Читаем без скачивания Психология. Психотехника. Психагогика - Андрей Пузырей

Еще Выготский указывал на решающее значение философии психотехники (и шире: философии практики) для поиска пути к конкретной практической психологии человека. По мысли создателя культурно-исторического подхода, именно (психо)технику (и шире: «практику») эта психология должна «поставить во главу угла» своего – «косвенного» – метода изучения человека. Выготский прозорливо замечал, что создание философии техники – задача несоизмеримо более трудная (но и важная), нежели разработка собственно научно-технической (то есть «психотехнической») теории техники. История современной психологии со всей очевидностью демонстрирует справедливость этих слов.

Именно в последние десятилетия (в последние годы – и в нашей стране) сложилась и интенсивно развивается новая парадигма психологии, которую в противовес «естественнонаучной» можно было бы назвать (собственно, так она сама себя и именует) «психотехнической» парадигмой. Для нее характерен не только совершенно особый тип теории, но и совершенно особое отношение между теорией и практикой: теория выступает здесь в качестве особого «органа» отправления и развития практики, получая, в свою очередь, уникальную возможность развиваться через извлечение опыта этой практики. В силу чего эту психологию можно считать действительно «практической» – в отличие от «прикладной», каковой, в лучшем случае, может быть (что бы она сама при этом ни говорила) психология, развертываемая в рамках естественнонаучной парадигмы мысли.

Однако за психотехнической парадигмой сегодня стоит «инструментальный» взгляд на технику, который берет ее в соотнесении с определенными целями действия, с задачей достижения вполне определенного «преобразования» (безразлично: «внешнего», в физическом мире, или – «внутреннего», в плане сознания и психики).

Этот «инструментальный» взгляд на технику характерен не только для «самосознания» научных дисциплин (как «естественнонаучных», так и «инженерно-технических») и всякого рода практик (включая и «психопрактики»), но также – и для современной философии и методологии науки и техники, даже в лучших ее образцах (достаточно сослаться на философию техники Ясперса или на традицию Московского методологического кружка).

Как показано в работах Хайдеггера, «инструментальный» взгляд на технику не позволяет схватить – как принадлежащее существу техники и как имеющее критическое значение для науки и практики – особого рода «производящее» действие техники, – «производящее», однако, уже не в «инструментальном» смысле, но в хайдеггеровском смысле «про-из-ведения» как «при-ведения к присутствию» вообще и лишь постольку (и – тем самым) – к присутствию для «изучения».

Вследствие этого, ни развертываемая в рамках «инструментального» понимания техники «критика техники», ни проистекающие из него и находящие себе в нем обоснование и оправдание различные стратегии – технического же – «овладения» техникой и достижения «свободы» по отношению к ней – не только не достигают своей цели, но и – вопреки своим намерениям – в действительности сами оказываются только элементами тех или иных «диспозитивов техники», создаваемых властными структурами общества; они оказываются с самого начала уже «встроенными» в те самые стратегии власти, против которых – по видимости – они выступают. В рамках инструментального понимания техники отсутствует ясное осознание того, что «через» различные виды «техники» – в частности «психотехники» – приводятся к существованию совершенно различные формы психической жизни человека, устанавливаются, или «ставятся» – как ставится голос, – различные «культуры психической деятельности». Тем более инструментальный взгляд на технику не позволяет уяснять, какой тип «про-из-ведения» стоит за теми или иными психопрактиками и реализуется соответствующими формами психотехники.

Между тем можно показать, что современная психотехника – безотносительно к делению на направления и школы и часто вопреки провозглашаемым «гуманистическим» максимам – почти сплошь, тотально захвачена тем особым типом «поставляющего производства», который Хайдеггер в своей философии техники вскрывает по отношению к феномену «современной техники». В рамках «поставляющего производства» человек – его психика, сознание, личность – выступает как целиком «поставляемый в наличие», «предоставляемый в распоряжение» для того или иного «потребного» (то есть – по произволу) употребления: для «овладения», «управления», «организации», «воздействия», «формирования», наперед заданной «трансформации» и т. д. и т. п., одним словом – для манипулирования. Важно подчеркнуть: он не просто так выступает, но – только так и может выступать.

Уже Хайдеггер показывал, что подобного рода «поставляющим производством», осуществляемым современной техникой начиная с Нового времени, все более захватывается физическая природа человека (в частности – в рамках медицины, но также – физиологии, биологии), которая, правда, сама уже при этом есть не natura naturans – не живая и животворящая природа, – но всего лишь особого рода машина, «самоорганизующаяся система» – «сама себя выделывающая поделка». Такой род «про-из-ведения человека» – его психики, сознания, личности – реализует, по сути, и современная психотехника, как правило, не отдавая себе в этом отчета и, больше того, оказываясь – в силу характерного для нее способа мышления – неспособной это понять и, стало быть, изменить.

На примере генеалогической критики классического фрейдовского психоанализа (равно как и некоторых других форм современной психотерапии) можно вскрыть и проанализировать основные «черты» того «феномена человека», который приводится к существованию и утверждается как «норма» человека внутри присущего психоанализу способа «поставляющего производства». Можно показать драматические последствия этого способа иметь дело с человеком – как в контексте его «изучения», так и, в еще большей степени, в рамках практической психотехнической работы. Целый ряд встающих в связи с этим фундаментальных проблем оказывается неразрешим внутри наличных в самом психоанализе способов мысли, равно как и в рамках традиционной философии и методологии науки и техники. Генеалогический анализ обеспечивает возможность такого изменения мышления, которое открывало бы путь к новой – не на словах, а на деле «гуманистической» – психологии человека и к неманипулятивным формам психотехники. В соответствии с таким пересмотром идеи психотехники выступает в новом ракурсе и целый ряд проблем психологии личности, и прежде всего – проблема понимания.

В тигле души: к со-бытийному пониманию человека [142]

Я хочу высказать одну только мысль, которая, как мне представляется, лежит в направлении событийного понимания души. Что это значит, я и попытаюсь объяснить. Я попытаюсь сделать это буквально двумя крупными мазками. Можно сказать – языком притчи.

У ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса – который, как известно, был также и серьезным эзотериком – среди прозаических произведений есть небольшая новелла, которая называется «Rosa Alchemica». Я воспользуюсь ее началом для того, чтобы наметить путь к тому, что я хочу сказать.

Сюжет там такой: герой новеллы – молодой человек, уже серьезно погруженный в эзотерику, неожиданно получает крупное наследство: родовой дом, имение. И поскольку жизнь его внутренне уже радикально переломилась, он хочет и внешне жизнь в этом новом своем доме также построить в соответствии со своей новой жизненной линией. Он убирает со стены портреты предков, все переставляет на новые места, в своем кабинете размещает предметы, которые, по его мнению, должны помогать ему быть сосредоточенным на своем духовном поиске, держаться своего эзотерического пути. Даже окна он завешивает шторами с особыми символическими изображениями, он скупает и выставляет в своем кабинете кучу различных антикварных, тоже символических предметов. Даже самая настоящая алхимическая печь, которую он по случаю купил, тоже здесь находится. И вот однажды он садится в этом своем кабинете, обводит взглядом все эти свои сокровища, и вдруг его почему-то пронзает мысль, что он «окружил себя золотом, полученным в чужих тиглях». А многие из этих предметов действительно были сделаны из благородных металлов, из чистейшего золота. Но вот эта мысль действительно его вдруг пронзает. Потому что внутри того понимания своего духовного поиска, которое он пытается реализовывать, единственно подлинным золотом может считаться как раз золото не натуральное – то, которое получается из руды или добывается в слитках, – но только алхимическое золото. Но настоящее алхимическое золото – золото, опять же, не внешней, «физической» алхимии, но алхимии душевной, внутренней, – это золото, которое может быть получено только в своем тигле. То, что получено кем-то другим, «в чужом тигле» не является настоящим, подлинным и, собственно, не имеет никакой духовной ценности.