постели на диван, который мне принесли в этот день заново перебитым. Он был покрыт клеенкой, что было неудобно, так как в жару простыни как-то прилипали. Великий князь это заметил и тотчас приказал перебить. Меня прямо до слез трогало их внимание.

23-го их высочества переехали на неделю в Усово, перед отъездом великий князь зашел ко мне, при нем мне подали депешу моего брата, который извещал меня о своем приезде в Москву. Узнав об этом, великий князь сказал, чтобы брат мой обязательно приехал в Ильинское, что он распорядится, чтобы за ним выехали лошади. Таким образом, все 24-е число я провел с моим братом, он уехал в тот же день с последним поездом.

25-го июня, совсем неожиданно, ко мне из Усова приехала великая княгиня с княжной Трубецкой и Гадоном, очень я им обрадовался, посидели у меня, выпили чаю и поехали обратно. На другой день у меня были Юсуповы, просидели часа два, были страшно милы. Юсупов, уезжая, сказал мне, что он очень просит меня взять у него денег на поездку на лечение, сколько мне понадобится, чтобы я ни у кого не занимал, и прибавил, что не уедет, пока я не дам ему слова, что воспользуюсь его предложением, что этим я доставлю ему большую радость; ужасно меня это тронуло.

27-го ко мне из Усова приехали великие князья Сергей и Павел Александровичи, а после их отъезда великая княгиня с княжной Трубецкой привезли разные безделушки с ярмарки из Петровского.

Великий князь хотел пригласить профессора Захарьина ко мне, но это совпало с депешей профессора Вельяминова-хирурга, который, узнав от своего племянника о моей болезни, телеграфировал мне, что хочет меня навестить и на днях приедет ко мне из Петербурга. Когда я сказал об этом великому князю, то заметил, что ему это было не особенно приятно, так как этим самым приглашение Захарьина являлось излишним, а у великого князя характер был ревнивый, и он не любил, чтобы что-нибудь делалось помимо его. Очень мне было досадно, что так вышло.

В ночь на 28-е число у меня ночевал мой друг Вельяминов, приехавший из Москвы, чтобы меня повидать. В 4 часов ночи мне должны были менять мешок со льдом на ноге, для этого в помощь моему человеку был назначен негр из прислуги великого князя, который и спал недалеко от меня. Но этот негр, несмотря на будильник, проспал; я подождал до 4.30 и начал звонить, никто не откликнулся. Проснулся Вельяминов и пошел будить человека, не подозревая, что это негр. Подойдя к кровати и окликнув его, он до того испугался, когда тот вскочил, что выбежал из комнаты. Потом мы долго смеялись.

30-го июня меня, наконец, перенесли из комнаты на балкон, так приятно было вдохнуть чудного воздуха.

Днем ко мне заезжали Юсуповы, привезли бутылку старой малаги. Когда они уехали, то из Усова приехала великая княгиня с княжной Трубецкой.

2-го июля все переехали из Усова обратно в Ильинское. Тотчас по приезде ко мне пришла великая княгиня с женихом и невестой – Белевским и Трубецкой. Великая княгиня принесла мне букет чудных роз и меню, нарисованное ею, на котором было написано меню моего обеда в этот день. Последнее меня особенно тронуло – она узнала, какой у меня будет обед, и написала его. Я заказывал себе обед сам. Пока великая княгиня сидела у меня, пришел и великий князь, нашел, что у меня вид лучше, что я розовее.

На другой день в Ильинское приехал великий князь Михаил Николаевич с генералом Озеровым, которого поселили в моем соседстве. Это был очень милый человек, и я очень был рад ему. Вечером, в этот же день, когда я сидел на балконе, вдруг я услыхал голос великого князя Михаила Николаевича: «Можно к тебе?» И с этими словами он поднялся ко мне с Гадоном. Я был страшно тронут таким вниманием с его стороны, он был очень в духе, много рассказывал о Кавказе, припоминая очень интересные эпизоды. При нем пришла великая княгиня, а мне как раз надо было уже вернуться в комнаты, так как становилось сыро. Они вышли в соседнюю комнату и, когда я устроился у себя на диване, опять вошли ко мне. Великий князь Михаил Николаевич вскоре ушел, обещав принести интересную книгу, а Елизавета Федоровна осталась и раскладывала у меня пасьянсы.

Был у меня доктор Зеренин, отменил лед и велел класть компрессы из руссовской примочки[332] и мазать йодом через день, а через неделю хотел наложить гипсовую повязку. Ноге стало гораздо лучше. Меня опять стали катать по парку в кресле.

Как-то раз один из придворных лакеев, везя меня по дорожкам парка, говорит мне: «Вот я, когда жил у генерала такого-то (фамилию я сейчас не помню), также все возили его в кресле, а как осенью переехали в город, так они и померли, очень уж жалко их было». Я не мог не улыбнуться на его утешительные слова и сказал ему: «Ну, Бог даст, я еще поживу, он, вероятно, старше меня был».

5-го был день именин великого князя Сергея Александровича, я ему подарил пилу для пилки сучьев, он очень увлекался в то время этим занятием. После завтрака великий князь пришел ко мне с Дмитрием Павловичем и благодарил за пилу, которую он нашел очень удобной. Затем была и великая княгиня с Е. Н. Козляниновой.