Читаем без скачивания Страж фараона - Михаил Ахманов

Между изгородью и самой просторной хижиной высилась груда желтоватых слоновьих клыков. Очень солидный штабель, метра полтора в длину и в ширину, а высотой – по грудь мужчине. Клыки были отборные, огромные, каких Семену не доводилось видеть у животных в зоопарках – кажется, слоновье племя, в отличие от человечьего, со временем порядком измельчало. Этот дар был, разумеется, взяткой, как и обильное угощение и дочка Хо, которой ему предложили попользоваться. Во все времена жизнь у судейских нелегкая, подумал Семен; не жизнь, а сплошные соблазны. То пиво с закусью, то бабы, то клыки…

Он оглядел штабель и отрицательно покачал головой.

– Костями мой не брать. Тяжело, неудобно! Капуста есть? Зеленые? Лучше бы с портретом Франклина.

Вид ошарашенной физиономии Икеды доставил ему секундное удовольствие. Насладившись этим зрелищем, Семен зашагал к водоему, где уже толпился народ; быков убрали, землю подмели, и все необходимые персоны были на месте: охотник Хо, колдун Каримба и сотни зрителей – на сей раз без оружия. Верный толмач Ако тоже находился здесь – стоял, почесывал живот и ждал хозяйских указаний.

Оглядев мрачного колдуна, полного нехороших предчувствий, Семен кивнул Икеде:

– Привести твой женщина!

Ее привели. В ярком свете занимавшегося утра она выглядела еще очаровательней – ни дать ни взять набоковская нимфетка, только смуглая и до смерти перепуганная. В толпе от нее отворачивались, перешептывались, чертили в воздухе магические знаки, и даже отец, охотник Хо, уставился взглядом в пыльную землю. Колдун, однако, взирал на девочку с вожделением – то ли не боялся сглаза, то ли знал, с чего быки его откинули копыта.

Руки Семена взлетели вверх, плечи расправились, грудь напряглась; сколь помнилось, в этой деревянной позе Инени молился солнцу.

– Мой видеть вещий сон!

В толпе зашумели еще до того, как Ако перевел – вероятно, речь роме была понятна многим.

– Мой говорить с богами, с великий Осирис! – важно провозгласил Семен. – Готов ли твой, Икеда, и твой, Каримба, слушать его волю?

Оба коснулись ладонями груди; колдун – с угрюмым выражением на обрюзгшем лице, вождь – полный радостных надежд. Что до дочери Хо, то она стояла ни жива ни мертва.

– Осирис говорить, глаз у этой женщина плохой. Очень плохой! Левый глядеть – бык дохнуть, правый – носорог, а если она смотреть обоими… – Опустив руки, Семен сделал многозначительную паузу.

Толпа возбужденно загомонила, в темных зрачках Каримбы сверкнуло торжество, а вождь в отчаянии хлопнул ладонями по толстым ляжкам и попытался что-то возразить. Что касается дочери Хо, то она, услышав приговор, рухнула на землю и скрючилась так, будто львиные клыки уже терзали ее тело. Но дух ее, видимо, был крепок: девочка не вскрикнула, не потеряла сознания, и глаза ее были по-прежнему открыты. Они взирали на Семена с тем упреком, с каким глядит ребенок на обманувшего его взрослого; ты был со мною добр, говорил ее взгляд, ты дал мне пищу и не сделал больно, и ты меня предал…

Тянуть не стоит, решил Семен, и снова вскинул руки.

– Осирис говорить еще! Он говорить: Каримба – стар и глуп, силы нет, духи Каримбе не помогать. Эта женщина, – он шагнул к девочке и поднял ее, – смотреть на Каримбу и посылать его к быкам, в страну Осириса. А Каримба Осирису совсем не нужен! Зачем ему старый вонючий шакал?

Девочка цеплялась за тунику Семена, Ако толмачил с ухмылкой во весь рот, а лицо колдуна стало темным от прилившей крови. Внезапно он стукнул кулаком в грудь и заорал, мешая местные слова и речь роме:

– Никто не верить этот человек! Мой – великий тиго! Тиго бонго! Мой усмирить этот женщина! Мой не верить Осирис, не верить сон! Осирис – тапа кануто, зан мудава! Осирис…

Семен отодрал от одежды пальцы дочери Хо и, вытащив кинжал, сделал шаг к колдуну.

– Ты как обозвал моего Осириса, шмурдяк? – с угрозой прошипел он по-русски, ухватив Каримбу одной рукой за ворот, а другой тыкая ему под третий подбородок острие. – Значит, ты Осириса не уважаешь? – Он перешел на язык роме и повысил голос: – Осирису ты не нужен, кал гиены, но я могу послать тебя в другое место! Туда, куда Осирис телят не гонял!

Колдун обмяк, щеки его обвисли, кожа посерела. Хватит убогих стращать, решил Семен; еще напорется на кинжал или помрет от инфаркта. Оттолкнув тяжелую тушу, он обратился лицом к толпе и обнял худенькие плечи дочери Хо. Видно, девочка поверила, что ничего плохого с ней не будет, и прижалась к нему точно перепуганный птенец.

– Осирис сказать: его власть над этой женщина. Только его, не твой и не твой! – Семен поочередно ткнул кинжалом в вождя и колдуна. – Осирис велеть отвести ее в свое святое место в Черной Земле. Осирис сам с ней разобраться! Мой слушать его зов, брать женщина с собой. – Он повернулся, бросил Ако: – Все, парень, дело закончено!.. Пора удочки сматывать! – и зашагал с площади. Дочь Хо бежала рядом с ним вприпрыжку.

Толпа перед ними расступилась и стала стремительно редеть. Похоже, в Шабахи жили люди благоразумные, решившие, что коль заноза удалена, так нечего бередить рану. Никто не пытался преследовать их, никто не преграждал дороги, и проводил их лишь тоскливый возглас Икеды:

– Сладкий мой! Радость мой сердце!

С внезапной яростью Семен обернулся, погрозил кинжалом и рявкнул:

– Заткнись, ублюдок! Прошла твоя любовь, завяли помидоры!

В молчании они перебрались через речку и холмистую гряду. Солнце уже поднялось на локоть над восточным горизонтом, свежий утренний ветер пролетал над степью, и в шелесте трав чудился Семену полузабытый мамин голос: не бросай ее, не бросай… пусть не родная, не сестра, не дочь, но все равно не бросай… Не брошу, пообещал он ей и коснулся ладонью волос девочки. Она подняла к нему милое личико, улыбнулась – сверкнули белые зубки, взметнулись веера ресниц.

– Скажи дочери Хо, что ей не надо бояться, – велел Семен кушиту. – Скажи, что я возьму ее с собой, и жить она будет в моем доме.

В каком?.. – мелькнула мысль. Дома у него не было, и не было иных богатств, кроме железной кувалды. Правда, имелся брат. Уже немало, подумалось Семену; дом – не стены с крышей, а близкие люди, это отец верно сказал!

Ако произнес несколько слов, девочка что-то прощебетала в ответ, и спутник Семена расхохотался.

– Она не боится, господин! Она говорит, что ты добрый! И еще говорит, что там, на площади, посмотрела разок на Икеду и разок на Каримбу. Если у нее и правда дурной глаз, оба к вечеру издохнут, как те быки. Вот так девчонка, клянусь Амоном! К такой и приблизиться страшно!

Однако он скалился и поглядывал на дочь Хо с явным интересом.

– А ты не приближайся, – сказал Семен, – и рук блудливых не тяни. Обломаю!

– Как можно, господин… Всякий знает, что свое, а что – хозяйское…

У реки, на крутом обрыве, что нависал над кораблем, их поджидали Инени и Сенмут. Хмурое лицо брата прояснилось, едва он заметил возвращавшихся, и теплое чувство, непривычное Семену, вдруг родилось в груди, заставив сердце биться чаще. Он не привык, чтобы о нем беспокоились – никто и не тревожился, уже много-много лет.

Инени жестом благодарности вскинул руки.

– Хвала Амону, вы вернулись! И даже с добычей! Знатной добычей! – Улыбнувшись, он осмотрел дочь Хо с ног до головы. – Это и есть та самая женщина, которая взглядом валит быков? О, мать Исида! Сколь велика глупость людская! Она ведь совсем ребенок!

Девочка, с любопытством глядя на жреца и Сенмута, прижалась к Семену. Он был порядком выше их, и она, несомненно, считала его главным вождем в этой компании.

– Ты приобрел хорошую служанку, брат, – вымолвил Сенмут. – Даже сейчас цена ей два дебена серебром, но я своих людей не продаю, да и ты, думаю, тоже. Пусть растет и верно служит… Девушки этого племени крепче и сильнее женщин роме. – Он повернулся к Инени: – Будь свидетелем, учитель! Мы, мой брат ваятель Сенмен и я, Сенмут, носящий звание Уста Владыки, принимаем эту девушку в свой дом.

Жрец погладил бритый череп.

– Почему «эту девушку»? Разве у нее нет имени? Согласно закону, должны быть поименованы обе стороны.

– Имени у нее и в самом деле нет, – сказал Семен. – Это не годится! Даже собака и кошка имеют имена.

– Не годится, – согласился брат. – Может быть, ты, наш мудрый учитель, назовешь ее и сделаешь ее ка[7] известным божествам Та-Кем? Дай ей красивое имя, ибо она приятна собой, и ей подойдут имена Неферт или Мерит.

Мечтательная улыбка вдруг скользнула по губам Инени, лицо его приняло отрешено-задумчивое выражение, будто жрец, остановив миг жизни, всматривался в минувшее, перебирал ушедшие годы и вспоминал о чем-то сказочном, волшебном и приятном. Рука его поднялась, коснулась темных локонов девочки, глаза блестнули.

– Когда я был молод… так же молод, как Пуэмра… я видел девушку, дочь правителя сепа Аменти… Она возлежала в носилках, и восемь слуг пронесли ее от дворца хаке-хесепа до речной пристани… Не знаю, что приключилось с этой девушкой в последующие годы; может быть, она умерла или лишилась своей красоты, родив многочисленное потомство, а может, по-прежнему прекрасна, хоть ей немало лет… Но я ее помню! Помню, как ее звали! И хочется мне думать, что красоте ее сопутствовали доброта и ум. – Погладив головку девочки, Инени возвысил голос: – Властью, данной мне Амоном, нарекаю тебя То-Мери! И пусть это имя будет с тобой при жизни и после смерти, в долине Хапи и в полях Иалу!