Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам - Эдуард Филатьев

И ещё Вегер отметил:

«Я от него узнал вещи, которых не знал. Например, о Маринетти, о происхождении футуризма. Меня беспокоило то, что эти люди в области политики стоят на чрезвычайно реакционных позициях.

Он отвечал на это, что это вопросы искусства, совсем другая вещь. И из этих его позиций в искусстве не было никаких выводов в область политики…

Он говорил:

– Моя задача заключается в другом. Я иду по самостоятельному пути, мне нужно проделать колоссальную работу для того, чтобы добиться результатов в этом направлении. Я знаю, как пишет Пушкин, но у меня свой путь. Я не хочу быть просто подражателем Пушкина, я хочу писать по-другому, мои потребности иначе об этом говорят. Кроме того, ты знаешь, я ведь и Пушкина-то толком не знаю.

Я относился к этому тогда довольно иронически, что бурлит в нём кровь, мол, послушайте его – он будет наряду с Пушкиным фигурировать! Но в искренности его, в том, что это его подлинное внутреннее настроение, а не простая шумиха, в этом я был уверен».

А вот как о футуризме и о футуристах высказался Константин Бальмонт (в том же 1914 году, в интервью газете «Виленский курьер»):

«То, что я знаю из футуристической литературы, настолько безграмотно, что говорить о футуризме как о литературном течении невозможно. Из Русского футуризма я ничего не вынес: в нём жалкие потуги, плоские и наглые выступления и беспрестанные скандалы.

В Италии футуризм умерен, ибо там на все течения в искусстве наложена печать законченности… Русские футуристы «обезьянничают» с Итальянского футуризма. Русский язык ещё эволюционизирует и отнюдь ещё не закончен. Мы переживаем в настоящем времени перелом. Он (русский футуризм) яркий выразитель происходящего на наших глазах перелома».

Поэт Николай Степанович Гумилёв высказался о новом направлении в поэзии ещё жёстче:

«Появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом».

Продолжение вояжа

Пока футуристы пытались убедить город Казань в том, какие они «умные», в Москве на очередное заседание собрался педагогический совет Училища живописи, ваяния и зодчества и исключил из числа учеников Бурлюка и Маяковского. Газета «Новь» прокомментировала это решение так:

«Исключены они на чисто формальном основании.

– Советом преподавателей, – говорит инспектор Училища В.П.Гиацинтов, – было сделано постановление о воспрещении нашим ученикам принимать участие в диспутах, быть лекторами, оппонентами и пр…. Ввиду того, что гг. Бурлюк и Маяковский продолжали выступать на диспутах, совет преподавателей вынужден был исключить их из числа учеников».

Иными словами, Училище не желало иметь в своих стенах тех, кто превращал Искусство в посмешище. А ведь именно этим, по мнению учёного совета, и занимались Бурлюк с Маяковским.

В автобиографических заметках «Я сам» об исключении сказано кратко и довольно грубовато (своих недавних преподавателей Маяковский даже художниками не посчитал, взяв это слово в кавычки):

«Совет «художников» изгнал нас из училища».

Весть об исключении «рыцарствующих клоунов» была растиражирована многими российскими газетами – их статьи имели заголовки: «Репрессии против футуристов», «Дурную траву из поля вон», «Финал футуристических выступлений».

Впрочем, на активность поэтов-авангардистов их исключение из Училища никак не повлияло. 2 и 4 марта они должны были выступить на «вечерах» в Гродно и Белостоке.

В каждом городе программу выступлений надо было утверждать в полиции. Для того, чтобы получить разрешение, иногда приходилось посещать даже генерал-губернатора. Такая была тогда житейская практика. Но что любопытно – отказы футуристы получали крайне редко. К примеру, в городе Елисаветграде местная газета «Голос юга» 7 февраля 1914 года сообщила:

«Второй вечер футуристов с участием Бурлюка и Маяковского местной администрацией не разрешён».

Но первый-то «вечер» (3-го февраля) – тот, что был с участием Игоря Северянина – всё-таки состоялся. Из-за чего было отменено второе выступление, неизвестно. Возможно, возникли какие-то местные причины, от самих футуристов не зависевшие.

А вот до губернатора города Гродно, видимо, дошли какие-то слухи о «репрессиях» против московских «поэтов-лекторов», и он направил о них запрос московскому градоначальнику. Тот в ответ послал справку Охранного отделения Москвы, в которой футуристы назывались «неблагонадёжными». И выступление «новых людей новой жизни» в Гродно тут же запретили.

Не принятые в Гродно, Бурлюк и Маяковский поехали в Пензу и 3 марта выступили там. В «Хронике жизни и деятельности Маяковского» приводятся воспоминания одного из зрителей:

«Читали Д.Бурлюк и Вл. Маяковский… Говорили здорово. Особенно Маяковский. Бурлюк ужасно жестикулировал. В своей речи Маяковский доказывал, что… когда читаются их произведения, то публика обыкновенно смеётся. Смеётся не потому, что их произведения смешны, а потому, что так новы, что кажутся смешными, и публика не в состоянии их разобрать и понять. Он разобрал несколько произведений, и после этого они уже не казались такими странными, как тогда, когда он эти произведения ещё только читал…

Маяковский закончил свою речь обращением к публике: «Так вот, господа, подумайте, достойны ли мы вашего свиста?» – и ему аплодировали без конца».

17 марта футуристы выступали в Ростове-на-Дону. Газета «Приазовский край» сообщала:

«Очень милое впечатление несомненно искреннего юноши произвёл Владимир Маяковский, который вполне откровенно рассказал о своих желаниях и тайных мыслях. Маяковский хочет создать песни сегодняшнего дня, дня, „когда носят ботинки Vera с загнутыми концами“, песни для толпы… Петь об аэропланах, экспрессах, автомобилях, а не о белых колоннах разрушающихся старых особняков… Горячий призыв юного поэта подкупил аудиторию (наполовину тоже юную), как подкупает всякий призыв к борьбе за новое».

Из Ростова-на-Дону футуристы двинулись в Саратов, где 19 марта выступили в зале Консерватории.

Никакого ажиотажа в этом волжском городе они не произвели. Зал, в котором выступали заезжие знаменитости, был наполовину пуст.

Газета «Саратовский листок» представила гостей так:

«В.Маяковский, весьма развязный молодой человек типа современной "тангизированной "молодежи, появился на эстраде в розовом пиджаке, с разноцветным торчащим из кармана платочком».