Читаем без скачивания Запретные мечты - Дженнифер Блейк

– У кого-нибудь есть ключ от этой двери? – спросил Вард у пробегавшей мимо девушки. Она посмотрела на него с ужасом и побежала дальше.

– Пойдем отсюда, Вард, – взмолилась Консуэло. – Здесь больше нельзя оставаться. Подумай о Сирене, обо мне, в конце концов, если тебе нет дела до себя самого.

Он не ответил. Выпрямившись, он бросился на дверь еще раз, второй, третий. Наконец она распахнулась, с шумом ударившись о стену.

Сирена зажала рот обеими руками, чтобы не закричать. Кровь заливала всю комнату, она забрызгала стены, ручьями текла по полу к кровати. На покрывале из брюссельского шелка, широко раскинув ноги, лежала Перли. Из пятки свисавшей с кровати ноги медленно капала кровь. Ее спутанные волосы тоже пропитались кровью, а глаза оставались широко раскрыты. Над ней, спустив брюки ниже колен, склонился старейшина Гриер.

– Господи, – прошептала Консуэло, отвернувшись.

Вард припал на одно колено. Мормон повернулся и с рычанием скатился с кровати, сжимая в руке нож. Когда седовласый полуголый маньяк приблизился к нему почти вплотную, Вард вскинул винтовку, прижал приклад к щеке.

24.

Сирена уверенными шагами спускалась по лестнице, натягивая на ходу перчатки из серой кожи. Сегодня впервые после многих месяцев пасмурной погоды и снежных заносов выдался светлый солнечный день, витраж над входной дверью переливался всеми цветами радуги. Серо-голубые глаза Сирены сияли, она чудо как похорошела, на щеках играл румянец, а губы сделались розовыми и больше не казались пересохшими. Наконец-то она обрела покой, почувствовала себя свободной и счастливой, и, если иногда по ее лицу пробегала тень, Сирена не давала ей задерживаться. Она больше никому не позволит нарушить свой, с таким трудом завоеванный покой – ни сегодня и ни когда-нибудь еще.

Ее костюм из серо-лилового крепдешина никак нельзя было назвать ярким, но она специально выбрала такую расцветку. Вместе с этим символом траура Сирена надела серые перчатки, круглую шляпку и колье из черного янтаря с десятидюймовыми подвесками, которое когда-то преподнес ей Натан. На плечи жакета с рукавами, сшитыми по фасону «баранья нога», она накинула отороченную бобром пелерину – подарок Варда на прошлое Рождество. Такое сочетание казалось ей весьма неплохим, хотя она и сомневалась, что оно понравится Варду.

Ожидая ее, он сидел в коляске, грелся на солнышке, не выпуская вожжи из ловких рук. Он тоже выглядел намного лучше. Пуля, которую он получил в тот ужасный день, сломала два ребра. А когда ему пришлось прыгать вместе с женщинами с верхнего этажа публичного дома, он еще проткнул легкое. Вард вполне мог бы заболеть пневмонией, но все, слава богу, обошлось. Он до сих пор выглядел немного осунувшимся, возможно, так казалось из-за бронзового, не сходящего с его лица загара, но тем не менее вполне поправился для того, чтобы заниматься чем угодно.

Сирена улыбнулась, вспомнив прошлую ночь и все, что произошло между ними на огромной постели в золотой спальне Бристлекона. Они разделяли ее в течение последних четырех недель, за что следовало благодарить Консуэло. В тот день, когда Сирена и Вард добрались до дома, они были слишком изможденными и слишком страдали от боли, чтобы задумываться о том, в каком положении они очутились. Миссис Иган показала на комнату Сирены, и Консуэло велела старателям, которые привезли их домой, уложить их вместе на эту кровать. Они лежали там, охваченные то жаром, то ознобом, впадая в беспамятство, поворачиваясь друг к другу лицом, прикасаясь руками, шепча друг другу слова признательности до тех пор, пока не осмелились прошлой ночью на нечто большее.

Сирена мысленно вернулась на несколько недель назад, к тому кровавому дню. Она вспомнила три выстрела пожарной тревоги, вспомнила, как она спускалась из горящего публичного дома по связанной из простыней веревке, оказавшейся слишком короткой, из-за чего ей пришлось прыгать с немалой высоты. Вспомнила, что она почувствовала, увидев, как старатели, называвшие ее когда-то Золотыми Каблучками, разогнали последних нанятых Перли молодчиков и уже собирались ворваться в бордель, когда его целиком охватил огонь. Что случилось потом, Сирена помнила смутно, она только знала, что ее упряжку с экипажем остановили и пригнали обратно и что двое самых сильных горняков отправились верхом, сопровождая их в Бристлекон. Охрана, собственно говоря, требовалась скорее уже не ей с Вардом, а лошадям, чтобы их не украли по дороге. К тому времени огонь успел охватить значительную часть деревянных построек Криппл-Крика, и люди кидались на любую повозку или лошадь, чтобы спасти имущество от пожара. «Эльдорадо» сгорел дотла, как и почти все другие заведения на Мейерс-авеню…

Увидев Сирену, Вард вышел из экипажа. Спустившись с крыльца, она села в коляску, опираясь на протянутую руку. Поднявшись на козлы и взяв поводья, Вард обернулся и с улыбкой посмотрел на Сирену, любуясь ее зарумянившимся лицом под широкими полями шляпы. Потом взгляд его зеленых глаз ненадолго задержался на ее накидке. Наконец он со вздохом отвернулся, словно делал это против своей воли, прикрикнул на лошадей, и коляска покатилась по дорожке.

Сирена смотрела на его сильные руки, сжимавшие вожжи, с удовольствием наблюдая, как искусно Вард правит лошадьми. Он вообще многое умел, но кое-что удавалось ему особенно хорошо. Да, теперь она в огромном долгу у Консуэло.

Она благодарила испанку не только потому, что та распорядилась положить их на одну кровать. Нет, это было далеко не все. Сирена выражала Консуэло признательность за то, что она предупредила ее о надвигающейся беде, поддержала их с Вардом, стояла с ними плечом к плечу перед толпой, перед старейшиной Гриером. А потом, когда все кончилось, испанка провела в Бристлеконе много дней, выхаживая их с Вардом, не говоря уже о том, как она заботилась о Шоне все то время, пока Сирена оставалась слишком слаба, чтобы самой заниматься сыном. Она благодарила Консуэло за то, что с пониманием отнеслась к ее браку с Натаном, не винила ее в его смерти, в том, что Сирена не смогла сделать его счастливым; и еще за целую тысячу других, более мелких вещей.

– О чем ты думаешь? – спросил Вард.

– О Консуэло, – ответила Сирена, взяв его под руку.

– Жаль, что ей пришлось уехать.

– Да, но она уже давно так решила.

В первые дни после пожара Сирена опасалась, как бы у Консуэло не случился выкидыш от невероятного перенапряжения. Но этого, к счастью, не произошло. Ей вполне хватило одной ночи крепкого сна, чтобы восстановить силы – по крайней мере, она сама так утверждала. Ее предки были крестьянами; и для того, чтобы вырвать брошенное в почву семя, требовалось кое-что посерьезнее столкновения со злобной толпой и прыжка со второго этажа. Она постоянно твердила, что та работа, которой она занималась – разносила подносы, меняла белье, возилась с Шоном, – пошла ей на пользу, потому что помогала ей не думать о Натане и о том, что она станет делать, когда приедет в Мексику.