Читаем без скачивания В годину славы и печали - Евгений Александрович Белогорский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от моряков, полковник Фортескью имел несколько иные понятия о чести и долге перед империей. Поэтому он категорически отклонил повторное предложение Беренса о сдаче.
Горя гневом от негодования, адмирал дал коменданту час для консультации с Лондоном и принятия окончательного решения, однако и после этого британский флаг гордо реял над Гибралтаром. И тогда, стремясь не уронить лицо перед испанцами, адмирал приказал открыть огонь.
Ровно три часа продолжилась бомбардировка неуступчивой скалы. Находясь вне зоны поражения британских батарей, вооруженных шести– и восьмидюймовыми орудиями, русские корабли методично опустошали свои артиллерийские погреба, со всего маха вколачивая правду-матку несговорчивым британцам.
Основная цель этого обстрела заключалась не столько в том, чтобы стереть с лица земли укрепления Гибралтара и уменьшить число его защитников, сколько разрушить питьевые цистерны, в которых заключался весь запас пресной воды крепости. Вырубленные в скальной породе, они были прекрасно защищены от ветра и штормов, но не смогли противостоять русскому динамиту, который безжалостно разворотил их. О месте расположения цистерн русские моряки узнали от испанцев, любезно предоставивших своим нежданным союзникам эти секретные сведения.
Во время обстрела Гибралтара осколком снаряда был ранен его несговорчивый комендант, что самым кардинальным образом сказалось на судьбе крепости. Едва только стало известно, что Гибралтар лишился своих запасов воды, как заместитель коменданта Гибралтара майор Дэвис приказал поднять белый флаг. Как только на крепостном флагштоке взвилось белое полотнище, генерал де Мола сразу повел свои войска к неприступной скале и принял капитуляцию крепостного гарнизона, выстроившегося на пристани.
Весть о столь беспардонном очищении Гибралтара русскими моряками вызвала бурю недовольства и негодования в британском обществе, даже несмотря на катастрофическое положение дел в самой стране. Не в особом восторге от проведенной операции был и сам Корнилов, надеявшийся, что занятие Гибралтара пройдет так же гладко, как это было в деле с Мальтой. Обе стороны стремились минимизировать обнаружившиеся разногласия в стане союзников, и следствием этого стал специальный меморандум, спешно подписанный Лондоном и Москвой. Согласно этому дипломатическому творению, гибель линкора «Бэлуорк» объяснялась не боевыми действиями между кораблями союзников, а трагической случайностью. На русском гидроплане, проводившем плановый полет, произошла поломка двигателя, в результате чего не справившийся с управлением пилот врезался в покидавший Гибралтар линкор. От сильного взрыва произошла детонация погребов корабля, приведшая к его гибели. Больше ничего не было. Крепость была передана испанцам по взаимной договоренности.
Такая трактовка событий помогла сгладить возникшую напряженность между странами, но одновременно с этим генерал Корнилов был негласно объявлен самым опасным и вредоносным государственным деятелем для интересов Британской империи.
Еще не успели высохнуть чернила на листах меморандума, еще с ним не была ознакомлена британская нация, а Ллойд-Джордж уже вызвал к себе начальника особого отдела МИ-6 майора Скотта.
– Эти проклятые русские варвары вновь обошли нас, – гневно обратился он к майору, едва тот переступил порог тайной резиденции премьера, находившейся в одном из железнодорожных пакгаузов. Правительство готовилось к эвакуации, и специальный экспресс был готов вывезти премьер-министра на север в любую минуту. – Вслед за Каиром и Мальтой они полностью вышвырнули нас из Средиземноморья, нашего исконного стратегического района. Год назад такой исход событий было трудно предугадать. Никто не мог предположить, что этот халиф на час, это творение наших рук так быстро оперится и начнет играть собственную партию. Да еще как играть. Если он сейчас цепко держит нас своими немытыми пальцами за горло, то я боюсь подумать, что будет с нами после войны. Ничуть не удивлюсь, что, получив выход в Атлантику, господин Корнилов замахнется на наши колонии, святая святых нашей империи. Демарш русских с экспедицией Рериха в Тибет наглядно показывает, что главная цель этих действий – Индия. Поэтому, Уильям, я хочу, чтобы ваша контора предприняла самые решительные действия против генерала Корнилова.
– Простите, сэр, я хотел бы знать, насколько решительными они должны быть? – спросил премьера многоопытный Скотт. Все время, пока Ллойд-Джордж давал волю своему гневу, он безмолвно сидел на стуле и очнулся, лишь только настала пора говорить о деле.
– Разве я не ясно выразился? Самые решительные меры! – метнув яростный взгляд в службиста, произнес премьер.
– Позвольте уточнить, сэр, – нейтральным голосом произнес майор, – в эти решительные меры входит насильственное устранение генерала Корнилова или нет?
Ллойд-Джордж энергично подался вперед всем корпусом и, вперив гневный взгляд в своего собеседника, спросил сварливым голосом:
– А что, подобная возможность у вас имеется?!
Лицо майора не отразило никаких эмоций. Он что-то стал быстро просчитывать в уме, а затем с беспристрастностью арифмометра сообщил изумленном премьеру:
– Да, сэр. И это можно сделать в самое ближайшее время и чужими руками.
От этих слов премьера охватило двойственное чувство. С одной стороны, он был безмерно рад расквитаться с человеком, причинившим столь много вреда его родине. И одновременно его охватило смешанное чувство страха и неуютности от того, с каким видом Скотт предлагал устранить Корнилова, словно собирался смахнуть с обеденного стола крошки. Это давало пищу к глубоким размышлениям.
Видимо, майор увидел ту гамму чувств, что промелькнули на лице премьера, и впервые за все время своего пребывания в кабинете Ллойд-Джорджа он позволил себе улыбнуться.
– Сейчас идет война, сэр. И это нам несколько развязывает руки в нашем служении империи, – тихо пояснил службист. – Что касается генерала Корнилова, то мы можем устранить его руками немцев, которые даже не будут подозревать об этом. Поэтому мне нужно от вас твердое да или твердое нет.
В последних словах майора Ллойд-Джордж уловил скрытый упрек в нерешительности, а потому, откинувшись на спинку кресла, он зло произнес, будто вколачивая гвозди в крышку письменного стола:
– Да, черт возьми! Пусть русские платят за всю разбитую посуду.
Скотту было неизвестно, о какой посуде говорит господин премьер, да, собственно говоря, его это мало интересовало. Приказ был получен, и его следовало исполнять, пока к этому располагали события, а они развивались своим чередом.
– Одновременно с прорывом бронепоездов к Рейну русские сумели сильно потеснить наши войска и в центральной части Германии. Прорвав оборонительные заслоны под Виттенбергом, к вечеру 18 декабря они взяли Лейпциг и продолжают наступление на Галле и Эрфурт, – рука в кожаной перчатке быстро коснулась указкой нарисованных на карте синих стрел, чьи острия хищно нацелились вглубь Германии.
В ставке германского кайзера в Шарлоттенбурге проходило одно из последних совещаний имперского командования. Вместо застрявшего на севере страны фельдмаршала Людендорфа доклад производил его заместитель генерал Штауфенбах. Грузный Гинденбург понуро сидел в массивном кресле и без всякого интереса слушал доклад генерала. Ему уже все было ясно, и только прусская дисциплина и впитанное с молоком матери понятие чести и
