Читаем без скачивания Персидские юмористические и сатирические рассказы - Голамхосейн Саэди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бой барабана приятен лишь вдалеке,— как всегда, отшутился господин Техрани.
— Нет, я серьёзно,— возразила она,— многие мои подруги мечтают встретиться с вами.
— Так за чем же дело стало? Продайте им билеты, пусть придут посмотреть на меня.
— О, как остроумно!
Девушка всячески ухаживала за ним, наливала ему вино, приносила угощения и сигареты, подсаживалась рядом и болтала. Казалось, между ними складываются дружеские отношения. Но тут общество перешло к анекдотам. Каждый рассказывал по одному, очередь дошла до новой знакомой господина Техрани. И тут она, ни капельки не смущаясь, выдала открытым текстом, без каких-либо иносказаний один из тех неприлично-эротических анекдотов, которые не каждый мужчина рискнул бы рассказать даже в мужской компании. Все восторженно захохотали и стали упрашивать её рассказать ещё что-нибудь. Но господину Техрани стало тошно. Тошно не от вина и сигарет. Он встал и вышел. Он ругал и проклинал себя. После этого случая он дал себе слово не ходить больше на подобные приёмы, а о девушках и вовсе не думать.
8Приятели, те, которые ещё не забыли его, или те, которые считали нецелесообразным -забыть его, иногда позванивали и приглашали:
— Старик, что ты сидишь как сыч, давай приезжай к нам. А господин Техрани каждый раз отвечал:
— Лучше вы приезжайте ко мне. Мне неохота ехать в этой толчее. Вы же на машинах.
— Ладно,— соглашались они,— так и быть, приедем, а по дороге чего-нибудь захватим.
— Не беспокойтесь,— отвечал он,— пока вы будете добираться, я сам сбегаю и все куплю.
В другие времена это не имело бы никакого значения. Но теперь он стал особенно щепетилен: ему казалось, что друзья из жалости не позволяют ему тратиться. Поэтому он обычно настаивал на своём, и им приходилось уступать.
До их приезда он заходил в магазин, покупал все необходимое, готовил и накрывал на стол. Друзья обычно восторгались:
— Ах, каким ты стал хозяйственным, как у тебя все вкусно!
— Да, от безделья чему не научишься! — отзывался господин Техрани.
Часа два-три они болтали о том о сём, немного опьянев, ударялись в воспоминания.
Среди них был один, который уже многие годы занимался бизнесом. У него были свои связи, свой круг знакомств. Но изредка он встречался с друзьями молодости — так богач, которому надоела изысканная пища, иногда тянется к печному горшку. А может, просто он временами начинал скучать по тем тёплым человеческим отношениям, которых ему так недоставало. В тех кругах, где он вращался теперь, за словами «Да стану я твоей жертвой», «Твой покорнейший слуга», «Искренне твой» таился голый растёт, отношения между людьми строились на основе соперничества, зависти, показухи.
Хотя этот человек и пытался изображать из себя доброго старого друга, господин Техрани чётко видел, что между ними пропасть. Поэтому господину Техрани даже в голову не приходило когда-нибудь о чем-нибудь попросить его, несмотря на то что знал: тот многое мог бы сделать. Лишь однажды, под хмельком, отчасти просто для проверки, отчасти потому, что ему действительно необходимо было найти работу и мысли об этом ни на минуту не покидали его, господин Техрани спросил:
— Скажи, пожалуйста, твоей фирме не нужны переводчики?
— Дорогой Техрани, наша фирма — не экспортно-импортная контора. Зачем нам переводчики? Вот кто нам нужен, так это счетоводы. Ты бы посмотрел, какие завалы у наших счетоводов. Сейчас повсюду в них нужда. Мы очень хорошо им платим. Кстати,
почему бы и тебе не освоить эту профессию?
Проклиная себя за то, что начал этот разговор, и стараясь сохранить хладнокровие, господин Техрани, улыбаясь, ответил:
— Во-первых, у меня просто нет желания. Во-вторых, как тебе известно, я всю жизнь занимаюсь литературой, а не арифметикой.
Позже, оставшись наедине с собой, он выплеснул себе на голову целый поток ругательств: «Господин Техрани! Ваша светлость господин Техрани! Ты все-таки не смог придержать свой поганый язык. Да будь проклят твой отец! Да будут прокляты предки твоих предков! Болтун, трепач проклятый!»
Этот приятель-бизнесмен уже давно уговаривал друзей уехать в Европу или Америку, продав все, что только можно. Естественно, лучше в Америку. Он говорил: «Европа по сравнению с Америкой — глушь. Хотите прославиться — поезжайте в Америку, хотите работы, настоящей жизни — поезжайте в Америку!»
Откуда у него появились такие мысли, можно было понять, прислушавшись и приглядевшись к нему повнимательней. Он твердил: «Чтобы добыть эти жалкие гроши, мне пришлось пятнадцать лучших своих лет загубить в горах, в пустыне, вдали от Тегерана, вдали от семьи. Теперь я уже немолод, у меня нет больше сил. Я не желаю больше тянуть эту лямку. Сколько лет дано человеку для жизни?» Ясно было, что он оказался в тупике и пытается найти какой-то выход. Пятнадцать лет копил деньги и купил все, что можно купить. А теперь не мог понять, ради чего живёт Ему хотелось убежать от себя, от своей пустоты, но он не знал, как это сделать. И вот ему стало казаться, что, если он уедет отсюда, из этой страны, где погублена его молодость, все само собой образуется и остаток жизни он сможет провести в своё удовольствие.
— У тебя есть деньги, а у нас — нет, у нас недостаточно денег,— возражали ему друзья.
— А как это — «недостаточно денег»? — изображая святую наивность, спрашивал он.— Все, что имеем, сгребём в общую кучу, и хватит на всех. Предположим, у меня сто туманов, у тебя— десять, у него — один. Сложим все вместе, и всем хватит. А иначе в чем же заключается дружба?
Господин Техрани был возмущён до глубины души, но молчал. А чтобы случайно не потерять самообладание и не выпалить чего-нибудь, пил и пил водку. Нет, разумеется, он вовсе не опасался мести этого своего влиятельного приятеля и, уж во всяком случае, нисколько не боялся как-то задеть его, обидеть, нет — просто он считал бесполезным что-либо объяснять. Нельзя же пытаться перевоспитать человека и направить его на путь истинный, когда у того за спиной уже полжизни! Но однажды вечером, после очередного выступления на ту же тему приятеля-бизнесмена, у господина Техрани снова «лопнула пружина», и он заговорил:
— Я расскажу тебе историю про одного шофёра, который пришёл сдавать экзамен на первый класс. Офицер, принимавший экзамен, спросил его: «Как ты поступишь, если ночью в пустынном поле наедешь невзначай на какого-нибудь беднягу?» Водитель не задумываясь выпалил: «Господин капитан, я посажу его в машину, доставлю в первую же больницу или поликлинику и представлюсь на первом же жандармском посту». Капитан, улыбнувшись, говорит: «Ну да, конечно! Так я тебе и поверил! Да ты, такой-рассякой, днем-то, в городе, на глазах у всех давишь людей и сматываешься. Так неужели же в тёмном и пустынном поле поступишь иначе?»
Все молчали, пряча улыбки. А разглагольствовавший до этого бизнесмен настороженно спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Да так, ничего! — улыбнулся господин Техрани.— Я ничего не имел в виду.
А ещё как-то, в другой раз, когда они снова собрались в его доме, этот приятель, считавший себя вправе поучать других или по крайней мере жалеть их, спросил господина Техрани:
— Ну, чем занимаешься?
— К счастью и к несчастью,— как всегда уклончиво ответил господин Техрани,— все ещё живём, существуем и драгоценную жизнь свою проводим в безделье.
— Послушай, дорогой Техрани,— продолжал приятель.— Я уже давно думаю о тебе и о твоём положении. С другими тоже беседовал. Ну согласись, это же не жизнь. Все время торчишь дома и только и делаешь, что пьёшь водку и куришь. Это никак не может называться работой.
— А чем прикажете заняться? — с напускным безразличием спросил господин Техрани.
— Каким-нибудь делом, какой-нибудь работой, поискать получше: здесь не получилось — там постучаться. В конце концов чего-нибудь добьёшься, а сидеть сложа руки — это же ни к чему не приведёт
— Должен доложить вашему превосходительству,— спокойно и холодно ответил господин Техрани,— я уже стучался и в эту, и в ту, и в сто других дверей, но по причинам как мне, так и вам известным не добился никаких результатов. Поэтому больше я не намерен стучаться ни в какие двери, просить и умолять.
— Да, причины, вернее, единственная причина мне известна: это твоё собственное упрямство. Брось упрямиться. Ты же не ребёнок Ты сам прекрасно знаешь, что в твоих интересах. Ты сам прекрасно знаешь, что нужно делать, чтобы все двери перед тобой растворились.
— Так! — ощетинился господин Техрани.— Это ваш дружеский совет?!
— Да нет, я же не говорю, чтобы ты делал это на полном серьёзе; просто так, для отвода глаз, как мы, как все люди.
Господин Техрани молчал, все остальные молчали тоже. Он налил всем водки, разбавил её содовой, бросил лёд в бокалы. В душе его бушевала буря. Он сдерживался изо всех сил, чтобы с губ не сорвалось какое-нибудь крепкое словцо. Он глотнул водки и, тоном таким же холодным, как плавающий в его бокале лёд, произнёс: