Читаем без скачивания Страж фараона - Михаил Ахманов

Техенна ухмыльнулся.

– Я понял больше, чем ты, мудрый отец мой. Я немного знаю их язык и обычаи… Но пусть говорит Ако! Эти пожиратели слоновьих хвостов – его народ.

Сенмут кивнул кушиту.

– Ты разобрался, о чем они толкуют? Что за быки и что за женщина? И – клянусь Маат! – какое нам дело до этого?

– Дела никакого, хозяин, если не жалко крови, которая прольется. Воины в их селении острят копья, и скоро одна половина набросится на другую.

– Кровопролитие не угодно богам, если нет для него серьезной причины, – нахмурившись, произнес Инени. – Скажи этим людям, Ако, что я отправлюсь в их селение и буду судить их спор. Амон мне поможет!

– Молю тебя, учитель, не торопись! – Сенмут коснулся белой одежды жреца. – Не спеши! Мы ведь не знаем, что судить и кого! Вдруг нас заманивают в ловушку? Послушаем Ако и тогда решим!

Послушаем, молча согласился Семен, наблюдавший за этой сценой, и добавил про себя: торопливость нужна лишь при ловле блох.

Ако заговорил с охотниками, что-то переспрашивая и уточняя; их резкие высокие голоса звучали в безмолвии степи подобно клекоту хищных птиц. Инени слушал, покачивал головой, дергал свисавший с шеи амулет и недоуменно щурился. Видимо, суть переговоров все еще ускользала от него.

Наконец Ако отвернулся от темнокожих воинов и с важностью произнес:

– Тиго, мой господин! Тиго бонго балуло! Большое и очень опасное колдовство! В этом племени его карают так: перебив виновнику ноги, тащат в степь и бросают на поживу львам. Или гиенам, как повезет. Воистину дикари и недоумки! Ведь дух съеденного может вернуться! У моего народа обычай куда разумнее: сначала виновного жгут на костре, а пепел…

– Погоди, не вешай нам траву на уши, – прервал его Семен. – Виновный-то кто? И в чем он виноват?

Ако задумчиво поскреб широкую грудь, поднял взгляд кверху.

– Сейчас, хозяин… говорить – не дротики метать… дело непростое… – Он кивнул на мужчину с палкой за поясом. – Видишь этого человека? Имя ему Хо, и он охотник на слонов, лучший в их племени. У него есть дочь, и вождь Шабахи, чье имя Икеда, забрал ее шестой женой и тем обидел Каримбу, их колдуна. Каримбе хотелось, чтобы дочь Хо пришла к нему в хижину. Своих дочерей у Каримбы много, и он предлагал Икеде любую на выбор, даже двух или трех. Но вождь взял дочь Хо.

– Дальше!

– Потом у Каримбы сдохли быки. Пара отличных быков, каких лишь в колесницу солнца запрягать! А всем известно, что просто так быки не дохнут, особенно у колдуна. Пришлось Каримбе духов вызывать, советоваться с ними. Духи сказали, что виновата дочка Хо – глаз у нее нехороший, посмотрит на быков, и те умрут, на человека взглянет, и ему не жить. Теперь Каримба говорит Икеде: пришли мне эту женщину, дабы изгнал я зло и взял ее себе, а если изгнать не удастся, сломаю ей кости и брошу львам. Икеда же говорит Каримбе: быки твои пали от старости, а на жене моей нет вины, и место ей в доме моем, на спальной циновке. И от того случилось в Шабахе смятение: одни охотники считают, что прав колдун, другие стоят за вождя, не сегодня-завтра быть великому кровопролитию. Тогда Хо – вот этот человек, что перед тобой, – сказал: пойду с братьями к речному берегу, поищу людей из Черной Земли; велик их владыка, и сами они сильнее духов Каримбы. Найду их и попрошу, чтобы рассудили.

Ако смолк, а Семен переглянулся с Инени.

– Верно, – подтвердил жрец. – Не все я понял сразу, ведь я не знаю их обычаев, зато я вижу, что люди они разумные: наш повелитель велик, и всякий, кто верит в Амона, сильней их духов.

Он обратил лицо к охотнику и, тщательно подбирая слова, вымолвил несколько фраз. Тот ответил, потом, вытащив из-за пояса палку, протянул ее Инени. Эта дубина с каменным навершием была толщиною в два пальца и длиной в руку; дерево казалось темным, отполированным прикосновением ладоней и очень прочным. Хо совал свою палицу жрецу, что-то настойчиво повторяя.

– О чем это они? – Семен подтолкнул Ако локтем в бок.

– Премудрый Инени сказал, что пойдет в их деревню и рассудит вождя с колдуном. Хо теперь говорит: докажи свою силу, сломай мой кийи. Это дубинка, хозяин, которой бьют слонов. Сначала их колют копьями в ноги, чтобы перерезать сухожилия, потом, когда зверь упадет, отсекают хобот и бьют в голову, в особое место между ухом и глазом. Лучший воин бьет, а другие вспарывают брюхо и…

– Избавь меня от подробностей, дружок, – сказал Семен и, неожиданно для себя самого, взял из рук охотника палку. Сенмут что-то с тревогой выкрикнул, глаза Инени расширились, будто он тоже хотел его остановить, но пальцы Семена уже обхватили рукоять и каменный набалдашник. Он стиснул челюсти, мышцы его напряглись, закаменели на мгновение, потом раздался сухой, похожий на выстрел щелчок.

– Ну, хозяин… – пробормотал Техенна, выкатив глаза. – Жаль, тебя не было рядом, когда Сет выпустил кишки Осирису!

– Истинно так! – с воодушевлением поддержал Ако. – Чтобы мне пива больше не пить!

Семен повернулся к брату.

– Я отправлюсь с этими людьми в их селение. Не тревожься и не отговаривай меня – мне не грозит опасность. Во всяком случае, меньшая, чем тебе или мудрому Инени… ты согласишься с этим, если вспомнишь, откуда я пришел.

Кивнув охотнику Хо, он бросил на землю обломки кийи, вытянул руку к холмам и повелительно произнес: «Шабахи!» На лице Хо расплылась довольная улыбка; подхватив свое копье, он прикоснулся ладонью к груди и, не говоря ни слова, зашагал к висевшему над саванной солнцу. Двое его спутников шли за спиной Семена, но он не улавливал ни шелеста трав, ни иных шорохов и звуков, будто кралась за ним пара огромных пантер. Потом раздался голос Сенмута: «Ако! Ты пойдешь с ним и будешь глядеть своими глазами и слушать ушами, дабы не было беды для брата моего! И скажи в селении так: если замыслят злое, гнев Амона падет на их головы! И еще скажи: у пер’о – жизнь, здоровье, сила! – больше лучников, чем травинок в этой степи!» – «Они знают об этом, господин», – прогудел Ако, и вскоре тень его соединилась с тенью Семена.

«Куда я иду? – раздумывал тот. – Зачем? Для чего? Из желания убедиться, что мир вокруг реален, что, кроме речных берегов, корабля и встретившихся мне людей, есть и другие земли, другие люди?» Возможно, это было так, но ему казалось, что есть еще какая-то причина, что-то такое, что двигало им, чего он был не в силах распознать. Любопытство? Стремление к действию? Нет, не то… пожалуй, не то…

Семен поравнялся с охотником и, стараясь говорить отчетливо и медленно, спросил:

– Как зовут твою дочь? Как ее имя?

Кажется, вопрос был понятен его проводнику. Охотник нахмурился, будто о чем-то размышляя, потом пожал плечами, бросил: «Дочь Хо!» – и добавил несколько непонятных фраз.

– Ее зовут дочь Хо, господин, и у нее нет другого имени, – пояснил Ако. – Имя будет, когда родится первый сын. Пока она слишком мала.

– Слишком мала? Сколько же ей лет?

После кратких переговоров с охотником Ако сообщил:

– Десять и еще два. Или один, он в точности не помнит. Но он сказал, что каждый месяц между ее бедрами течет кровь, и значит, она созрела для мужчины. Тем более для вождя! Большая честь попасть в его хижину и на его циновку! Не только честь: Хо получил от Икеды двух коров и двух телят, шкуру леопарда и звание первого охотника. Каримба столько бы не дал. Каримба жаден, и не в его власти назвать охотника лучшим и первым.

– Сукин сын! – пробормотал Семен на русском, глядя в широкую спину Хо. Теплое чувство, которое он испытывал к этому человеку, вроде бы впавшему в несчастье, испарилось; теперь он знал, что не забота о дочери и не желание предотвратить свару погнали Хо к речным берегам. Скорее, пара коров, пара телят и шкура с почетным званием… Не заберет ли вождь подарки, если Каримба отнимет девочку? Надо думать, заберет… Вожди коровами зря не бросаются…

Тут припомнилось Семену, как сидел он в яме у Эрбулата, одного из своих хозяев и как толковали хозяйские женщины о соседе: мол, нечестивец и зверь, из тех поганых псов, каким отомстит Аллах! Толковали вполголоса, ибо соседа боялись; был он человеком Басаева и как-то – то ли своей рукой, то ли при дележке пленных – схватил девчонку лет двенадцати, дочь, как думалось, бизнесмена из Астрахани или Ростова. Но бизнесмен оказался врачом, деньги на огромный выкуп вымаливал по друзьям и родичам, а Эрбулатов сосед его поторапливал, каждый месяц отправляя по пальцу дочки.

Долго не вспоминал Семен про эту историю, а вот – надо же! – вспомнил! И сам озверел, как Эрбулатов сосед. Там – девчонка, и тут девчонка, и неизвестно, что страшней: пальцы терять или подвергнуться в двенадцать лет насилию. Бродила в нем мысль, что это, может, и не насилие вовсе, а местная традиция: солнце жаркое, девушки зреют, как шампиньоны на унавоженной грядке, в двенадцать – невеста, в двадцать – мамаша с целым выводком, а в тридцать уже покойница. Все это могло быть так, но он еще оставался человеком другого времени, другой земли, других понятий, и они, эти понятия о добре и зле, наполнили душу Семена гневом и состраданием. Теперь он знал, для чего идет в Шабахи.